Гэри Шмидт - Пока нормально
– Джейн Эйр влюбляется в мистера Рочестера, – сказала она.
Видите?
– Но я не очень понимаю, как показать это на сцене.
– Ну, – ответил я, – он мог бы сидеть за столом и рисовать что-нибудь.
– Рисовать?
– А она подходит сзади и видит, что он рисует, и ей кажется, что у него здорово получается.
– А дальше что?
– Не знаю. – Я пожал плечами. – Он не может придумать, что ей ответить.
– А если он пригласит ее порисовать вместе?
– Это можно, – сказал я.
Миссис Уиндермир кивнула, а потом быстро повернулась к машинке и стала колошматить по клавишам. Ее руки метались над ними, как качурки на ветру.
Я стал прихлебывать кофе дальше, пока не допил его совсем. Тогда я поднялся и обошел вокруг стола – того, который был завален книгами. Он был завален ими и раньше и, наверное, всегда будет завален. Но кое-что все-таки изменилось: теперь я мог их прочитать. Не то чтобы я хотел прочитать именно эти книги, но если бы захотел, то прочитал бы, – и это было самое главное. Думаете, я вру?
Но мне трудно было себе представить, чтобы кто-нибудь захотел прочитать эти «Либретто великих опер» – сразу глаза слипаются. «Жизнь Верди» – смотришь и зеваешь. «Аку-аку»[10] – как будто кто-то чихнул. «История Старой Южной церкви в Бостоне» – прямо с ног валит. От таких книг кто угодно заснет мертвым сном, и никакой черный кофе не поможет.
Я поднял «Аку-аку» и посмотрел, что лежит под ней.
«Автобиография Аарона Копленда. Рукописное издание».
Я прочитал снова.
«Автобиография Аарона Копленда. Рукописное издание».
Я взял книгу. Миссис Уиндермир все печатала.
Я раскрыл книгу. Под ее обложкой был приклеен листок с нотами, написанными от руки. Их я прочитать не мог. Может, когда-нибудь потом смогу.
Миссис Уиндермир перестала печатать.
– Что это у тебя за книга? – спросила она.
– Аарон Копленд, – сказал я. – Это который музыку пишет.
– Ты хочешь сказать, пытается писать, – поправила она.
Я посмотрел на нее.
– Тощий Посыльный, ты говоришь с женщиной преклонных лет, которая считает, что после того, как Людвиг ван Бетховен закончил свою Девятую симфонию, в мире было написано очень немного приличной музыки. – Она снова повернулась к машинке, и ее руки опять заметались над клавишами.
– Тогда зачем вам эта книжка? – спросил я.
Руки миссис Уиндермир продолжали метаться.
– Мой муж любил собирать необычные книги. В этой есть страница коплендовской музыки, написанная им собственноручно. Но ни он, ни я так ее и не прочли. Я – потому что никогда и не хотела, а он потому… потому что не успел. – Ее руки опустились.
– Миссис Уиндермир, – сказал я.
– Не доводи старуху до слез. Какое мороженое я заказала?
– Ванильно-вишневое, – сказал я.
Она встала.
– Пойдем попробуем.
– Миссис Уиндермир, – сказал я, – если вам не очень нужна эта книга, она бы мне пригодилась.
Она посмотрела на меня.
– Тебе нравится Копленд?
– Да, но я не для себя.
Она посмотрела на меня как-то искоса.
– Что это у тебя на уме, а? – спросила она.
И я ей рассказал.
Миссис Уиндермир улыбнулась. Почти как моя мать, что меня слегка удивило.
– Похоже, бог вдохновения сложил крылья и на твоем столе, – сказала она. Потом взяла книгу, поднесла к губам и тихонько поцеловала. Это не было странно. Это было прекрасно. Потом она протянула ее обратно мне. – Нечего ей лежать тут и собирать пыль, – сказала она, и мы вместе пошли на кухню пробовать ванильно-вишневое мороженое.
Всю дорогу домой я нес «Автобиографию Аарона Копленда. Рукописное издание» под курткой Джо Пепитона, чтобы с ней ничего не случилось. А когда добрался до библиотеки, показал ее Лил и все объяснил. Но мистеру Пауэллу я ее не показал.
– Мистер Свитек, – сказал мистер Пауэлл, – я, пожалуй, не против того, чтобы твои качурки чуть-чуть улыбались. Но они же ухмыляются до самых ушей!
– Наверное, – ответил я.
Он посмотрел на меня.
– Примерно так же, как ты сейчас, – сказал он.
– Ага, – согласился я.
Мистер Пауэлл посмотрел на Лил.
– И вы тоже, юная леди.
Лил фыркнула. Потом покосилась на меня, и ее разобрало еще сильнее. Меня тоже.
Потом Лил подошла ко мне посмотреть, что я рисую. Посмотрела, а потом опустила свою руку на мою, около локтя, и пожала ее.
Знаете, что при этом чувствуешь?
– По-моему, вы оба от меня что-то скрываете, – сказал мистер Пауэлл.
Лил пожала мою руку еще раз.
* * *В понедельник я пошел с Джеймсом Расселом к нему домой.
У мистера Рассела играла пластинка с музыкой Аарона Копленда. Ну разве не чудеса?
Миссис Рассел усадила нас за стол и дала каждому по стакану молока. «А еще у меня есть для вас редкое лакомство», – сказала она. Думаете, я вру? Так и сказала. Я насторожился, потому что вспомнил про то редкое лакомство, которым меня недавно угощали у Догерти, но это не помогло: когда миссис Рассел вернулась, она принесла с собой банановый хлеб. Банановый хлеб! И Джеймс сказал: «А если намазать его джемом?», а миссис Рассел ответила: «Джемом? Но тогда вы не почувствуете вкуса бананов», а Джеймс сказал: «Мам, я терпеть не могу бананы», а она ответила: «Но Дуг наверняка их любит», а я сказал: «Я еще не проголодался после ланча, так что мне хватит молока, спасибо», и тогда миссис Рассел взяла тарелку с банановым хлебом и вдруг засмеялась. Она смеялась и смеялась, пока мистер Рассел не пришел на кухню посмотреть, что у нас тут такого смешного, и она показала ему банановый хлеб, и он сказал: «Терпеть не могу бананы», и мы все засмеялись, а потом миссис Рассел сказала: «Я тоже их терпеть не могу», и вы можете себе представить, как мы все смеялись, пока у нас не полились слезы, и в конце концов миссис Рассел вынесла свой банановый хлеб на улицу, чтобы покрошить его птицам, – «Надеюсь, хоть они любят бананы», – и тогда я показал мистеру Расселу «Автобиографию Аарона Копленда. Рукописное издание», и он перестал смеяться.
Помните, я рассказывал вам, какие огромные у него руки – кажется, что ему только валуны таскать?
Он держал «Автобиографию Аарона Копленда. Рукописное издание» так, будто это было треснутое яйцо.
– Я слышал об этой книге, – прошептал он, – но никогда не думал…
Он говорил так, как иногда говорят в церкви перед самым началом службы. Потом открыл книгу и увидел приклеенный лист с нотами.
– Это написано им собственноручно, – сказал я.
Мистер Рассел смотрел на ноты не отрываясь, а потом посмотрел на меня и улыбнулся, и мы пошли в гостиную, и он поставил книгу с нотами на пюпитр и сыграл музыку на своей серебряной флейте прямо с листа, нежно и упоительно.
Ну разве не чудеса?
Когда он закончил, то посмотрел на меня и спросил:
– Где ты ее нашел?
Я ему объяснил. Он покачал головой.
– Просто не верится.
– Мистер Рассел, – сказал я. – У меня есть идея.
* * *Вот конец этой недели в цифрах:
Сколько раз мне хотелось кому-нибудь рассказать – сто пятьдесят тысяч.
Скольким людям я рассказал – четверым. Лил Спайсер, матери и братьям.
Сколько раз я проходил мимо библиотеки, надеясь, что там будет мистер Пауэлл, – двенадцать.
На сколько минут я побил предыдущий рекорд по доставке всех субботних заказов из «Спайсерс дели» – на семнадцать. Мистеру Лефлеру нечего было чинить, и это оказалось кстати.
За сколько минут я добежал из «Спайсерс дели» до нашей Дыры, а оттуда обратно в библиотеку, – за двенадцать. Может быть, это рекорд.
Сколько секунд прошло между тем, как я вбежал в библиотеку, и тем, как миссис Мерриам велела мне не носиться по лестницам, – меньше одной.
Сколько времени понадобилось мистеру Пауэллу, чтобы понять, что я принес, – по-моему, у него это до сих пор не выходит.
Мы положили Большеклювых Тупиков обратно на их место в одюбоновских «Птицах Америки». После этого альбом стал немножко целее, чем был до этого.
Знаете, что при этом чувствуешь?
Теперь вы согласны, что Вилохвостые Качурки танцуют?
Но не больше, чем мистер Пауэлл, который сначала протанцевал по комнате со мной, а потом с Лил, а потом мы все спустились вниз сказать миссис Мерриам, и он взял ее за руки и хотел потанцевать с ней тоже, но ей были ни к чему эти глупости, хотя мне казалось, что она капельку улыбалась все время, пока его отгоняла.
* * *Вечером, за ужином, Лукас сказал, что хотел бы сходить в библиотеку раньше, чем ее закроют, и посмотреть на тупиков.
– Не надейся, что я потащу тебя наверх по лестнице, – сказал Эрни Эко, который ужинал у нас. Опять.
– Мы и не надеемся, – сказал Кристофер.
Эрни Эко оторвался от тарелки и посмотрел на него.
Кристофер тоже. Он не опустил глаз.
А Эрни Эко – опустил.
– Там есть лифт, – сказал я.
Эрни Эко насаживал на вилку стручки фасоли.
