Гэри Шмидт - Пока нормально
Просто блеск.
Когда я пришел в школу на следующее утро, меня ждал директор Питти. Он велел мне явиться к нему в кабинет после урока мистера Барбера – мистера Макэлроя уже предупредили, что я опоздаю на всемирную историю. «И не вздумай улизнуть», – сказал он.
Просто блеск.
Представьте себе, что вы слушаете обзор географии Северной Африки, про которую сами так ничего и не прочитали, и знаете, что скоро вам идти в кабинет к директору – а он, между прочим, предупредил вас, чтобы вы не вздумали улизнуть.
Знаете, что при этом чувствуешь?
Жалко, что в полет на Луну не берут школьников.
Я прождал обычные полчаса, а когда наконец зашел в кабинет к директору Питти, он выглядел так, будто ему тоже было жалко, что в полет на Луну не берут школьников. А то он сбагрил бы им меня.
– Значит, ты опять взялся за свои старые штучки, – сказал он.
Лукас – тот Лукас, какой он был раньше, – наверное, ответил бы, что пропустить урок миссис Верн – это новая штучка, а не старая, но я не хотел ничего откалывать и потому промолчал.
– Сначала физкультура, теперь алгебра.
– Алгебра Повышенной Сложности, – сказал я.
– Можешь про нее забыть, – сказал он. – Посещение уроков повышенной сложности – это награда. Директор Питти не станет награждать ученика, которому не хватает дисциплины на посещение обычных уроков.
А вы знаете, что клюв у Бурого Пеликана почти такой же длины, как все его туловище? Он огромный. Так и кажется, что он вот-вот раскроет его и проглотит тебя целиком. Как директор.
– Ты понимаешь, что у всех поступков бывают последствия? Вот чему хочет научить тебя директор Питти, – сказал директор Питти.
Пеликан стоит в основном на одной ноге. Вторая лежит на ветке как будто бы просто так, точно пеликан не знает, что у всех поступков бывают последствия. Да он и правда не знает.
– Будешь три дня подряд оставаться после уроков, – сказал директор Питти. – Начиная с сегодняшнего. Директор Питти позвонит твоим родителям и объяснит, почему ты задерживаешься.
Бурый Пеликан смотрит на вас так, что вы понимаете: он знает, что он…
– Ты слушаешь директора Питти?
…благородный.
Директор Питти встал.
– Да, – сказал я. – Слушаю.
– Не хочешь ли ты объяснить директору Питти, почему ты прогулял урок миссис Верн?
Я ничего не сказал.
– Это из-за твоего брата, Дуглас?
Если бы вы захотели нарисовать Бурого Пеликана, это было бы нелегко. Думаете, я вру? У него девять или десять рядов перьев. А может, одиннадцать. Или даже двенадцать. И все они разной формы, и все накладываются друг на друга. А композиция – удивительная. Он стоит на толстой старой ветке, которая уже начала разрушаться, но еще выпускает листья. Бурый Пеликан находится прямо в центре картины, он поймал равновесие, стоя на одной ноге, и вам кажется, что с таким огромным клювом впереди нельзя поймать равновесие, но ему это удалось. Кажется, что он должен упасть вперед. Все движение держится на таких противоречиях, помните? Но он ведь не двигается. Он просто замер в равновесии. Не так-то просто сообразить, как Одюбон этого добился.
Директор Питти сел обратно за стол.
– Если у тебя не хватает смелости даже посмотреть на директора Питти, он тебе ничем не поможет, – сказал он.
Я посмотрел на него.
– Мой брат ничего не делал, – сказал я.
Он вздохнул, как будто это у него что-то болело.
– Директор Питти говорил с полицией, – сказал он. – Твой брат украл товары из магазина «Тулс эн мор». Кроме того, почти наверняка именно он ограбил этот магазин осенью. И он же, возможно, ограбил осенью «Спайсерс дели».
– Вы ничего не знаете, – сказал я.
– Чем раньше ты взглянешь в лицо фактам…
– Вот вам факт, – сказал я. А может быть, прокричал, точно не знаю. – Эту птицу надо вернуть в ту книгу, откуда ее украли!
Директор Питти как бы немного опешил. Он повернулся к Бурому Пеликану, а потом обратно ко мне.
– Эта гравюра – подарок Комитета по образованию, сделанный директору Питти в связи с его назначением на пост директора этой школы, – сказал он. – Никто ее не крал. И вдобавок, она не имеет никакого отношения к той проблеме, которую ты сейчас обсуждаешь с директором Питти, Дуглас.
– У меня есть предложение, – сказал я.
Директор Питти снова вздохнул.
– Когда полиция разберется, кто настоящий вор, и это будет не мой брат, тогда вы отдадите эту птицу обратно в библиотеку.
Директор Питти задумался. Он думал долго. Очень долго. Потом кивнул, как будто что-то решил, и встал.
– Ладно. Хорошо. Директор Питти готов рискнуть. Он дает тебе свое обещание. Но взамен, Дуглас, ты должен пообещать, что будешь ходить на все уроки до единого.
– Включая Алгебру Повышенной Сложности.
Он подумал, потом снова кивнул.
– Но тебе все же придется три дня оставаться после уроков, – сказал он.
Я протянул руку.
Он тоже.
Мы пожали друг другу руки.
А Бурый Пеликан наблюдал за нами сверху, держа равновесие, как будто ему это ничего не стоило.
* * *После уроков я остался с мисс Купер. Она сказала, что мы прочтем еще три стихотворения тупого Перси Биши Шелли, которые мне наверняка понравятся. «Рассказывал мне странник, что в пустыне, – начала она, – в песках, две каменных ноги стоят…»[11]
Честное слово, я ему врежу.
* * *На третий день, отсидев сколько положено, я вышел из школы уже под вечер. День был по-весеннему теплый, но я все равно слегка озяб, потому что, если вы помните, у меня больше не было куртки Джо Пепитона. Наверное, поэтому мистер Баллард и остановился, когда проезжал мимо и увидел меня. Он перегнулся через сиденье и опустил стекло.
– Эй, партнер! – крикнул он.
Я ему помахал.
– Залезай, – сказал он. – Я подвезу тебя домой – конечно, если ты не хочешь немножко покидать подковы.
Я залез и стал смотреть в окно. Мы проехали несколько кварталов.
– Если мне надо что-нибудь обмозговать, подковы всегда помогают, – сказал мистер Баллард.
Еще квартал. Впереди показалась Дыра.
– Можно и покидать, – сказал я.
Мистер Баллард повернул к бумажной фабрике.
* * *Пока еще не совсем потеплело, мистер Баллард держал подковы у себя в кабинете. Мы зашли туда вместе, он достал их из-за двери – видели бы вы, как цвели его орхидеи, на которые так и лился солнечный свет, – а потом мы отправились на площадку. Земля была еще грязная после зимы, и песок вокруг колышков промок насквозь.
– Давай просто потренируемся, – сказал мистер Баллард.
Я бросил первую подкову. Даже не близко.
Он бросил за мной. Его подкова звякнула о колышек и отлетела.
Я бросил следующую. Даже не близко.
Он – следующую. Оперлась о колышек.
Примерно так шло и дальше, пока не похолодало как следует и мы не вернулись на фабрику.
Вот наша первая тренировка в цифрах:
Большие промахи – примерно пятьдесят у меня и два у мистера Балларда.
Маленькие промахи – ни одного у меня и четыре у мистера Балларда.
Стукнулись о колышек и отскочили – три у меня и примерно пятьдесят у мистера Балларда.
Прислонились к колышку – ни одной у меня и четыре у мистера Балларда. Он сказал, что это необычно.
Наделись на колышек – ни одной у меня. Он сказал, что это необычно. Двадцать три у него. В этом никто не увидел ничего необычного.
* * *– Хорошо поиграли? – спросила миссис Стенсон, когда мы принесли подковы обратно.
– Мы тренировались, – сказал мистер Баллард.
Он вошел в кабинет и спрятал подковы за дверью. Потом вышел. Я стоял у окна. Солнечный свет еще лился.
Мистер Баллард встал рядом со мной. Он взял одну орхидею, снова поставил ее на место и выбрал другую, которая цвела лучше. Желтым, белым, фиолетовым – точно какой-то сумасшедший художник придумывал невозможный цветок, плюнув на композицию и на все остальное.
– Это твоей маме, – сказал он и отдал ее мне.
И вдруг я чуть не заплакал. Прямо здесь, на Бумажной фабрике Балларда, перед кабинетом хозяина. Чуть не разревелся, как будто мне было года четыре или вроде того. С орхидеей в руках – подарком для моей матери.
– Ничего, – сказал мистер Баллард. – Все наладится. – Я посмотрел вверх, на него. – Так всегда бывает.
Я не хотел говорить ему, что он ошибается. Я-то видел Морскую Чайку. И не хотел, чтобы он тоже заплакал.
– Сейчас отвезу тебя домой, – сказал он. – Погоди минутку.
Он снова ушел в кабинет. Миссис Стенсон улыбнулась мне – наверное, чтобы не засмеяться, глядя, как я стою с цветком в руках и чуть не реву. Потом мистер Баллард вышел из кабинета с какой-то курткой.
– Она мне уже мала, – сказал он. – Буду рад, если тебе пригодится.
Я взял ее. Вы не поверите, что это была за куртка.
Нет, она была не бейсбольная.
Хотя бейсбольная – это было бы здорово.
