Анна Овчинникова - Сламона
— Нельзя так просто взять и усыновить! — выпалил Мильн. — Сперва нужно собрать кучу разных бумажек!
ИЛИ ОНА И ПРО ЭТО МНЕ ТОЖЕ ВРАЛА?!
— Да что б ты понимал, гений! — Бэк-Джой рывком счистил остатки овощей со своей тарелки на тарелку Мильна, выпил залпом его кисель и молча вылез из-за стола, исподтишка пнув Джона по щиколотке.
Но Мильн даже не вспомнил о Заклятьи Харро.
Потрясающая новость вскоре облетела весь приют, и после ужина оба этажа заходили ходуном.
В спальню первой группы, где с кровати Тяпы еще не было снято постельное белье, набилось столько народу, что в нарушение всех правил мальчишки сидели там на кроватях и даже на тумбочках.
В этот вечер всем плевать было на подзатыльники Куси-Хватая и на ремень Зверя — какая разница, что с ними сделают, раз негодяю Задохлику удалось пристроиться к кому-то в сыновья?! Только как же он все это провернул?! И почему его забрали так быстро?!
Мальчишки, видевшие триумфальный отъезд Тяпы, рассказывали тем, кто этого не видел, как было дело: перед ужином к приютскому крыльцу подкатил новенький «фольксваген» с огромным игрушечным медведем на заднем сиденье, оттуда вышли патлатая тощая дамочка и важный лысый господин, а спустя пятнадцать минут лысый уже вывел за руку из приюта Задохлика! Патлатая дамочка шла следом и вытирала слезы игрушечным медведем, а когда «фольксваген» выруливал со двора, Тяпа через заднее стекло показал язык столпившимся на крыльце мальчишкам и помахал им лапой медведя!
Ну ничего, пусть завтра он только явится в школу! Он что, думает, раз он теперь Домашний, так его никто не посмеет и пальцем тронуть?!
— А почем ты знаешь, что он не будет ходить в школу на Правобережье? Раз его новые папчока с мамочкой живут на Приречной улице?
— Откуда ты знаешь, где они живут?
— Да пол-приюта слышало, как тот лысый хрен орал Куси-Хватаю: «Заходите к нам на Приречную, мы вам будем очень рады!»
— Ага, уж Тяпа-то точно будет ему рад! Помните, как Куси-Хватай приложил его башкой о стену в умывалке?
— Ничего, мы тоже скоро завернем на Приречную, уж нам-то Задохлик то-очно обрадуется! Правда, Бэк?
— Больно надо мне гоняться за ним по всему городу, я эту курчавую падлу завтра в школе поймаю…
Все снова принялись спорить, будет ли Тяпа ходить в прежнюю школу, или его запишут в другую, может, даже в школу для филпсихов, где учится Вундер — но верещание звонка оборвало дебаты. Со звонком мальчишки все-таки не рискнули спорить и один за другим убрались из комнаты младших, вслух мечтая о том, что сделают с Задохликом, когда его поймают, и перешагивая через ноги приткнувшегося к тумбочке Вундера вместо того, чтобы на них наступать.
Этим вечером все было не так, как всегда!
В умывалке никто не устраивал «битву Годзиллы с морским монстром», Куси-Хватай во время вечерней проверки закатил воспитанникам всего одно штрафное дежурство за беспорядок в спальне, коротко гавкнув, что засранцев, не умеющих складывать свои шмотки, точно никто никогда не усыновит!
— Можно подумать, что ТЯПА всегда как надо складывал шмотки! — сдавленно прошептал в темноте Кен, как только за Куси-Хватаем захлопнулась дверь.
— Да он всегда их швырял как попало… И все-таки его усыновили! — дрожащим голосом откликнулся Никлас.
— А почему, как ты думаешь, Ник?
— Потому что он сам к ним напросился — ты чё, Тяпу не знаешь?
— Ага, прицепился к ним, наверное, как репей!
— Не-е, это потому, что он курчавый, как девчонка, таких всегда почему-то и выбирают… Те в сиротском доме тоже сразу выбрали Тимсона, помните?
— Вот и брали бы тогда девчонку, в приюте на Тенистой Аллее этого добра навалом!
— А что, лучше уж и вправду взять девчонку, чем такое барахло, как Задох…
— Тшшш!
С минуту все напряженно молчали, но в коридоре все было тихо, и Кен снова зашептал:
— Завтра сразу после уроков топаем на Приречную, да? Если Задохлик не придет в школу…
— Само собой! Мы его все равно достанем! Вместе с его медведём…
— И поотрываем им обоим лапы!
— Эй, а где там Приречная, кто-нибудь знает?
— Я знаю… — вдруг тихо подал голос Мильн. — Я могу показать!
— А тебе самому не показать кой-чего, гений?! — прошипел Бэк-Джой и приподнялся было на локте, но Кен примирительно буркнул:
— Да ладно, Бэк, пускай покажет, чего там! На ихнем Правобережье никогда ничего найдешь…
— Я покажу! — чуть-чуть увереннее повторил Вундер. — Я там все улицы знаю!
— Ой-ой-ой, какой умный!
— Не хотите — как хотите, я и сам могу с ним разобраться!
Несколько мгновений в спальне царила тишина, которая вскоре взорвалась сдавленным весельем.
— Все, Тяпа, держись — Вундер тебе завтра задаст!
— И твоим новым родителям!
— Ка-ак вытряхнет вас из штанов!
— Ка-ак загонит вас всех в…
— Эй, крутой Уокер! — перебил остальных Бэк-Джой. — Раз ты такой смелый, достань тогда тарелку с крыши! Если достанешь — пойдешь с нами завтра на Приречную! А если сдрейфишь…
Все развеселились еще больше, с полуслова поняв, о какой тарелке идет речь.
Вчера Бэк-Джой, Никлас и Кен взяли из игровой пластмассовую летающую тарелку и забавлялись с ней на задворках приюта до тех пор, пока Кен не закинул ее на дощатый навес над задним крыльцом, проходивший под окном спальни младших. Кен с Никласом попробовали забраться на навес по подпирающим его столбам, но у них ничего не вышло, а вылезти за «летучкой» из окна никто не решился, потому что вчера в приюте дежурил ужасный Зверь…
Красная пластмассовая тарелка до сих пор лежала на краю навеса, даже удивительно, что никто из воспитателей ее еще не заметил!
— Что, Вундер, слабо? — злорадно подначил Бэк-Джой.
— Да он, небось, уже в постель напустил со страху! — фыркнул Никлас.
— А хвалился-то, хвалился!
— Изображал техасского рейнджера! А сам…
Насмешливый шепот смолк, как только Мильн откинул одеяло и спустил ноги с постели.
Мальчишки в пораженном молчании смотрели, как Вундер натягивает поверх пижамы штаны и рубашку, как сует босые ноги в ботинки, как идет по проходу к окну, хлопая незавязанными шнурками, как влезает на стол и возится с тугим шпингалетом…
Шпингалет открылся с громким пистолетным щелчком, и Булка выдохнул:
— Во дает гений!
Гений и вправду «давал»!
В комнату хлынул холодный воздух, когда Мильн потянул на себя створку окна; потом Джон перевернулся на живот, спустил ноги наружу… И вскоре глухой стук просигналил мальчишкам, что Вундер вправду спрыгнул на навес!
Бэк-Джой выскочил из кровати, как наскипидаренный.
— Булка, Никлас, скорее! — скомандовал он, вспрыгивая на стол.
Булка, Кен и Никлас, не раздумывая, бросились ему на помощь, в четыре руки быстро захлопнули окно и вогнали на место шпингалет.
— Ложимся!
Мальчишки плюхнулись в кровати, укрылись и стали корчиться от безудержного смеха.
— Класс! — не выдержав, громко хохотнул Булка, и все сердито зашикали на него:
— Тшш! Тишшше, дурак!
— Нет, правда, здорово, парни?
— Пускай этот рейнджер поиграет там в тарелку, ха-ха!
— А вдруг он начнет орать и колошматить в окно?
— Тогда скажем, что он сам туда залез. Дуб ему за это тако-ое устроит!
— Как это — «сам залез», сквозь запертое окно, что ли?
— Ну чего ты возникаешь, Кен? Если начнет вопить, мы быстренько откроем…
— А если не начнет?
— Тогда пускай посидит до утра… Подышит свежим воздухом, небось, не помрет!
Мильн должен был умереть в тот самый миг, когда услышал у себя над головой звон захлопнувшегося окна.
Наверное, он и вправду ненадолго умер, потому что совсем перестал дышать и даже сердце у него, похоже, перестало биться…
— Эй, вы что там, совсем уже? Кончайте! — тихо вякнул он, задрав голову к темному окну.
Ему никто не ответил. Да он и не ждал ответа. Его поймали в ловушку, как последнего лоха, и, конечно, не собирались выпускать!
Обняв себя за локти, Джон отчаянно огляделся.
Может, попытаться слезть на землю по одному из столбов? Но фиг до него дотянешься из-за козырька! Если у Никласа и Кена не получилось проделать это днем и снизу, то сверху, да еще в темноте… И даже если этот головоломный трюк ему удастся, он все равно не сможет попасть в приют, ведь двери уже заперты на ночь!
О том, что можно заорать, врезать тарелкой в окно, позвать на помощь, Мильн просто не подумал. И не потому, что Куси-Хватай обязательно спустил бы с него все семь или даже восемь шкур за такое неслыханное преступление, как ночная вылазка на крышу. Сейчас Джон согласился бы остаться вовсе без шкуры, только бы снова очутиться в комнате, под одеялом, в тепле! — но орать и звать на помощь он почему-то не мог.
