Нина Бичуя - Самая высокая на свете гора
А Тоник молчал, не проронил ни слова. Из-под шапки у него торчал клок волос, шнурок на ботинке развязался, но он не замечал этого.
Я тоже молчал, размахивал маминой сумочкой — мама несла скрипку и ноты. В сумочке лежали конфеты «Алеко», но мне их совсем не хотелось. Никогда бы не подумал, что после концерта может быть так грустно!
Цветы, которые мама приготовила для Тоника, опустили над столом увядшие головки. Мама ушла к папе в другую комнату, громко хлопнув дверью. Мы с Тоником остались вдвоем.
Я смотрел на Тоника и думал, что мог бы побороть его одной рукой, хотя он и старше на два года. Мне стало жаль брата, и я сказал ему про шнурок на ботинке. А Тоник — вот чудак! — вместо того чтобы завязать шнурок, вдруг отвернулся от меня и заплакал громко и жалобно, как маленький. Он шмыгал носом и утирался рукой, а не платком.
«Может, он не такой уж и вундеркинд», — решил я и сказал:
— Не реви, Тонько, пойдем завтра на футбол, а?
ДУША ЛЕВКА САВЧИНА
Раньше они всегда были втроем. Юрко — раз, Витя — два, Левко — три. Или, если хотите, наоборот: Левко — раз, Юрко — два, Витя — три… Все было просто и понятно: самая лучшая команда — «Карпаты», хотя ей и не всегда везет; самая интересная книга — о Руале Амундсене; самый веселый фильм — «Веселые ребята»; самая нужная наука — астрономия; самый любимый учитель — Антон Дмитрович…
А потом все запуталось, перепуталось, перемешалось. Правда, запуталось только для Левка, а для Юрка и Вити все по-прежнему оставалось понятным и простым.
— «Карпаты» — никудышная команда. Хорошо бы, им не позволили играть в классе «А». Правда, Левко?
— Не говори глупостей! — вспыхнул Витя. — «Карпаты» в тысячу раз лучше твоего СКА. Ведь правда, Левко?
— Так, угу… нет… не так… вообще… — Мысли Левка метались туда и сюда, как мяч на футбольном поле, и кто знает, в чьи ворота он мог попасть.
— Я записываюсь в фотокружок. Мне купили аппарат. Классный аппаратик! Знаете, какие снимки делает. Левко, и ты записывайся, ладно?
— Какие могут быть фотокружки, когда Антон Дмитрович собирает всех, кто хочет играть в шахматы. Антон Дмитрович знаете как играет! Я уже тебя записал, Левко, ты ведь будешь ходить?
Левко кивает и Вите, который решил заняться фотографией, и Юрку, который по собственному почину записал его, Левка, в кружок шахматистов. Ну правда, разве фотография — это не интересно? А чем плохо научиться играть в шахматы, как Антон Дмитрович? И не так легко выбрать между тем и другим, тем более когда твои друзья наперебой уговаривают: шахматы, фото, шахматы, фото…
Голова у Левка пошла кругом. Возвращается домой с Витей — тот увлеченно рассказывает, как он вчера был на мотогонках, поймал в кадр гонщика на вираже, и какие у него есть фотожурналы, и что он скоро пошлет на конкурс один свой снимок, самый лучший. А ты, Левко, разве не хочешь послать свою лучшую работу на конкурс?
И Левко в эту минуту искренне уверен, что фотоаппарат — самая необходимейшая вещь на свете и что он всю жизнь только и мечтал стать фотокором большого интересного журнала. Или ездить с аппаратом в экспедиции. Или… или… ведь от фотоаппарата недалеко и до кино!
Вечером приходит Юрко, они садятся решать сложную шахматную задачу, и Левко уже мечтает самое меньшее стать чемпионом школы. А что, разве это невозможно? И тогда его пошлют на областную олимпиаду, а потом…
Дело с фотоаппаратом и шахматами Левко в конце концов уладил: записался в оба кружка. Он едва поспевал с одного занятия на другое и, хотя ни там, ни там его не хвалили, не мучился. Но было кое-что другое, чего он так и не мог понять, и это «кое-что» все запутывалось, запутывалось… Просто ужас!
Староста класса на перемене вскочил на стул и, стараясь перекричать тридцать сверстников, крикнул как можно громче:
— Эй, ребята, тихо! Есть объявление! Идем собирать металлолом! Сбор в три ноль-ноль возле школы! Все слышали?
— Никаких металлоломов! — раздался в ответ возмущенный голос. — Кто там выдумал металлолом, когда мы давно решили идти в среду в университетскую обсерваторию!
— Экскурсию придется отложить, потому что…
— Потому что ты хочешь собрать больше всех, да? Еще никто в школе и не думал, а ты первый!
— Откладывай сам, а мой брат уже все знает, я ему говорил, что мы придем. Он встретит нас в обсерватории, а ты собирай металлолом! Ур-ра, в обсерваторию, ребята!
— Правильно!
— Даешь обсерваторию!
— Тихо! Да можете вы помолчать? Тогда давайте проголосуем! Вообще это неправильно, но все равно — кто за обсерваторию?
Староста, прикусив губу, смотрел на класс. Класс смотрел на старосту. Руки поднимались одна за другой. Чем дальше, тем смелее.
— Все, значит, — тихо сказал староста. — За металлолом, значит, только я… Может, еще кто-нибудь за металлолом? — Но это староста сказал уже так, для порядка, потому что кто же мог быть за металлолом, если все — за обсерваторию?
И вдруг класс разразился хохотом:
— Смотрите, он хочет и туда и сюда!
— Ну и Левко, вот хитрец!
— Так ты за что? Мы не поняли.
— А я… что… я ничего… я только… можно ведь сперва металлолом собрать, а потом — в обсерваторию. А что, нет?
Новый взрыв смеха заставил Левка замолчать. А как он мог иначе, если староста — Витя, а за обсерваторию — Юрко? Хорошо им смеяться, им все понятно, они знают, чего хотят, а тут попробуй разберись! И металлолом надо, и в обсерваторию хочется, и Витя друг, и Юрко друг. Хорошо им всем смеяться!
А тут еще Юрко бросил презрительно:
— Вот ты какой, брат! Ты хочешь к старосте подлизаться, чтоб не сказали — Левко Савчин сорвал сбор утиля? Вот ты какой!
А душу Левка словно на клочки разорвали. Как будто это не душа, а листок бумаги. Взял друг Юрко и разорвал душу Левка на клочки, ничего не понял в его душе друг Юрко, а объяснить ему Левко не смог бы. Он и самому себе ничего не мог объяснить. Он и сам не знал, почему так вышло, что в три часа он очутился у школы, а не у памятника Франко, откуда ребята собирались идти в обсерваторию. Он знал только одно: ни к кому он не хотел подлизываться, а просто не мог себе представить, как Витя в одиночку пойдет собирать этот проклятый металлолом.
Но одинокий Витя не появлялся. Левко ждал полчаса. На школьном дворе восьмиклассники играли в баскетбол — у них был урок физкультуры — да юннаты из пятого «А» возились на грядках. Левко еще немного постоял, посмотрел на восьмиклассников, на грядки — и направился к Вите домой. Там он узнал, что его друг Витя ушел в обсерваторию. А почему он, Левко, не пошел туда?
Левко ничего не ответил. Теперь уже все так запуталось, что никто на свете не мог бы распутать.
— Почему ты… — начал Левко.
— Почему ты… — начал Витя.
— Почему ты вчера не пришел собирать металлолом?
— Металлолом? — удивился Витя. — Но ведь все проголосовали за обсерваторию!
— Все? Но ты-то за металлолом? — И я ждал тебя, а ты в обсерваторию, да?
— Ждал? — переспросил Витя и посмотрел куда-то в сторону. — Знаешь, я не знал. Если б я знал…
Ага, Витя не знал. Витя не знал, что Левко ему друг и не оставит его одного. Поэтому Витя пошел в обсерваторию, хотя голосовал за металлолом.
Голова кругом! Шахматы — фотоаппарат… Металлолом — обсерватория… Витя — Юрко…
Юрко:
— Ну, теперь ты сам видишь, какой он! Голосует за одно, а делает другое. Разве человек может так делать? Надо уж до конца — так или так! Со мною бы этого никогда не случилось! Правда, Левко? И знаешь, что я тебе скажу? Плюнь ты на него, чего ты с ним водишься? Я его раскусил. Я его теперь знаешь как раскусил! Выскочка несчастный, в старосты забрался! Разве такой годится в старосты? Тут одних пятерок мало, тут надо, чтоб был характер, чтоб ребята за тобой шли, правда, Левко?
«Правда», — думал Левко.
Витя:
— Ну скажи, зачем он опять всех против меня настраивает? Ну пускай с металлоломом так сошло, ничего ему не было, я тогда никому ничего не сказал, а он опять: я говорю — надо идти в подшефный детсад, а он даже девчонок подговорил смотреть бокс! Ну что он всех настраивает? Скажи, Левко, разве так можно? А ты тоже с ним…
«Так и правда нельзя», — подумал Левко.
Как здорово было раньше! Самая лучшая команда — «Карпаты», самая интересная книжка — о Руале Амундсене… Все было легко и просто, а теперь не знаешь, куда повернуться, как поступить. А ну их — и шахматы, и фото, и Витьку, и Юрка!
Левко день, другой, третий избегал обоих, а потом снова появлялась какая-нибудь закавыка, и Левко начинал мучиться: где правда, кто из них прав, и почему они врозь, в чем причина, и на чью сторону стать? Как здорово было раньше…
