Зинаида Шишова - Джек-Соломинка
Джоанна надела в дорогу старинное тяжелое платье, обшитое мехом и кружевами, которое принадлежало еще ее матери — леди Элеоноре Друриком.
Кобылка шла легко, и Джоанну только чуть покачивало в седле. С веток иногда падала ей на шею, на руки или на лицо тяжелая холодная капля, но это не обрывало течения мыслей Джоанны.
Доехав до Хемгета, девушка остановила Мэгги. Сэр Саймон со своей свитой, вероятно, еще спал — времени у нее было достаточно.
Джоанна привязала лошадь и пошла по лесу. Она как будто видела на земле следы — свои и его. Вот здесь они останавливались. Джоанна быстро пробежала до опушки. Здесь их встретили отец Ромуальд и мать Геновева. А здесь Джек поцеловал ее. В первый и последний раз в жизни…
— Джек, ты правильно сделал, что проехал мимо Дизби и даже не попытался повидаться со мной. Если твоя голова занята другим, лучше всего этого не начинать сначала!
Джоанна окоченела на ветру, поджидая сэра Саймона. Рыцарь был очень удивлен, когда девушка из-за деревьев выехала ему навстречу.
Он говорил с ней ласково и доброжелательно и, как королеве турнира, благоговейно поцеловал ее руку. Но это делалось больше для мессира Жоффруа Жуайеза и для свиты. Саймона Бёрли не покидало чувство злорадства.
Цель была достигнута, но сэр Саймон не был счастлив.
«Нежилую часть замка, что выходит на римскую дорогу, придется развалить и камень употребить на конюшни», — думал он.
А впрочем, что ему заботиться об этом старом кентском гнезде! Не ему, Саймону Бёрли, разводить овец и заниматься хозяйством! Жить они, конечно, будут в Лондоне. Золото, серебро и драгоценности пойдут фламандцам. Надо заплатить хотя бы половину долгов.
Он оглянулся на Джоанну.
«Она сидит в седле, как конюх! — подумал он с досадой. — И потом, что это за старомодное платье времен Пуатье и Кресси! Как-то встретят ее госпожа Изабелла Гринвуд, и леди Бельфур, и леди Ленокс, и все кумушки при дворе?»
Девица не казалась уже ему такой красивой, как ночью, но дело было сделано. Если бы сейчас Саймону Бёрли сказали, что Джоанна Друриком не получит ни одного пенса в наследство, он все равно женился бы на ней.
Это была девушка из старинного дворянского рода, и с ней нельзя было поступить, как с простолюдинкой.
Сэр Саймон закрыл глаза, вспоминая нежные руки и черные глаза одной простолюдинки…
Когда Джоанна отстала, замешкавшись у поворота, он уже почти с досадой придержал коня.
Однако после того, как паж Лионель, избалованный донельзя своим господином, задал Джоанне какой-то глупый вопрос, он немедленно же вылетел из седла. Огромный кровоподтек на щеке, оставленный железной перчаткой рыцаря, помешал Лионелю как следует повеселиться на свадьбе. Правда, он густо замазал его белилами и за столом сидел, не отнимая руки от лица, но играть на лютне и танцевать в этот вечер ему не пришлось.
Джоанна еще не стала леди Бёрли, когда уже произошла их первая размолвка с сэром Саймоном.
Свадьба знаменитого королевского рыцаря должна была быть отпразднована с такой пышностью, о какой и мечтать не могли самые гордые дворяне Кента или Эссекса.
Джоанне часто приходилось слышать слова «знаменный рыцарь», но она никогда не задумывалась над тем, что это означает.
А означало это, что, когда сэр Саймон отправлялся на войну впереди своего отряда, иногда численностью превышавшего королевский, перед ним, как перед королем, скакали его собственные герольды и знаменосец вез его собственное знамя с позолоченным древком и четырьмя леопардами, которые только зеленым цветом отличались от королевских.
Этим и объясняется то обстоятельство, что побежденный вождь шотландского клана[66] пожелал отдаться в руки Саймона Бёрли, минуя гордого Джона Ланкастера, четвертого сына короля, которому не помог его джек[67], усыпанный бриллиантами. Ланкастер был кособок, темен лицом и мало походил на дворянина.
Для того чтобы достойно принять всех пожелавших присутствовать на свадьбе, сэр Саймон распорядился повалить стену, отделявшую малый холл от большого, вставить стекла и построить помост для музыкантов.
Госпожа Элен правильно описала Джеку свадьбу. Здесь действительно присутствовали Эдуард Кембриджский и Джон Ланкастер — сыновья короля, оба женатые на испанках и кичащиеся своей роскошью. Носки их башмаков достигали трех вершков длины и для удобства тонкими золотыми цепочками прикреплялись к подвязкам. На свадьбу прибыла вдова Черного принца, Жанна Кентская, с молодым Ричардом Бордосским — наследником престола. Король отсутствовал из-за тяжелой болезни. Но госпожа Элис Перрейрс прислала в дар невесте богатое платье малинового бархата, все по подолу вырезанное большими листьями и сверкающее золотыми пуговицами.
Такие подарки были в большом обычае при дворе, но Джоанне еще не приходилось носить одежду с чужого плеча. Озабоченная, она сидела и рассматривала свою обновку, когда вошел сэр Саймон.
— А мы только что беседовали о госпоже Элис Перрейрс и о ее подарке, сказал он весело. — Не правда ли, это нужно счесть за хорошее предзнаменование? Вы никогда не видели этой высокой дамы?
— О, она употребляет много притираний, — ответила Джоанна поморщившись. — Поглядите, весь ворот лоснится от жира. И она, конечно, уже не молодая — вот на пуговицу намотался седой волос. Она слишком обильно душится розовым маслом.
Сэр Саймон потемнел от злобы. Если кто-нибудь из слуг услышал эти безумные слова, он не ручается за свою голову. Люди, которые после заседания «Доброго парламента» позаботились об изгнании Элис Перрейрс, теперь уже сами распрощались с землей[68].
Он подошел к двери и посмотрел во все стороны.
— Госпожа Перрейрс — самая высокопоставленная дама королевства. Я не знаю, каковы будете вы через десять лет, а госпожа Элис и через двадцать будет молодой и прекрасной.
— Хотя бы и так, — возразила Джоанна, — но платья ее я не надену.
— Вы его наденете! — сказал сэр Саймон, сжимая кулаки.
Она его все-таки надела. Малиновый бархат мало шел к ее смуглому лицу: Элен — Лебединая Шея была права. Но никто в толпе, собравшейся поглазеть на богатую свадьбу, и не думал покатываться со смеху.
Народ во все глаза смотрел на невесту. Никому и в голову не приходило смеяться. Кровать новобрачных окропил святой водой сам лорд-примас, архиепископ Кентерберийский.
Жених был одет в белые кожаные штаны, куртка на нем была из голубого атласа, вся изрезанная и проколотая красивым узором, а на плечах его развевалась геральдическая мантия, волочившаяся за ним на пять ярдов.
Кроме постоянной свиты лорда, были наняты девяносто вооруженных всадников, по десять марок каждому, менестрель[69] за сто шиллингов, а так как одного менестреля оказалось мало, лондонскому жителю Александру Гэльборну было уплачено еще шестнадцать фунтов и тринадцать шиллингов за менестрелей.
В самый разгар свадьбы на взмыленной лошади из Кента прискакал гонец; он привез доброе известие. Молодая леди Бёрли, по завещанию, становилась наследницей всего имущества рода Друриком. Таким образом, девушка, на которой, по всеобщему мнению, сэр Бёрли женился исключительно из сердечной доброты, теперь приносила мужу в приданое замки, луга, поля, леса, мельницы, деньги и драгоценности.
На свадьбе произошла вторая размолвка Джоанны с сэром Саймоном. И сейчас она спешила найти его и порадовать доброй вестью.
Дело в том, что, узнав об огромном количестве приглашенных на свадьбу гостей, скотогоны пригнали к дому сэра Саймона целое стадо овец, быков, свиней, телят и гусей. Дворецкий принял птицу и скот, но, когда дело дошло до расплаты, гуртовщикам было заявлено, что с ними расплатятся по ценам, существовавшим до «черной смерти».
Несчастные подняли крик и плач, потому что сами платили дороже, но были тут же на улице избиты палками.
Джоанна бросилась к сэру Саймону и узнала, что все было сделано с его ведома. Ссора разгорелась бы, если бы рыцарь Бокль не увел сэра Саймона в галерею и не убедил смирить свой гнев.
Теперь Джоанна нашла его за столом, одного, без друзей и слуг. Он сидел, опустив голову, и его красивые каштановые кудри свешивались ему на лицо.
Она тихонько подошла и заглянула ему в глаза.
— Вы так много сделали для меня, добрый сэр Саймон, что я рада теперь хоть немножко отплатить вам. Но обещайте мне не только удовлетворить просьбы этих несчастных, но даже заплатить им вдвое против их цены за гусей, свиней, телят и быков.
Джоанна рассказала сэру Саймону о радостной вести, привезенной гонцом, и тут же на свадьбе распорядилась призвать нотариуса и переписала на супруга все имущество. Себе она оставила только сундучок с драгоценностями, меха, серебро и кружева.
