Галина Ширяева - Человек Иван Чижиков, или Повесть о девочке из легенды
Она захлопнула чемоданище, потащила его к двери в соседнюю комнату, норовя по дороге пихнуть Дину локтем в живот. Когда ей не удалось это сделать, она пообещала:
- Я и тебе из твоего розового платья сарафан сделаю. Летом в Брыковке жарко.
- Вот дуреха! - всплеснула руками женщина.
- А я, может, еще раздумаю насчет Брыковки, - небрежно проронила Дина.
- Выкуси! - злорадно сказала Лелька, поставила чемоданище на стол, достала из кармана два розовых картонных билета и повертела их перед носом у Дины. - Выкуси! Вот они! Плацкарты! На пятницу!
- Что же ты наделала, Лелька! - воскликнула Дина с таким огорчением, что Лелька изумленно раскрыла рот, выпустила из рук крышку чемодана, и крышка прихлопнула ей пальцы.
- А что?..
Дина махнула рукой - теперь все пропало! Как будто бы она не хотела ехать в Брыковку потому, что ей там не нравится! Ей Брыковка до смерти нравится! Просто это несправедливо: она будет прохлаждаться в Брыковке, а Андрей пойдет работать на все лето на упаковку!.. Если бы эта упаковка ему нравилась! А то он ее терпеть не может! Неужели же людям непонятно: на упаковке работают одни девчонки, и он там будет один-единственный. Да он там совсем застесняется! Да разве можно Андрея к девчонкам на упаковку!..
- А что же теперь делать? - спросила Лелька растерянно. - Может, их еще можно сдать, билеты-то?
Она виновато моргала глазами и даже на прихлопнутые пальцы не обращала внимания.
- Сама теперь все расхлебывай, - добила ее Дина и пошла к двери.
Лелька бросилась следом за ней на крыльцо, во двор, на улицу.
- Я расхлебаю!.. Я его в кассу сдам! Ей-богу!.. А ты мой огурец видела? Бабушка из Брыковки прислала. Это я ее научила. Хочешь, и тебя научу! Давай разобьем бутылку, съедим, а?
Она шла позади Дины, не отставая ни на шаг. Это была первая победа, одержанная Диной в битве из-за Брыковки! Дина украдкой оглянулась на Лельку. Лелька шла за ней и отставать не собиралась.
"Идешь? Ну ладно, иди! - злорадно подумала Дина. - Сейчас заведу тебя куда-нибудь... в тридевятое царство".
Тридевятое царство подвернулось тут же. Оно начиналось там, где, уткнувшись в Соколиную гору, кончалась Динина улица.
Гора возвышалась над городом большой круглой шапкой. Это она дала городу имя - Желтая гора, если перевести это имя с татарского.
По знакомой тропинке, мимо мусульманского кладбища с рядком поржавевших полумесяцев над могильными холмами, Дина вышла к оврагу.
Вот он, старый знакомый! Протянулся глубокой извилистой трещиной почти от самой вершины горы, мимо нефтяных вышек, туда, где кирпичный завод вгрызался в подножие горы, откусывая от нее огромные ломти желтой глины, и уходил дальше, к Волге.
Стоп! Что-то увидела Дина там, на дне оврага.
Там, внизу, на берегу ручья, стояла группа мальчишек, человек пять-шесть.
Они стояли неподвижно и смотрели на своего товарища, постарше. А тот держал что-то в руках и собирался делать что-то.
Дина отыскала тропку, крутыми ступеньками уходящую в овраг, и стала спускаться вниз, забыв и про Лельку, и про тридевятое царство и пытаясь разглядеть или догадаться, что же это мальчишка держит в руках и что он собирается делать. И, лишь пройдя больше половины крутой глинистой лестницы, она поняла: мальчишка хочет утопить в ручье маленького белого щенка. Он взял щенка за заднюю лапу и, закрутив над головой, швырнул в середину ручья.
Щенок, торопливо работая лапами, поплыл к берегу, не к противоположному, где ему, может быть, удалось бы спастись, а к тому, где стоял хозяин - мальчишка. Тогда тот стал швырять в щенка комья глины.
У Дины затряслись руки, она крикнула ослабевшим от волнения и жалости голосом:
- Постой! Не надо!
Он не услышал и продолжал швырять в щенка комья. Тогда Дина вихрем ринулась на мальчишку. Он несильно двинул плечом, и она по колени бухнулась в мутную воду ручья.
Пока Дина вылавливала из воды щенка, мальчишка, наблюдая за ней, дружелюбно говорил:
- Да не лови! Он же блудит. Куда ж его теперь?
Дина выпрямилась и, размахнувшись, плеснула целую пригоршню грязной воды мальчишке в лицо.
А на помощь к Дине спешила на всех парах Лелька. Взрывая полуботинками мягкую сырую глину, она не сбежала, а слетела в овраг, на ходу захватила в горсть глины и швырнула ее мальчишке в голову. Еще! Еще! Так! Правильно! Еще, Лелька! Давай! Давай! Ур-р-ра!
Потом они обе удрали, выбравшись на противоположный берег ручья, и еще успели пошвырять в мальчишку и его приятелей глиняными комьями, пока они, злые, бегали вдоль другого берега.
- Ну? И что теперь с ним делать будем? - растерянно спросила Дина, когда они выбрались из оврага, и погладила прижавшегося к ней мокрого, дрожавшего щенка.
- Давай сюда, - сказала Лелька. - Я его укутаю.
Она спрятала щенка на груди, прикрыла его полами своего жакетика. Щенок сейчас же высунул мокрую лохматую голову и лизнул Лельку в нос.
- Куда ж я тебя дену? - сердито спросила его Лелька. - Меня же мама вместе с тобой выгонит!
- Давай его мне. Пристрою куда-нибудь.
- Ну да! - сказала Лелька. - Мой.
Щенок снова лизнул ее в нос. Тогда Лелька совсем расстроилась и пообещала ему:
- Ладно! Я его фамилию узнаю. Живодер!
Она пошла по тропинке, прижимая к груди щенка.
- Он блудит! - крикнула ей вдогонку Дина. - Наверно, он по кастрюлям шарит!
Лелька остановилась, внимательно посмотрела на белую щенячью морду, высовывавшуюся из-под жакетика, и обругала щенка:
- Урод!
- Лелечка! - крикнула Дина. - Подожди!
- Кого? - не оборачиваясь, осведомилась Лелька.
- Меня. У меня в босоножках глины полно!
- Вытряхни, - сказала Лелька и прибавила шагу.
- Лелечка! Ты меня прости! Я поеду!
Лелька остановилась и, не оборачиваясь, снова осведомилась серьезно:
- Куда?
- В Брыковку!
Лелька расплылась в улыбке и прижалась щекой к щенячьему носу.
* * *Выстиранное белье на чердаке просохло только к вечеру - как раз к тому времени, когда надо было уже отправляться на вокзал встречать тетю Леру.
- Иди! Встречай! А я гладить буду. Нельзя же приводить ее сюда! Все содрано: и гардины, и скатерти. Только вы не привозите ее на такси, а то я не успею, - чуть не плача, сказала Дина Андрею. Матери дома не было, она должна была приехать на вокзал прямо с работы.
- А мы покатаем ее по городу, - пообещал Андрей, уходя.
Пока нагревался утюг, Дина привела в порядок стопку книг на этажерке - разворошила их сегодня утром, когда искала портрет.
Здесь, на этажерке между книг, Андрей прятал толстую голубую тетрадь. На первые страницы Андрей выписал доказательства теорем, но Дина давно разгадала тайну этих теорем - это была маскировка: на следующих страницах были Андрейкины стихи. Дина тайком выписывала эти стихи для себя, в другую тетрадь, и заучивала их наизусть. Эх, если бы из Андрея получился поэт! Но из него с таким же успехом мог выйти и математик: он был лучшим математиком в классе, и теоремы он любил, пожалуй, ничуть не меньше стихов. И столяр из него тоже мог выйти превосходный: письменный стол, который он смастерил в прошлом году, стоял в учительской на самом видном месте...
Потом Дине на глаза попалась лежащая тут же, на этажерке, старенькая, зачитанная до дыр детская книжка - они с Андреем читали ее давным-давно. На обложке был нарисован зеленый крокодил, держащий в зубастой пасти яркое солнце. Дина улыбнулась, перелистала книжку, даже прочитала несколько страниц, а потом засунула подальше, чтобы она никому больше не попадалась на глаза. С этой книжкой была связана самая неприятная и нехорошая история в их жизни.
Это случилось вскоре после войны. Время было трудное, еще не отменили хлебные карточки. Мать работала на зеркальной фабрике, которая размещалась в обыкновенном одноэтажном доме: огромного красивого завода стекла тогда еще не было. В булочной напротив фабрики иногда можно было достать белый хлеб, и Дина каждое утро отправлялась к матери за хлебом. Мать выходила к ней в сером халатике, в некрасивых резиновых перчатках, туго обтягивающих кисти рук. Она снимала их по дороге с трудом, они не поддавались. Дине при этом каждый раз вспоминалась сказка про Царевну-Лягушку.
Мать отдавала Дине хлеб, приносила из столовой мисочку гороховой каши, и Дина шла домой, бережно прижимая к груди миску с кашей, отщипывая по дороге от ломтя хлеба крошки и тщательно подсчитывая их, чтобы не обделить потом брата, чтобы дать ему столько же лишних крошек, сколько их сама съела.
Зима в тот год была холодной, а у Дины и Андрея было одно пальто на двоих. Приходилось гулять по очереди. Андрей всегда уступал сестре: потоптавшись немного по двору с салазками на привязи, он возвращался домой и, стряхивая с пальто снег, говорил бодро:
- Я - все.
