Лидия Чарская - Юркин хуторок
— Будь покоен, папа, я тебе даю слово, что мы дальше опушки не пойдем и к ужину будем дома! — серьезным тоном, как взрослый, произнес Юрик.
— Ну, Юрка, смотри, — улыбнулся Волгин, — не давши слова, крепись, а давши — держись.
— Буду держаться, папочка, — весело вскричал Юрка и быстро скомандовал (Юрка всегда любил командовать): — Ну, стройся! Оборот налево, шагом марш!
И вся команда, состоящая из четверых мальчуганов, с босоногим Митькой во главе, зашагала к лесу.
* * *На опушке леса было хорошо и прохладно. Мальчики с наслаждением принялись прыгать и играть под тенью громадных елей и густолиственных берез. Митька ловил Бобку, Бобка улепетывал от Митьки, поминутно радостно взвизгивая. Юрка и Сережа влезали на деревья и оттуда любовались видом старого княжеского дома, который находился в версте от опушки и казался огненным в вечернем освещении заходящего солнца.
Но Бобка был еще слишком мал, чтобы находить прелесть в красоте природы, а Митька был слишком глуп для этого, и потому они продолжали бегать и возиться на опушке. И вдруг, догоняя Митьку, Бобка увидел прелестный беленький цветочек, росший в стороне от опушки.
В одну минуту мальчик был подле цветка и сорвал его. Но тут на пути Бобке показался другой цветочек, еще лучше прежнего, и Бобка во всю прыть бросился к нему; за ним помчался Митька, сверкая своими грязными пятками.
— Борис! — крикнул Юрик, взгромоздившийся было на высокую ель. — Не смей убегать от опушки! Или ты забыл, что сказал папа?
Бобка вовсе и не думал забывать того, что говорил папа, но белые цветочки были слишком заманчивы, чтобы он мог удержаться от соблазна их сорвать и составить из них хорошенький букетик, и к тому же с ним был Митька, а с Митькой Бобка ничуть не боялся заблудиться.
Перебегая от цветка к цветку, оба мальчика незаметно углубились в чащу леса и наконец очутились среди высоких исполинов-елей, протягивающих к ним свои мохнатые ветки.
— Мы не заблудимся, Митька? — тревожно обратился Бобка к своему новому приятелю.
— Во! Што мне, впервые, што ли? Я весь этот лес вдоль и поперек знаю! — хвастливо проговорил Митька. — Вот только разве, когда «он» загудит, тогда уж больно страшно!
— Кто «он»? — спросил шепотом Бобка, и глаза у него расширились и стали круглыми от страха.
— Да «он» — леший. Во страху-то бывает, как он гудеть зачнет на весь лес!
— А папа и Лидочка говорят, что леших не бывает на свете, — произнес храбро Бобка.
— Во! — по своему обыкновению произнес Митька. — И русалок, скажешь, не бывает, и домового?
— Нет, не бывает. И папа, и Лидочка говорят, что не бывает.
— Глупы, оттого и говорят. А кто, как не «он», в лесу гудит? А иной раз наши бабы за хворостом пойдут в лес зимою, а «он»: гу-гу-гу-гу — так и зайдется.
— Так это ветер, — нерешительно произнес Бобка, невольно поддаваясь уверенному тону Митьки.
— Во, ветер! Сам-то ты ветер! Такой большой вырос, а про лешего не знаешь. И чему только эти господа детей своих учат! — и Митька, возмущенный невежеством барчонка, даже сплюнул в сторону.
— Глупости ты говоришь! Никаких леших нет! Врешь ты все! — с дрожью в голосе произнес Бобка.
— Ан есть!
— Нет! Нет! Нет!
— Есть! Есть! Есть!
— Ну, коли есть, так я с тобой и разговаривать не стану! — рассердился Бобка.
— Эва, напугал! А я тебя одного в лесу кину, коли што. Тебя и съест леший.
— Не смеешь! — вскричал Бобка, и даже слезы навернулись на его синие глазки.
— Не смею? Я-то? А вот увидишь!
И прежде чем Бобка мог произнести хотя одно слово, Митька со всех ног кинулся бежать от него, и через минуту-другую его маленькая фигурка исчезла в чаще деревьев.
— Митька! Митька! Гадкий! Злой! Противный! — кричал Бобка. — Вернись! Я папе пожалуюсь. Тебе достанется, Митька!
Но Митьки и след простыл. Тогда, испуганный своим одиночеством в лесу, Бобка стал звать братьев плаксивым голосом:
— Юрик! Сережа! Сережа! Подите сюда!
Но — увы! — никто не откликался. Должно быть, мальчик, незаметно переходя от цветка к цветку, слишком далеко отошел от опушки.
Солнце между тем уже село. Его прощальные лучи потухли за верхушками мохнатых елей. Легкий, прохладный ветерок подул с севера. В лесу стало холоднее и темнее.
Бобка начал трусить. Он пошел наугад по вьющейся тропинке; потом сперва повернул налево, затем направо и зашел, наконец, в такую чащу, из которой, казалось, никуда нельзя было выбраться. Тут Бобка бросился на траву и горько заплакал.
* * *Долго лежал и плакал Бобка на зеленом мху. Ему было и жутко, и холодно, и хотелось кушать. Ему вспомнились те вкусные вещи, которые няня заказывала кухарке Матрене к сегодняшнему вечеру. Особенно ярко представлялась та вкусная булка, которую испекла сегодня Матрена и которую подадут к чаю. Булка так живо представлялась его воображению, что Бобку неудержимо потянуло домой, за чайный стол. Он утер слезы, вскочил с травы и пошел назад, с трудом отыскивая в траве следы своих крошечных ножонок.
— Гадкий Митька! — ворчал сердито мальчик. — Если б не он, я бы не заблудился… И что подумают папа, Лидочка, Юрка, особенно Юрка, который поручился за нас папе! И потом, как найдет он, Бобка, дорогу домой? А в лесу вечером, должно быть, жутко! Может быть, даже волки бродят и… и… леший! Митька говорит, что лешие существуют. Правда, папа и Лидочка умнее Митьки, но, может быть, папа, боясь испугать его, Бобку, говорит, что нет леших, а Лидочка — слепая, если и встретит лешего, то все равно не увидит его.
А он есть… должен быть. Он берет непослушных детей и ест их. Митька же говорит, что ест…
— Гу-гу-гу! — пронеслось в эту минуту по лесу.
— Ай-ай-ай! — закричал не своим голосом Бобка и даже от страха присел на землю.
— Гу-гу-гу! — снова загудело кругом.
Это зашумел неожиданно поднявшийся ветер.
Бобке стало еще страшнее и неприятнее от этого заунывного гуденья. Он почти бегом побежал по тропинке и вдруг разом остановился, пораженный неожиданностью. Где-то близко, совсем близко от него, послышалось пение, похожее на звон серебряного колокольчика. Прелестный мелодичный голосок, выходивший из лесной чащи, пел:
Я эльфа лесная,Я чащи дитя,Веселая Мая,Малюточка я!
— Кто это? — громко крикнул испуганный Бобка и так и впился в кусты своими испуганными глазенками.
В то же мгновение пение прекратилось, и знакомая уже нам Мая — обитательница лесного домика — вынырнула из чащи.
В прелестной смеющейся черноглазой девочке не было ничего страшного, и Бобка отважно зашагал ей навстречу.
— Кто ты? — спросила в свою очередь девочка изумленного мальчугана.
— Я — Бобка! — отвечал тот.
— Ха-ха-ха! — расхохоталась своим звонким смехом Мая. — Или ты думаешь, что лесная фея знает, кто такой Бобка?
— Разве ты фея?
— Конечно! Раз ты меня встретил в лесу — значит, я лесная фея.
— А я думал, что ты просто заблудившаяся девочка, — проговорил Бобка. — Но раз ты фея, то ты все можешь сделать. Видишь ли, я потерял дорогу к опушке…
— Разве ты заблудился?
— Да. Я пошел с Митькой… но ты не знаешь Митьки — Аксиньиного приемыша… так вот, я с ним, с Сережей и Юркой пошел в лес и…
— Довольно! — прервала его странная девочка, — ты и твои братья пошли в лес… А слепая Лидочка осталась дома с нянюшкой… Юрик и Сережа влезли на дерево, а ты с Митькой убежал рвать цветы, потом ты поссорился с Митькой. Он говорил, что леший существует, а ты спорил, что нет. Митька разозлился и убежал, бросив тебя одного…
— Ай-ай ай! Как ты все это знаешь? Или ты в самом деле фея?
— А ты думал — нет? Я еще больше знаю. Завтра вы все пойдете осматривать княжеский дом с вашим папой, правда?
— Правда! — произнес все более и более изумлявшийся Бобка.
— Вот видишь! — торжествуя, проговорила девочка. — Я все знаю, потому что я — фея! А хочешь увидеть меня там?
— Хочу!
— Но только, чур, никому об этом ни слова! Я хочу показаться лишь одному тебе. Твои братья — большие, шумливые мальчики, а лесные феи не любят шума. И я не люблю шалунов. Ты мне нравишься, и я охотно поиграла бы с тобою, но в лесу уже начинает смеркаться. Слышишь детские голоса? Это ищут тебя твои братья! Смотри, ни слова не говори о том, что ты меня видел. А то я рассержусь, а феи становятся опасными, когда сердятся. Завтра ты войди один, непременно один, слышишь? — в портретную, что находится в мезонине княжеского дома, и там ты увидишь не меня, а мой портрет или картину, на которой я буду изображена. Понял?
— А разве с фей рисуют портреты? — недоумевающе спросил Бобка.
— Значит, рисуют… Много будешь знать — скоро состаришься! — сердито оборвала мальчугана строгая фея. — Ну, прощай же, и никому ни слова о нашей встрече. Слышишь? — тебя зовут. — И она снова исчезла в чаще ельника.
