Гавриил Левинзон - Мы вернёмся на Землю
И вот тогда я вспомнил, как дружок коммерческого директора на пляже говорил о толстячке, который сначала, когда его били мячом, не плакал, а заплакал потом. Значит, коммерческий директор меня не первого лупил! Так почему же он говорил, что тот день был самым тяжёлым в его жизни, что он всю ночь после этого не спал? Притворялся!
Потом мои родители и Мила говорили, что я совершил нелепый поступок. Кто так поступает? Я не вернулся к коммерческому директору: повернулся и медленно пошёл в другую сторону.
Со мной такое бывает: вдруг человек, которого я считал хорошим, кажется мне уже совсем никудышным.
Однажды я подружился с Венькой Семёркиным из нашей школы. Я тогда учился в четвёртом «Б», а он — в четвёртом «В». Два дня мы с ним дружили, и я эти два дня после занятий до вечера у него торчал. Мне казалось, что он славный парень. Но на второй день, когда я от него возвращался домой, я вдруг подумал, что он гад, и больше уже к нему не ходил. Этот Венька в самом деле неважный человек: всё время он предлагал меняться. Мы ремнями поменялись, авторучками, но так уж получилось, что его авторучка не писала, а ремень был совсем старый. Если б у меня был старый ремень, я б его не стал кому-то всучивать. Разве это по-товарищески?
Я шёл по каким-то улочкам, сам не зная куда, и думал о том, что коммерческий директор посмеялся надо мной: притворялся, что переживает из-за того случая на пляже, послал меня, как дурака, бегать по улице, а расстояние никогда не отмерял. Всё время он надо мной потешался: и когда по боксу тренировал и два раза по лицу съездил, и когда хвалил мои мышцы на ногах. До чего же неприятно оставаться в дураках! Ну да ладно, пусть он меня ждёт. Долго будет ждать. Я вот сейчас пойду домой и расскажу Миле, какой он. Пусть он теперь попробует к нам заявиться.
Но скоро я понял, что только делаю вид, что тороплюсь обо всём рассказать, а на самом деле мне не очень-то хотелось это делать. Ну как я об этом скажу? Ведь это же была игра. И ещё вот что меня смущало: выходило, что когда я с ним тренировался по боксу, то он был хороший, и когда домой к нему пошёл, тоже был хороший, а теперь приду и скажу… Ну что я скажу?..
Я долго бродил по улицам. Я вспоминал, как рассказывал коммерческому директору про кошку и про то, как мы с Толиком Сергиенко выманили двадцать копеек у Славика Уточкина; как утешал его, когда он притворялся, что переживает. Ух ты чёрт! Кто-то рядом со мной засмеялся. Я поднял глаза и увидел парня ростом с меня. Руки он держал в карманах, а грудь выпячивал.
— Чего трясёшь головой? — спросил он.
Я не стал отвечать. А он всё рассматривал моё лицо и шевелил губами. Наверно, считал синяки.
— Где фонари подхватил?
И тут меня потянуло врать. Не мог же я ему сказать, что меня один человек так отделал.
— А! — сказал я и сделал вид, что мне это нипочём. — Ночью небольшая драка была. Их было трое.
— Всего?
— Ну, это сначала, — сказал я. — А потом ещё двое подбежали.
Мы стояли возле клуба швейников. В окне были выставлены разные картинки, и я рассматривал ту, на которой была нарисована тётенька в коричневом платье. Она рада была платью и улыбалась, как именинница. Потом я решил: раз мы молчим, то пойду-ка я дальше. Но только я шагнул, как этот чудной малый ухватил меня за рукав.
— Стой, — сказал он. — Сейчас киношку понесём. Потом бесплатно смотреть будем.
Он мне понравился. Видно было, что он бывалый. Он сказал, что его зовут Пазуха и что он учится в шестом классе, в семнадцатой школе. Мы с ним болтали, пока из подъезда клуба не вышел парень с тоненькими усиками. В одной руке парень нёс большую коробку, в другой — перевязанную шпагатом стопку банок, в каких киноленты держат. Пазуха, как только его увидал, сразу начал орать:
— Что, вышел, да? А мы не понесём!
Вот чудак! Только что меня остановил, чтоб нести, а теперь кричит — не понесём.
— А, вас уже двое, — сказал парень с усиками. — Ну как хотите. Не понесёте, так и не надо.
— Не уговаривай! — закричал Пазуха, хоть парень с усиками и не думал его уговаривать, а покуривал себе сигарету и посматривал на небо.
— Если б было про шпионов, — сказал Пазуха, — то мы бы понесли, а то ведь не про шпионов. Ведь врёшь, что про шпионов.
— Не веришь — не надо, — сказал парень. — Я тебе говорю, что про шпионов, а ты не веришь. Ну и не неси.
— И не понесу! — сказал Пазуха.
Парень не стал ему отвечать.
— Вот трепач! — сказал Пазуха. — Врёт ведь, что про шпионов. Ну да ладно, поверим.
Мне досталось нести коробку. Она была тяжёлая. Пазуха по дороге всё время орал на парня. Он его обзывал вруном, трепачом, свистуном, звонарём. Он два раза ставил стопку на тротуар и кричал, что всё — дальше не понесёт, потому что знает, что кино не про шпионов. Но потом он опять подхватывал стопку, и мы шли дальше.
Мы подошли к клубу строителей, и парень взял у меня коробку, а у Пазухи стопку и понёс их сам по лестнице. Пазуха смотрел ему вслед.
— Гришка, гад! — закричал он. — Опять надул, да? Ну, смотри у меня!
Гришка не обернулся.
— Подождём, — сказал Пазуха. — Может, и про шпионов.
Мы с полчаса погуляли, а потом пошли смотреть кино. Нас пропустили без билетов.
Кино оказалось не про шпионов. Мы с Пазухой переговаривались, смеялись. На нас шикали. Скоро нам всё это надоело, и мы вышли из зала. На улице Пазуха сказал:
— Может, послезавтра будет про шпионов. Приходи, понесём.
Он мне нравился: с ним было интересно.
— Знаешь что, — сказал я Пазухе, — переходи в нашу школу, или давай я перейду в вашу, и мы с тобой подружимся.
— Посмотрим, — сказал Пазуха. — Может, я с тобой и подружусь… Со мной многие хотят дружить.
Он бы мог этого не говорить. Я и так видел: парень он что надо.
— Деньги у тебя бывают? — спросил Пазуха.
— Полтинник! — сказал я.
— Каждый день?
Я кивнул, потому что вслух соврать не мог.
— Не жирно, — сказал Пазуха. — Это не фонтан.
— Пазуха, — сказал я, — я ещё стихи писать умею.
— Стихи писать?! — Пазуха вытаращился на меня.
Всем в классе нравится, что я пишу стихи, я думал и Пазухе понравится.
— Да ты, гад, знаешь, что делаешь?! — закричал Пазуха.
— Да в чём дело, Пазуха? — спросил я.
— Тебе что!.. — сказал Пазуха. — Ты написал и забыл, а другим учить придётся. Ну пусть бы двойку поставили. После уроков же оставляют!
Ну и разозлился же он!
— Я всех поэтов у себя в учебнике замазал и тебя видеть не хочу. — Он плюнул мне под ноги и ушёл.
И зачем я сказал, что пишу стихи?
У меня была бабушка. Она умерла, когда я учился в третьем классе.
Бабушка была любопытной, подслушивала чужие разговоры. Бывало, выйдет на балкон и слушает, о чём говорят у соседей.
Меня она совсем не стеснялась. Как-то я сказал бабушке, чтоб она не подслушивала, а бабушка нажаловалась маме, что я с ней грубо разговариваю.
И вот так получилось: я в тот вечер тоже подслушал чужой разговор.
Я вошёл в наше парадное и только стал подниматься по лестнице, как слышу:
— Вот это их квартира, пятая.
Пятая квартира — это же наша! Я стал прислушиваться.
Другой голос спросил:
— А какое мне время лучше всего выбрать? Когда она бывает дома?
— Не знаю, не знаю. — Я узнал голос. Это говорил студент Сергей. Его квартира этажом выше нашей.
— Не я же в неё влюблён, — сказал студент Сергей. — Это ты, влюблённый человек, сам должен выяснить; я тебя сейчас представлю его маме. Парень весь в двойках по арифметике — она у меня уже два раза спрашивала, когда ты придёшь.
— Потом, — ответил незнакомый голос. — Сейчас мне не хочется разговаривать с мамашей.
— Что, боязно, учитель танцев? — спросил Сергей. — Не трусь.
Они ещё что-то говорили, но плохо было слышно. Хлопнула дверь — они вошли в квартиру Сергея.
Я знал, что мама просила Сергея подыскать мне репетитора. Значит, человек, который разговаривал с Сергеем, будет со мной заниматься. Но почему Сергей говорил ему, чтобы он не трусил, и почему назвал его влюблённым? Сначала я этого не мог понять. Но когда поднялся на площадку, где наша квартира, за дверью раздался Милин голос. И вот тут мне стало всё понятно: человек, который разговаривал с Сергеем, влюблён в Милу — вот что! Я решил посмотреть на него. Спустился вниз и стал ходить возле парадного. Интересно, какой он? Всё, всё я понял. Вот только мне непонятно было, почему Сергей его назвал учителем танцев, он же со мной будет заниматься арифметикой.
Я долго ждал. Если б я знал, что из этого всего получится, я бы, конечно, не стал ждать. Я даже не успел как следует рассмотреть учителя танцев — не до того было: студент Сергей сразу же начал меня отчитывать.
— Вот он, — сказал Сергей, — этот двоечник. Это с ним ты будешь заниматься.
