Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства

САНДАЛИИ

Из города мать привезла Карысю новые сандалии. Были они жёлтые, с блестящей металлической пряжкой и дырочками на носках. Ничего подобного раньше Карысь не видел. Даже пахли они как-то по-особенному: сладко и душно. Карысь поставил сандалии на пол и долго не решался сунуть в них ноги, а когда уже совсем было решился, его строго окликнула мать:

— Вначале надо ноги мыть, а потом сандалии надевать.

Карысь вздохнул и безропотно пошёл за тазиком.

На улице ярко светило солнце, петух расхаживал по палисаднику, а куры одним глазом смотрели на него и купались в пыли.

Карысь поставил таз на землю возле высокой бочки с водой, принёс скамеечку и, забравшись на неё, зачерпнул ковшом. Ковш был большой, тяжёлый, и Карысю пришлось из бочки доставать его двумя руками. Вода весело и радужно ударилась в тазик, во все стороны полетели брызги, вспыхивая и погасая на солнце. Петух недовольно квохнул и покосился на Карыся красноватым глазом.

Карысь сел на скамеечку и опустил ноги в тёплую воду. Было так тихо и хорошо на улице. Карысь думал, что если ноги долго-долго держать в воде, то они и сами вымоются, и мыла никакого не надо. Но вот он уже сколько времени просидел, а вода была чистой, а ноги грязные, особенно на щиколотках.

Карысь потёр ногу об ногу, потом наклонился и одним пальцем стал шаркать по щиколоткам. В это время из-за бочки вышел маленький рыжий щенок. Он приветливо вильнул хвостом, потянулся, припадая к земле на передних лапах и зевая, отчего видно было, какие у него тонкие и острые зубы и розово-красный язык.

— Верный, — обрадовался Карысь, — ах ты, Верный.

Он взял щенка и посадил его к себе на колени. Щенок был тёплый и лёгкий, от него пахло овчиной. Карысь погладил его, почесал за ухом и отпустил на землю.

Потом Карысь, вытянув ноги над тазиком, смотрел, как редко падают с них капли и как быстро высыхают они под солнцем. Сандалии были в самую пору. Мягкие, важные, они как-то легко и быстро устроились на ногах, пальцы твёрдо упёрлись в носки, и Карысю сразу же захотелось куда-то бежать в этих сандалиях, придавших ему неожиданную уверенность и смелость.

— Ма-а, я погулять? — вопросительно сказал он.

— Хорошо. Только далеко не уходи.

— Не-е...

— Сандалии не жмут?

— Нет.

— Ну беги.

Карысь вылетел на улицу, восхищённо косясь на новые сандалии, и на секунду задумался, решая, кому первому показать их. Но так и не успев ничего решить, он вдруг сорвался с места и быстро затопал под горку, к речке, откуда доносились смутные ребячьи голоса. А здесь, на речке, он совсем забыл про сандалии, потому что все ребята были в воде и там происходило что-то ужасно интересное: стоял визг, взлетали брызги и лишь на мгновение ясно промелькнула рыжая Витькина голова. Карысь, торопясь и путаясь, сорвал рубашку, не расстёгивая пряжек, наступая на носки, снял сандалии и уже почти на бегу, приплясывая на одной ноге, выскочил из штанишек. И с криком, захлёбываясь восторгом, речным воздухом и солнцем, бросился в самую гущу ребятни. И сразу же его опрокинули, целые потоки воды обрушились на него, забили рот, уши, нос, и он сам, отбиваясь, вспенивая реку руками и ногами, уже хлестал по ком-то упругими струями, так легко и сладко срывающимися с раскрытой ладони.

— Новенький голит! — раздался чей-то вопль, и тут же Карысь остался один, не сразу сообразив, что новенький — это он. И началась игра, в которой особенно ценились смелые обманчивые нырки и умение плавать в особых положениях. Карысь нацелился и кинулся за Витькой, потому что догнать его считалось особенно почётным. Но Витька, вот он только что был — и нет его. Карысь останавливается, растерянно смотрит на пустую воду перед собой, а потом слышит Витькин крик у себя за спиной. Он бросается туда, на голос, и совсем случайно натыкается на Ваську. Всё! Теперь голит Васька и срочно надо удирать.

Потом они лежали на песке, обжигаясь его прогретым жаром, и Витька вдруг предложил:

— Айда зорить гнёзда?

— На базу? — спросил его кто-то.

— Не, — мотнул головой Витька, — сорочьи.

Сорочьи, это, значит, в лес.

— Айда! — обрадовался Васька. — Я в прошлый раз двенадцать штук назорил. Во!

— Во! — передразнил Витька. — Это когда было? А теперь там давно сорочата сидят.

— А Карыся мать заругает, если он пойдёт, и нам достанется, — неожиданно сказал Васька, натягивая штаны.

— И вовсе нет. — Карысь нахмурился, враждебно глядя на Ваську. — Она меня хоть куда пускает.

— Да, пускает, а в прошлый раз?

На это Карысь не стал отвечать и лишь подумал, что Васька на их лодке ни в жизнь не покатается...

И тут же все заспешили, в штанишки ещё кое-кто вскочил на месте, а рубашки надевали уже на ходу. Теперь вся штука заключалась в том, чтобы первому увидеть гнездо, первому забраться на дерево и первому запустить руку в сорочий домик. Карысь в подобной операции участвовал впервые и смутно беспокоился о том, как он будет забираться на дерево. Первым увидеть гнездо он был не прочь, даже очень желал этого, но вот на дерево... лучше бы посмотреть как полезет на дерево Васька.

И первым гнездо увидел Карысь. Оно было так близко, такое огромное, из сухих чёрных веточек, ловко пристроенных в развилке между большим сучком и стволом широкой берёзы. Берёза стояла одиноко, в густых зарослях тальника, и, может быть, потому никто из ребят, не видел её: все смотрели на дальние колки, где гнёзд всегда было море.

— Я первый, я первый! — закричал, запрыгал Карысь, показывая пальцем на берёзу. — Никто не видел, а я увидел. Я первый.

— Ладно, ты первый, — не сразу согласился Витька, — лезь на берёзу.

— Зорить? — тихо спросил Карысь.

— А то. Давай, мы долго ждать не будем.

Карысь помялся и косолапо как-то пошёл к берёзе. Он обошёл её несколько раз вокруг, погладил ладошками и... полез.

До первого сучка оставалось руку протянуть, и тут нога в сандалии соскользнула, а Карысь медленно съехал вниз.

— Сними башмаки, — посоветовал Витька.

Карысь послушался и обрадовано почувствовал, что босиком карабкаться по берёзе легче. Вот уже и первый сучок, а дальше и совсем просто — подтянуться, поставить ноги, ещё раз подтянуться — и вот уже можно зорить. Но Карысь сначала посмотрел вниз. Ребята кружком сидели вокруг берёзы и, задрав головы, смотрели на него. Общее внимание ребят было приятно Карысю, и он ещё посмотрел вокруг. Он увидел луг, пыльную дорогу, свою деревню у озера и само озеро в жёлтых камышах. Он хорошенько поискал глазами и вскоре разглядел свой дом под красной жестью. И тут же Карысь почему-то вспомнил мать, вспомнил отца, и ему захотелось домой. Но он сразу забыл про это, потому что из-за утёса вывернулся небольшой катерок и, дымя во всю силу, пошёл против течения, и минуло много времени, пока из-за утеса показалась баржа с лесом. Брёвна отсюда казались маленькими, аккуратными и почему-то жёлтыми...

— Эй, Карысь, ты что, уснул там? — громко и нетерпеливо крикнул Витька.

Карысь вздохнул и запустил руку в гнездо. Там было пусто. Он нащупал мягкий пух на дне, гладкие стенки внутри, засохший птичий помёт, но сорочат там не было. И хотя Карысю очень хотелось принести домой маленького сорочонка, а потом смотреть, как он будет делаться большим и начнёт летать, широко разевая клюв от страха, Карысь обрадовался.

— Пусто, — закричал он, продолжая шарить в гнезде,— пух есть, а больше никого нет.

— Ну и разиня, — почему-то рассердился Витька, — пошли, робя, а он пусть там сидит. Так ему и надо.

Все поднялись и пошли дальше. На Карыся никто не посмотрел, и вдруг чего-то напугавшись, Карысь заспешил, юзом скатился с дерева и бегом кинулся догонять ребят.

Однако все гнёзда были пустые, и лишь однажды они нашли сухие скорлупки от сорочьего яйца.

Домой возвращались поздно и быстро, обиженные неудачей и зазря пропавшим днём. Все дулись на Карыся, словно он был во всём виноват. Тогда Карысь отстал и нарочно пошёл один, вспоминая, как шли они с Васькой в лес и как ловко удрали от деда Плехеева...

Дома мать крутила сепаратор. Тонкой струйкой бежали в пол-литровую баночку сливки, машина уютно гудела, в дырочку для машинного масла капало' молоко. Карысь сунул туда палец и облизал. Мать заругалась. Тогда Карысь вымыл ноги, попил молока с булочкой и потихоньку лёг спать. Он уже начал плыть по какому-то неведомому пространству, быстро и неумело гребя руками, и впереди ослепительно сияло солнце, похожее на сорочье яйцо, когда мать вдруг затормошила его и строго спросила:

— А где твои сандалии?

Вначале Карысь улыбнулся и хотел сказать, что они стоят перед кроватью, там, где всегда стояли его ботинки, но потом вспомнил, что из леса домой шёл босиком, и ему тут же захотелось крепко уснуть.