Владимир Добряков - Король живет в интернате
Заканчивая свой рассказ, Ирина Федоровна мельком взглянула на сына. Он сидел, низко опустив голову, и крутил в руках чайную ложечку.
Когда встали из-за стола и мать начала собирать посуду, Андрей, смущаясь, сказал:
— Я помогу тебе.
— Да зачем же! — запротестовала она, но всю ее так и обдало теплом от этого первого, еще робкого внимания сына.
В ту ночь Ирина Федоровна долго не спала. И опять вспоминала всю свою нелегкую жизнь, погибших детей, мужа. Неспокойное, прерывистое дыхание спящего Андрея возвращало ее к действительности. «Ведь он у меня чуткий, хороший. Я же знаю. Ну, ничего. Кажется, на поправку пошел», — с радостью думала она о сыне.
Утром Андрей вымылся до пояса под краном, растерся полотенцем. А потом, когда Ирина Федоровна за чем-то ушла к соседке, жившей этажом ниже, он стал выговаривать сестренке:
— Настригла бумаги, намусорила, а подмести за собой и не думаешь. Надеешься, что мать уберет. Будто самой трудно! Дай-ка веник… Смотри, как это делается… Ну, а теперь сама попробуй. Да не тычь веником! Ровно мети… Вот так, так, уже получается…
Как только мать возвратилась, Нинка принялась хвастаться: она подметала в комнате! Ее Андрюша научил!
— При чем тут научил! — оборвал он. — Раз намусорила — сама должна догадаться убрать. Няньку, что ли, приставить к тебе!
После завтрака он разогрел в баночке засохший гуталин и принялся чистить ботинки.
— Куда-то собираешься? — спросила мать.
— Воскресник у нас сегодня по сбору металлолома. Специально для новой железной дороги в Сибири.
— Вот оно что! — сказала Ирина Федоровна. — Что ж, иди. Нужное дело.
Простившись с матерью, Андрей сбежал с лестницы и в дверях парадного едва не столкнулся с Прасковьей Ульяновной.
— Здравствуйте, бабушка! — весело сказал он.
— А, здравствуй, касатик, — совсем, кажется, не радуясь неожиданной встрече, ответила она.
— Как живете, бабушка?
— А-а, — отчего-то вздохнула Прасковья Ульяновна и с тяжелой сумкой в руке пошла к лестнице.
«Что это она такая невеселая? — подумал Андрей. Вспомнив, что еще не видел Евгении Константиновны после возвращения из Крыма, он удивился: — А я ведь забыл зайти к ней!»
Фотография
К празднику Октябрьской революции четырем пионерским отрядам интерната присвоили почетное звание «отряда — спутника семилетки». Первым среди лучших был назван отряд шестого «А». Тот, что отличился по сбору металлолома. Другие классы собирали по двести — триста килограммов, а шестиклассники — полторы тонны!
Когда отряду шестого «А» присваивали звание «отряда-спутника», многие ворчали: где же справедливость, это бы каждый так мог получить звание! А ворчали вот почему. Пока ребята из других классов шныряли по дворам, выискивали старые тазы, ведра, прогоревшие печные колосники, пока ходили по квартирам и вели переговоры с хозяевами, убеждая их освободиться от ненужного хлама, — в это время во двор интерната вкатилась новенькая трехтонка. Из кабины выскочил сияющий вихрастый парнишка, а из кузова — его дружки, тоже сияющие, веселые. Это были ребята из шестого «А». В одну минуту борт машины был открыт, и на землю с тяжким лязгом повалились пудовые муфты, старые рессоры, погнувшиеся автомобильные оси.
Так шестиклассники утерли нос остальным ребятам.
Они были страшно горды этим и показывали точные расчеты, по которым получалось, что их металла хватит на девять метров знаменитой сибирской трассы. Другим ребятам оставалось только завидовать или ворчать:
— Работали бы наши отцы на автобазах — мы бы на целый километр навозили железа. А то подумаешь, отличились! За это и «спутника» им присвоили!
Но лучше бы ворчунам помолчать!
Если говорить честно, то звание «отряда-спутника» шестой «А» получил совсем не за это. Где самая образцовая дисциплина? У них. Где нет двоечников? Тоже у них. Кто лучше всех несет дежурство? Опять же они. Их отряд самый дружный, веселый и трудолюбивый. Они и потрепанные книги в библиотеке привели в порядок, и объявили войну подсказке, и стряпать научились. Проводили даже отрядный конкурс на самый вкусный и красивый пирог.
Вот им и присвоили почетное звание и признали победителями в школьном конкурсе чистоты!
Так и не пришлось Олегу Шилову полететь на самолете. Даже и на билет в оперный театр не мог рассчитывать. Вторая премия досталась хотя и седьмому классу, да только другому, из которого он когда-то ушел.
Но стоит ли жалеть об уходе? Ведь они не какие-нибудь перебежчики, они — добровольцы, как на войне. И разве малого добились? Обождите, объявят новый конкурс — они еще покажут себя!
Присвоение отрядам почетных званий было обставлено празднично. На торжественной линейке всей дружины, под грохот барабанов вынесли алое пионерское знамя. После сдачи рапортов выступала старшая пионервожатая. Голос ее звенел так сильно и говорила она так хорошо, что мороз подирал по коже и останавливалось дыхание.
Затем в актовом зале перед ребятами выступил старый большевик, когда-то лично видевший Ленина. Он был совсем седой, но держался прямо. Он говорил о тяжелой жизни при царе, о революции 1917 года, о Ленине. Ребятам, которые не застали даже Великой Отечественной войны, а о царе знали только по книгам, трудно было представить, что этот седой, низенького роста человек и на царской каторге был, и участвовал в маевках, и пережил целых пять войн.
Свое выступление старый большевик закончил так:
— Когда я смотрю на вас — молодых, здоровых, счастливых, то думаю: не напрасно народ принес такие жертвы, не напрасно гноили нас на царских каторгах. В вас мы видим свое будущее. Вы построите такую жизнь на земле, которая достойна человека. Коммунистическую жизнь!
Старому большевику горячо аплодировали.
Потом Олег фотографировал его вместе с ребятами. Был там и Андрей. Сначала он не хотел фотографироваться, но Светлана так по-приятельски закивала ему головой, что он не устоял и пристроился рядом с ней.
Вечером Андрей собирался отправиться в мастерскую, но вместо этого почему-то сам напросился у Олега пойти к нему в фотолабораторию. Пленку Олег проявил еще днем, и сейчас, сидя в полутемной комнате, чуть освещенной красным фонарем, приготовился печатать карточки.
Первый снимок они рассматривали вместе, при зажженном свете. Олег — придирчиво: хорошо ли вышел старый большевик, нет ли ребят с закрытыми глазами, не слишком ли серый фон. Андрей же смотрел на себя и Светлану. Они получились совсем маленькие, потому что стояли в последнем ряду.
— Можешь отпечатать для меня карточку? — спросил Андрей.
— Хоть две.
Между прочим, здесь, в фотолаборатории, Андрей узнал и тот «секрет», о котором говорил Олег в мастерской. На полочке стоял деревянный, составленный из ровных долек желтый ослик. С хвостиком, кожаными ушами и зелеными глазами-бусинками.
— Что это? — показал Андрей на ослика.
— Разве не узнаешь? Это самое послушное животное на свете. — Олег что-то нажал у ослика внизу, и тот наклонил голову, потом присел на передние ноги. Олег скомандовал: — Голову вверх! — И голова ослика послушно вздернулась.
На это было забавно смотреть. Андрей от души рассмеялся.
— Кому это сделал? — спросил он.
— Ослика для Валюши. У меня две сестрички. А вот — младшей, Танечке. — Олег достал новую игрушку: два выпиленных из фанеры медвежонка сидят у пенька. В лапах у них — топорики. Если дергать палочки то в одну, то в другую сторону, медвежата попеременно наклоняются и колотят топориками по пеньку. — К празднику им смастерил, — сказал Олег. — В подарок.
«А он вовсе не сухарь!» — подумал Андрей.
Неприятное известие
Каникулы! Целая неделя отдыха!
Андрей проснулся по привычке рано — за окнами было темно. Услышав ровное тиканье часов и разглядев полоску света под дверью в кухню, вспомнил, что он дома, лежит на своем диване, что можно пока не вставать, никуда не идти, не спешить. Вообще можно ничего не делать, хоть весь день ничего не делать. Хорошее время — каникулы!
Андрей повернулся на другой бок и задремал. Сквозь сон слышал, как поскрипывала дверь, как шепотом разговаривали мать и Нинка. Он лишь тогда окончательно проснулся, когда Ирина Федоровна тронула его за плечо.
— Андрюша, мы пошли. Завтрак на кухне. Если сейчас будешь вставать, то разогревать не надо — все горячее.
Нет, вставать он еще не будет. Куда торопиться? На то и каникулы, чтобы отдыхать в полное удовольствие. Андрей закрыл глаза, полежал минут пять. Однако спать уже не хотелось. Диван вдруг показался жестким, неудобным, какая-то пружина упирается в бок. Придется вставать.
Не одеваясь, он долго сидел на диване и размышлял: делать зарядку или не делать? В интернате, конечно, не стал бы раздумывать над этим. Там все ясно: пропел горн — надо вскакивать с кровати и вместе со всеми спешить на зарядку. Вместе со всеми. А тут — один. Сам себе хозяин. Правда, в последние два воскресенья он делал зарядку. Но ведь это лишь ради Нинки. Еще говорил наставительно:
