Мишель Пейвер - Клятвопреступник
Под кромкой алтаря Торак нашел то, что искал Тиацци: небольшое углубление, выдолбленное в породе Утеса. Внутри было пусто.
— Он нашел то, что искал, — сказал Торак.
Никто из них не стал вслух высказывать свои опасения. Но среди рябин на склоне Торак обнаружил подтверждение своей догадке: обрывки небольшого мешочка из шкуры тюленя. На иссохшем лоскутке кожи до сих пор был заметен слабый отпечаток чего-то твердого, размером с дикую сливу, чего-то, что прежде покоилось внутри.
У Торака кровь застучала в ушах. Голос Ренн доносился до него как будто издалека:
— Он нашел его, Торак. Тиацци заполучил огненный опал.
* * *— Никому не говорите, — предостерег их Фин-Кединн. — Ни о том, что он был убит, ни о том, кто сделал это и почему.
Торак сразу согласился, но Ренн пришла в ужас:
— Даже его отцу?
— Никому, — повторил вождь племени Ворона.
Они присели на корточки у ручья на южной оконечности залива, глиной намазывая на лицах друг друга траурные метки. Рев водопада заглушал их голоса. Можно было говорить, не боясь, что их услышат женщины племени Тюленя, которые готовили погребальную трапезу ниже по течению, или мужчины, готовящие лодку Бейла к Смертному Странствию. В племени Тюленя работали молча, чтобы не оскорбить души погибшего юноши. Тораку показалось, что они занимаются этим как будто во сне.
Весь день они работали, а он помогал им. И вот уже опускались сумерки, и каждое убежище, каждая лодка, каждая жердь с треской были передвинуты в этот конец залива, наиболее удаленный от Утеса. На севере осталось только убежище, где Бейл жил со своим отцом. Его сверху донизу обмазали тюленьим жиром и подожгли. Торак видел: этот огонь красным глазом смотрел на него из опускавшейся тьмы.
— Но это неправильно, — запротестовала Ренн.
— Это необходимо. — Дядя перехватил ее взгляд и поспешил возразить ей.
— Подумай, Ренн. Если его отец узнает, он захочет отомстить.
— Да, и что с того? — резко спросила она.
— Он не будет один, — ответил Фин-Кединн. — Все племя захочет отомстить за своего сородича.
— И что с того? — по-прежнему упрямилась Ренн.
— Я знаю Тиацци, — сказал Фин-Кединн. — Он не станет прятаться на островах, он вернется в Лес, где его сила наиболее велика. И самый короткий путь лежит через торговое место на берегу…
— И если племя Тюленя пойдет за ним, — вступил Торак, — он столкнет их с другими племенами, а сам улизнет.
Вождь племени Ворона кивнул:
— Вот поэтому мы ничего им не скажем. Племена Моря и племена Леса всегда не слишком ладили друг с другом. Тиацци воспользуется этим. В этом его сила — он пробуждает в людях ненависть. Обещайте мне оба не говорить никому.
— Обещаю, — сказал Торак.
Он не хотел, чтобы племя Тюленя отправилось за Тиацци. Это должна быть только его месть.
Неохотно Ренн дала слово.
— Но его отец непременно узнает, — сказала она. — Наверняка он видел все, что видели мы… кровь под ногтями.
— Нет, — сказал Фин-Кединн. — Я позаботился об этом.
С серыми полосами поперек лба и на щеках он выглядел отстраненным и грозным.
— Идем, — сказал он, поднимаясь. — Пора нам присоединиться к остальным.
На берегу люди племени Тюленя выставили круг факелов из водорослей, их огни рыжими отблесками метались на фоне темно-синего неба. Внутри круга положили Бейла в его лодке. Густой черный дым разъедал Тораку глаза, и он вдыхал смрадный запах горящего тюленьего жира. Он почувствовал, как траурные метки, подсыхая, стягивают кожу.
«Обряд погребения Бейла, — подумал он. — Не может быть».
Сперва отец Бейла выступил к лодке и заботливо прикрыл тело сына своим спальным мешком. Пожиратели Душ отняли у него обоих сыновей, и его лицо было отрешенным, словно он сейчас находился где-то в другом месте. «Словно на дне Моря», — подумал Торак.
После отца Бейла члены племени по очереди оставляли подношения для Смертного Странствия. Асриф положил плошку с едой, Детлан — несколько рыболовных крючков, а его маленькая сестра, которой очень нравился Бейл, изо всех сил старалась сдержать слезы, когда клала маленький каменный светильник. Другие положили одежду, сушеное мясо кита или трески, сети для охоты на тюленя, копья, веревку. Фин-Кединн положил гарпун, а Ренн — три свои лучшие стрелы. Торак отдал свой амулет из челюсти щуки, для удачи в охоте.
Отступив в сторону, он наблюдал, как мужчины подняли лодку на плечи и отнесли ее к мелководью. Затем они примотали два тяжелых камня на нос и корму лодки, а отец Бейла сел в свою лодку и потянул своего сына в открытое Море.
Остальные устало пошли в стоянку, где им предстояла молчаливая трапеза, но Торак остался и смотрел им вслед, пока две лодки не превратились в точки. Когда их не будет видно с берега, отец Бейла вытащит свое копье и прорежет погребальную лодку, отправив своего сына к Матери-Морю. Рыбы съедят плоть Бейла, как при жизни он ел их плоть, а потом его укрытие обратится в пепел, ветер развеет его, и Бейл исчезнет без следа, словно рябь на глади Моря.
«Но он вернется, — подумал Торак. — Он родился здесь, здесь был его дом. Ему будет одиноко в Море».
Фин-Кединн позвал его:
— Торак, идем. Ты должен присоединиться к трапезе.
— Я не могу, — сказал юноша, не оборачиваясь.
— Ты должен.
— Я не могу! Я должен найти Тиацци.
— Торак, уже стемнело. — Ренн присоединилась к дяде. — И ночь безлунная, ты не можешь уйти сейчас. Мы отправимся в путь с утра.
— Ты должен почтить память своего сородича, — строго сказал Фин-Кединн.
Торак повернулся к нему:
— Моего сородича? Ведь так мы теперь будем его называть, да? Моим сородичем. Юношей из племени Тюленя. Пять долгих лет, пока не забудем его имя.
— Мы никогда не забудем, — сказал Фин-Кединн. — Но так будет правильно. Ты знаешь это.
— Бейл, — произнес Торак отчетливо. — Так его звали. Бейл.
Ренн ахнула.
Фин-Кединн пристально посмотрел на него.
— Бейл. — Повторил Торак. — Бейл. Бейл. Бейл!
Протиснувшись между ними, он побежал вдоль кромки залива и остановился лишь, добежав до тлевших останков убежища Бейла.
— Бейл! — прокричал он холодному Морю.
Если это могло призвать жаждавший мести дух Бейла, чтобы преследовать его, пусть будет так. Это была его вина, что Бейл сейчас лежал на дне Моря. Если бы он не затеял ту ссору, Бейл не оказался бы на Утесе один. Они бы встретили Повелителя Дубов вместе, и Бейл остался бы жив.
Это его вина.
— Торак! — Ренн стояла по другую сторону от огня так, что ее бледное лицо озаряли отблески пламени. — Перестань звать его! Ты призовешь его дух!
— И пусть! — бросил он в ответ. — Я это заслужил!
— Ты не убивал его, Торак.
— Но это была моя вина! Как мне жить с этим?
У нее не было ответа.
— Фин-Кединн прав! — крикнул он. — Племя Тюленя не должно мстить за Бейла, это должен сделать я!
— Перестань звать его…
— Я отомщу за него! — крикнул он. Вытащив свой нож и рожок с целебными травами, он поднял их к небу. — Я клянусь тебе, Бейл. Я клянусь тебе этим ножом и рожком и всеми своими тремя душами — я найду Повелителя Дубов и убью его. Я отомщу за тебя!
Глава четвертая
Волк стоял среди Белого Мягкого Холода у подножия Горы и смотрел на Темную Шерсть.
Она была за много прыжков от него и смотрела вниз. Он уловил ее запах, услышал, как ветер обвевает ее прекрасный черный мех. Он замахал хвостом и заскулил.
Темная Шерсть взмахнула хвостом и проскулила в ответ. Но это Гора Громовника. Волк не может подняться на нее, а она не может спуститься к нему. Он скучал по ней, даже когда охотился с Большим Бесхвостым и Сестрой или играл в «придуши лемминга», в особенности потому, что Темная Шерсть делала это очень умело. Из всех волков стаи Горы Волк скучал по ней сильнее всего. Они были одним дыханием, одной костью и плотью. Он чувствовал это кончиком каждой своей шерстинки.
Темная Шерсть переступала передними лапами и пролаяла: «Идем! Добрая охота, сильная стая!»
Хвост Волка безвольно повис.
Ее лай стал нетерпеливым.
«Я не могу!» — ответил он ей.
Широкими прыжками она помчалась к нему с Горы. По пути вниз от ее лап во все стороны пушинками разлетался Белый Мягкий Холод, и сердце Волка летело вместе с ними. Он радостно поскакал ей навстречу, бежал так быстро, что…
Волк проснулся.
Он выпал из той жизни, в которой всегда оказывался во время сна; в другой жизни он лежал на краю Большого Мокрого. В одиночестве. Он скучал по Темной Шерсти. Скучал по Большому Бесхвостому и по Сестре. Даже по воронам скучал, самую малость. Почему Большой Бесхвостый оставил его и ушел на плавающих шкурах?
