Жаклин Уилсон - Новый старт
Наверное, я и правда уснула, потому что мне приснилось, что я снова бегу за папой, а когда я бросилась к нему, он отступил в сторону, и я провалилась в какую-то дыру и полетела вниз, вниз, в черноту, и закричала.
— Эм, солнышко! Все хорошо, я здесь, с тобой. Рука очень сильно болит? — спросил папа. — Только что приходила медсестра, сейчас тебе наложат гипс.
Я уцепилась за папу — перепугалась, что будет больно. И правда, еще как больно было, когда мне мягко, но решительно выправляли руку.
— Вот так. Мы тебя мигом приведем в порядок, — улыбнулся молодой доктор. — Никаких осложнений, хороший чистый перелом. Скоро срастется, рука будет как новенькая. Считай, новый старт.
Я дернулась от этих слов. Доктор меня неправильно понял.
— Извини, малышка, почти уже все. Так, теперь тебе нужно принять важное решение. Какого цвета гипс ты хочешь? Можно сделать миленький розовый оттенок или красивый голубой… А может, лучше яркий, изумрудно-зеленый?
— Видишь, Эм, я тебе говорил! — с торжеством воскликнул папа. — Теперь ты будешь настоящая принцесса Эсмеральда.
Я нервно засмеялась — мне вдруг стало неловко, что папа говорит о принцессах прямо при докторе.
Папа еще что-то говорил о принцессе Эсмеральде, пока мне обматывали руку бинтом и нашлепывали сверху жидкий гипс. Я знала, что он просто хочет меня отвлечь, но почему-то это не действовало.
— Эм была моей принцессой Эсмеральдой с самого раннего детства, — рассказывал он медсестре. — Посмотрите, она и сегодня одета в зеленое. У нее даже волосы роскошного изумрудного оттенка!
— Это потому, что я ходила на встречу с Дженной Уильямс, папа, а у нее как раз вышла новая книжка, «Изумрудные сестры», понимаешь?
Папа все понял и печально кивнул.
— Ну-ну. Наверное, ты теперь слишком взрослая для моих сказок.
— Нет, папа, я не к тому! Прости, пожалуйста, — заторопилась я.
— Все нормально, солнышко. Кое-кому кроме тебя следовало бы попросить прощения.
И опять стало непонятно, о чем мы сейчас говорим. Трудно вникать в разные сложности, когда рука болит, и голова кружится, и ты ужасно устала. Я крепко ухватилась за папу здоровой рукой.
В дверь заглянула медсестра.
— Ну, как дела? О, почти закончили, хорошо. Эмили, твоя мама приехала.
— Мама!
Мама вбежала в кабинет, страшно бледная, с размазанным макияжем и растрепанными волосами. На папу она почти и не взглянула, сразу подошла ко мне и прижала мою голову к своей.
— Эм, солнышко мое, как ты?
Я сказала:
— Все нормально, мама. Я просто сломала руку, только и всего.
— Как это случилось? — Мама бросила взгляд на папу и снова повернулась ко мне. — Бабушка говорит, что папа сбил тебя с ног!
— Боже, что за женщина! — сказал папа.
— Я сама, мам, я увидела папу и побежала к нему, а потом упала. Папа совсем ни при чем! — сказала я.
Папа сказал:
— Джули, как ты могла подумать, что я ее ударил?
Мама покачала головой:
— На самом деле я так не думала. Я думаю, мама и сама в это не верит. Так что ты здесь делаешь, Фрэнки?
Папа как-то странно улыбнулся маме.
— Наверное, я вернулся, — сказал он. — Я по-прежнему люблю тебя, Джули. Я хочу быть с тобой и детьми. Примешь меня?
— Что? — Маму это как будто оглушило. — Давай пока будем заниматься Эм и ее сломанной рукой.
Она с извиняющимся выражением оглянулась на врача и медсестру.
— Не обращайте на нас внимания, — улыбнулась медсестра. — Мы тут ко всякому привыкли. У нас каждый вечер настоящая мыльная опера.
Она изящным жестом закрепила на перевязи мой новенький ярко-зеленый гипс.
— Готово, зеленушка! Отправляйся с мамой и папой.
Мы шли по коридору вместе — мама, папа и я. Мама обнимала меня, папа все еще держал меня за руку.
— Ну что, Эм, поехали домой, — сказала мама устало. — Только отыщем сперва нашу бедную бабушку. Надо думать, Вита с Максиком уже довели ее до ручки.
— Подожди минутку, не спеши так к ней, — сказал папа. — Давайте зайдем куда-нибудь, выпьем кофе, поговорим.
— Фрэнки, Эм совершенно вымоталась, и все мы тоже. Нам нужно домой, — сказала мама.
— Так я тоже с вами поеду.
Мама помолчала.
— Ты на самом деле этого не хочешь. Просто разволновался из-за Эм.
— Конечно, я разволновался, а что в этом плохого? Я так скучал по тебе, по тебе и детям.
— Спорим, ты о нас и не вспоминал, — сказала мама.
В ее голосе даже не было злости, одна только усталость.
— Я почти все время о вас думал!
— Ты много месяцев не давал о себе знать. Не присылал ни пенни на детей. Они могли бы умереть с голоду, тебе и горя мало, — сказала мама.
— Я понимаю, мне нет прощения, но я клянусь, я думал о них! Потому сегодня и оказался в Лондоне. Я хотел добыть экземпляр последней книжки Дженны Уильямс, с автографом, и послать его Эм по почте, как сюрприз.
— Вот уж действительно был бы сюрприз, — отозвалась мама.
— Что с тобой, Джули? Ты стала какой-то… жесткой.
— Видимо, закалилась наконец, — ответила мама. — Лучше поздно, чем никогда. Ладно, мы едем домой. Если захочешь нас навестить, это будет замечательно, особенно для детей. Но невозможно просто взмахнуть волшебной палочкой и притвориться, будто этого года не было.
— Его не было, — с силой произнес папа. — Мы прокрутим стрелки назад, вернемся в канун Рождества. Мы по-прежнему семья — ты, я и дети, мы любим друг друга, и все у нас будет просто чудесно, вот увидишь. Все получится, правда, Эм, стоит только пожелать изо всех сил?
Я заплакала.
— Не надо, Фрэнки. Не надо ее мучить. Ей и так трудно пришлось, — сказала мама. — Пойдем домой, Эм. Фрэнки, ты сейчас уйди. Пожалуйста.
Папа настоял на том, чтобы вызвать для нас такси. Сказал, не можем же мы ехать поездом. Мы все набились в машину, и папа тоже.
— Он больше не войдет в мой дом, — сказала бабушка. — Боже, что у тебя за вид, Фрэнки? Ты что, в канавах ночуешь? У тебя закончились дуры-подружки, поэтому ты снова хочешь сесть нам на шею?
— Я просто хочу убедиться, что моя семья благополучно добралась до дому, грымза ты старая, — сказал папа.
— Прекратите оба сейчас же, — яростно проговорила мама. — Подумайте о детях, пожалуйста.
Максик и Вита, полусонные, пристроились у папы на коленях. Я свернулась клубочком рядом с ним, положила голову ему на плечо. Мне так хотелось верить в чудеса, волшебство и магическое исполнение желаний. Вот бы такси превратилось в изумрудную карету и унесло нас в зачарованную страну, и мы жили бы там долго и счастливо… Но такси привезло нас к бабушкиному дому, и водитель потребовал так много денег, что папа не смог расплатиться, и бабушка снова принялась его язвить, доставая кошелек.
Мама сказала:
— Я сама заплачу за поездку.
Папа сказал:
— Завтра я пришлю тебе деньги, Джули.
— Да, будь так добр, — сказала мама.
— Ты мне не доверяешь? Я тебя не виню. Но ты увидишь. Поверь в меня один только раз, — сказал папа.
Он поцеловал на прощание Виту, Максика и меня. И маму поцеловал тоже. Она не обняла его. Молча пошла прочь, но, когда мы уже были в доме, я увидела, что она плачет.
В ту ночь я совсем не спала. Я не могла удобно устроиться в постели из-за больной руки. Лежала на спине, вся разбитая, и смотрела в темноту. Я не знала, можно верить папе или нельзя.
Я не знала, хочет он остаться со своей новой подружкой или вернуться к нам.
Я не знала, действительно ли он собирался подарить мне книгу Дженны Уильямс.
Я не знала, правда ли он думал, что в моем кольце настоящий изумруд.
Я не знала, получу ли вообще когда-нибудь свое кольцо обратно.
Я не знала, сбылось мое желание или нет.
14
В рождественский сочельник мы долго-долго не ложились спать. Мы все устроились на диване: мама, Вита, Максик или жевали конфеты «Кволити-стрит» из громадной жестянки с Рождественской картинкой на крышке. Я знала, что мама купила мне в подарок шикарные модельные джинсы. Они были большого размера, но все равно я жутко радовалась, что они на меня налезли. Завтра, конечно, втиснуться будет труднее, после такой кучи шоколада, ну и ладно. Я совала за щеку одну конфету за другой, хотя в последнее время я разлюбила шоколад.
Вита с Максиком почти уже спали, свернувшись, как щенята, и пуская шоколадные слюни. Я сделала на всех маленькие бокалы из разноцветных конфетных оберток, и малыши надели их себе на пальчики.
У мамы в руке был настоящий бокал с вином. Она чуть не целую бутылку уговорила в одиночку.
— Бабушке не рассказывай! — попросила она меня, когда я налила ей последние остаточки.
Я сказала:
— Бабушка, наверное, сегодня тоже хлещет вино со своим Эдди. Знаешь, я не хочу говорить о ней гадости, но без нее Рождество намно-о-ого лучше.
— Да, нам так хорошо вчетвером, — сказала мама, но голос у нее был не совсем твердый. Наверное, от вина.
— Не вчетвером. Впятером! — Максик принялся считать на пальцах. — Раз, два, три, четыре, пять.
