Ника Муратова - Гавань разбитых ракушек
Ольгу же поглотил именно танец.
Со временем она научилась различать подлинный танец, пропитанный особой магией и страстью, и яркое, но лишенное скрытого смысла выступление для несведущих. Ольга не раз ездила к гриотам, горя желанием выучить хотя бы несколько движений западноафриканского танца. Она открыла для себя, что гриоты — одно из самых удивительных явлений Западной Африки, чье население существует по строгим кастовым законам. Гамбийцы получают свой статус вместе с рождением. На самой верхушке общества традиционно — знатные семьи местных аристократов и военачальников. Затем идут фермеры, торговцы, группы людей разных профессий, передающихся из поколения в поколение, — мастеров по дереву, коже, портных. Где-то среди этого уровня находились и гриоты. Они хоть и были одной из самых низких каст, всегда пользовались огромным уважением, так как именно гриоты являлись носителями традиций, легенд и семейных историй, были ответственны за передачу знаний и опыта из поколения в поколение. Среди гриотов традиционно было много певцов, музыкантов и танцоров, именно посредством музыки и песен они передавали и передают информацию. Гриоты называли себя охранниками истории, и Ольга не могла с этим не согласиться. Из всего увиденного ею в Гамбии именно в школе гриотов она почувствовала наиболее близкое соприкосновение с африканской культурой.
Помимо талантов танцоров и музыкантов, гриоты славились своими колдунами-лекарями, которых называли марабу. Знания марабу передавались по наследству, любой африканец прежде всего считал нужным обратиться к марабу, а уж потом думать о враче. В школе гриотов Лара представила Ольге одного марабу, заглянувшего туда проведать своего подопечного. Пожилой морщинистый мужчина с жилистым, худощавым и ширококостным телом пристально рассматривал гостей, не говоря ни слова. Лара его уже встречала раньше, она ходила к нему, чтобы узнать, что именно он выдает женщинам при определенных проблемах со здоровьем. Это «что-то» часто оказывалось очень эффективным, и Лара горела желанием понять, что же находилось в составе.
Марабу, обвешанный многочисленными кожаными квадратиками и треугольниками, в которых были спрятаны свертки с молитвами, лишь иногда кивал головой и как-то странно покачивался из стороны в сторону. И когда женщины уже уходили, он вдруг подошел к ним, взял обеих за руки, там, где бился пульс на запястье, и что-то сказал Ларе. Та отшатнулась, переспросила его. Он улыбнулся и ответил немногословно. Лара тоже улыбнулась, выглядела при этом как провинившаяся школьница.
Когда они вышли, Лара молчала.
— Что он тебе сказал? — не выдержала Ольга.
— Увидел у меня одну болезнь, о которой я не забочусь.
— Какую?
— Извини, это личное. Не буду тебя грузить. Просто он напомнил мне, что не надо запускать.
— Странно, что марабу должен напоминать об этом дипломированному врачу.
Хотела пошутить, а получилось язвительно как-то. У них вообще с Ларой устоялся несколько странный стиль общения — вроде бы дружба, есть о чем поговорить, но при этом Лара постоянно вынуждала Ольгу защищаться. По самым разным вопросам. Демонстрировала свою силу, а духом она была, несомненно, сильнее Пановой. Пользовалась превосходством с позиции «черная на черной земле своя, а белая — чужая». И тем не менее постоянно оказывалась рядом, если вдруг нужна была серьезная помощь. Ольга побаивалась ее. Нуждалась в ней. Иногда пыталась огрызаться в ответ на ее выпады. Чаще всего проигрывала. Иногда, как в случае с марабу, находила слабое место и кидалась это показать. А все оттого, что сама открывала свои слабые места куда чаще.
— Я не стараюсь показать, что знаю ответы на все вопросы, — спокойно ответила Лара, нисколько не обидевшись.
— А кто старается?
Лара пожала плечами и усмехнулась:
— Было бы странно, если бы кто-то так думал, правда?
К концу четвертого месяца жизни Ольги в Маракунде жара стала просто невыносимой. Клиника, как и предсказывали, переполнилась больными. Разгадка была проста — основной пик постельных утех в семьях приходился на первый месяц после священного мусульманского месяца Рамадан, а потому к сентябрю плоды тех утех как раз «поспевали» и спешили появиться на свет. К этому добавлялась малярия, случаи которой увеличивались в дождевой сезон, и прочие прелести тропиков с низкой гигиеной. Ольге приходилось довольно часто ездить в лагерь беженцев, так как там начались перебои поставок и возникло множество проблем, хоть и не связанных напрямую с работой ее проекта, но все же оказывающих влияние. Люди то прибывали, то уезжали из лагеря, и было совершенно неясно, почему, по крайней мере напрямую, с военными действиями в Касамансе это связать не удавалось.
Димыч написал ей, что уходит из «Здорового поколения», нашел перспективную компанию по продаже программного обеспечения. «Здесь хотя бы чистый бизнес и все понятно — и отношения между людьми, и цели компании, — писал он. — Не то что в «Поколении»: говорят одно, а на деле выходит черт знает что». Эти слова заставили ее вновь задуматься, почему же она здесь. Почему ей помогли получить это место и почему до сих пор никто не требует расплаты? Оглядываясь, она и не видела, в чем именно может заключаться подвох, где надо искать второе дно. Беженцы — частое явление, не оказывающее сильного влияния на политическую обстановку в стране, — не казались ей достаточно веским поводом вмешиваться в дела этого маленького региона.
Отвратительно жаркий сентябрь со своими дождями «добил» ее дом. Он стал протекать и покрываться изнутри плесенью. На коже часто появлялись круглые красные пятна — стригущий лишай, как называли эту грибковую инфекцию. От нее легко можно было избавиться с помощью простых противогрибковых мазей, но повторяющиеся красные пятна выводили из себя. Мама Бахна сказала, что белить стены в сезон дождей — пустая трата денег, надо дождаться ноября и потом делать ремонт. Вид плесени на стенах, глубокие лужи на поколоченных ливнями дорогах и общее уныние, накатившее на нее, помогали уменьшать запасы вина в доме и путали мысли. Восхитительное ощущение новизны и осваивание неизвестных ранее навыков будоражили поначалу, но со временем стали стихать. Теперь, когда проблемы стали похожими одна на другую, когда решения их тоже выстреливали, как заготовленные заранее снаряды, прогресс стал казаться регрессом, и трудности окружающего бытия все больше наваливались тяжелым покрывалом. Иногда страстно хотелось в цивилизацию, к привычным понятиям и привычным условиям.
Жизнь в деревне протекала однообразно. Ольга наперед знала, кто что скажет и кому перемывают косточки на завалинке. Иногда, хотя и очень редко, случались в жизни деревни выбивающиеся из общего ряда события. Одним из последних развлечений стал приезд писательницы из Нигерии, совершавшей тур по западноафриканским странам с целью обсуждения своей книги. Ее звали Лилиан, она была красива и обладала приятным мелодичным голосом, немного даже детским. Она имела белых родителей, но родилась и выросла в Нигерии. Лилиан недавно завершила книгу о женском обрезании и теперь сотрудничала с африканской НПО, проводящей образовательную программу против обрезания девочек. В современной Нигерии эта варварская процедура была уже редкостью, но проблема все еще не была решена до конца. Лилиан долгое время работала в церковных сообществах по просвещению женщин о вреде обрезания и накопила немало интересной информации. По ее словам, девочкам в Нигерии раньше внушали, что, если она не обрезана, это видно даже по походке, и замуж ее никто никогда не возьмет. Девочки верили, конечно.
Муж обрезанной женщины часто оставался недоволен ее холодностью и жалобами на боль в постели, и в итоге требовал у ее родни дополнительную плату за такую жену. Кроме того, он изменял супруге, причем как раз с теми самыми «грязными», необрезанными женщинами, на которых никто не хотел жениться. Часто Лилиан слышала рассказы о том, что женщины в отчаянных попытках узнать, что же с ними не так, пытались искать связи на стороне, пить всякие настои, полученные от колдунов, пытаясь оживить свое либидо. Стремясь поставить во главе угла снижение сексуального желания у женщины, укрепить ее верность мужу и тем самым уберечь семьи от разрушения, сторонники жестокой традиции в итоге добились противоположного.
Приезд Лилиан совпал с публичным выступлением членов ассоциации обрезателей девочек о том, что они «бросают ножи на землю», то есть больше обрезать не будут. Гамбийцы недоуменно пожимали плечами. Что за показуха? Не обрежет один, пойдут к другому. Ольга, поначалу замирая при одном только упоминании этого ужаса, после дискуссии, разгоревшейся во время приезда Лилиан, стала относиться к проблеме обрезания несколько иначе.
Доктор Виера, как обычно, не могла молчать, если ее мнение не совпадало с общепринятым. Выслушав выступление Лилиан, они с Ольгой пригласили ее на обед. Лилиан, все еще находясь под влиянием вдохновения от собственного выступления, продолжала говорить о поднятой проблеме.
