Люси Монтгомери - Аня и Долина Радуг
ГЛАВА 18
Мэри приносит дурные вести
Мэри Ванс, исполнив поручение, с которым миссис Эллиот послала ее в дом священника, шагала через Долину Радуг в Инглсайд, где ей, в награду за хорошее поведение, было позволено провести субботний вечер в гостях у девочек доктора. В тот день Нэн и Ди собирали вместе с Фейт и Уной еловую смолу в лесу за домом священника. Все четверо уселись на поваленной сосне у ручья, и все, как надо признать, довольно энергично жевали свою добычу. Инглсайдским близнецам позволяли жевать смолу только в Долине Радуг, где их никто не видел, но Фейт и Уна не были скованы подобными правилами этикета и охотно жевали ее везде, дома и за его стенами, к великому ужасу всего Глена. Однажды Фейт жевала даже во время воскресной церковной службы, но Джерри осознал чудовищность такого поведения и, на правах старшего брата, сурово отчитал ее, так что в церкви она больше не жевала.
— Я была такая голодная, что мне просто надо было хоть что-то пожевать, — оправдывалась она. — Ты отлично знаешь, Джерри, какой у нас был завтрак. Я не могла есть пригорелую овсянку, и в животе у меня было так странно и пусто. Смола мне очень помогла… да и челюстями я двигала не особенно сильно. Жевала совсем беззвучно и ни разу не щелкнула пузырем.
— Все равно ты не должна жевать смолу в церкви, — настаивал Джерри. — Чтобы я больше этого не видел.
— Ты сам жевал на молитвенном собрании на прошлой неделе! — воскликнула Фейт.
— Это совсем другое дело, — сказал Джерри высокомерно. — Молитвенные собрания проходят не по воскресеньям. Кроме того, я сидел на одной из задних скамей, где свет не такой яркий, и никто меня не видел. А ты сидела почти возле церковной кафедры, у всех на виду. И я вынул жвачку изо рта, перед тем как запели последний гимн, и прилепил ее на спинку передней скамьи. Потом я ушел и забыл ее там. Я вернулся на следующее утро, чтобы забрать ее, но она исчезла. Я думаю, это Род Уоррен стянул ее. А жвачка была отличная.
Мэри Ванс пришла в Долину Радуг с гордо поднятой головой. На ней была новая бархатная голубая шапочка с красным бантиком, пальто из темно-синего сукна, а в руках — маленькая муфта из беличьего меха. Она ни на минуту не забывала о своей новой одежде и была очень довольна собой. Ее волосы были искусно завиты, на округлившихся щеках играл румянец, белые глаза сияли. Она совсем не была похожа на то заброшенное и оборванное существо, которое Мередиты нашли в старом сарае Тейлора. Уна старалась не завидовать. У Мэри новая бархатная шапочка, а им с Фейт придется опять носить в эту зиму старые потертые серые береты. Никто даже не подумал о том, чтобы купить им новые, а попросить об этом отца они боялись: вдруг у него нет денег, и тогда он расстроится. Мэри сказала им однажды, что священники никогда не бывают при деньгах и им «ужасно трудно сводить концы с концами». С тех пор Фейт и Уна чувствовали, что скорее станут ходить в лохмотьях, чем попросят у отца что-нибудь, без чего можно обойтись. Их не очень тревожило то, что они выглядят такими пообносившимися, но вид Мэри Ванс, одетой с таким шиком и к тому же важничающей из-за этого, вызывал некоторое раздражение. Новая муфта из беличьего меха была поистине последней соломинкой, сломавшей спину верблюда. Ни Фейт, ни Уна никогда не имели муфт; они считали себя счастливицами, если на их варежках хотя бы не было дыр. Тетушка Марта плохо видела и не могла штопать, а Уна, хоть и старалась, штопала грубо и неумело. Так или иначе, но почему-то Фейт и Уна не могли особенно сердечно приветствовать Мэри. Впрочем, Мэри этого не заметила или ей было все равно; она не отличалась сверхчувствительностью. Легко перепрыгнув через поваленную сосну, она присела на нее рядом с девочками и положила на один из суков свою муфту; Уна увидела подкладку из сборчатого красного атласа и красные кисти. Опустив глаза на свои довольно красные, потрескавшиеся от холода руки, она задумалась о том, будет ли у нее когда-нибудь… хоть когда-нибудь возможность сунуть их в такую муфту.
— Угостите жвачкой, — сказала Мэри приветливо.
Нэн, Ди и Фейт извлекли из карманов по янтарному комочку и подали Мэри. Только Уна продолжала сидеть неподвижно. В кармане ее тесного, потертого жакета лежали четыре великолепных больших куска смолы, но она не собиралась отдавать их Мэри Ванс… ни одного! Пусть Мэри сама собирает себе смолу! Если у вас есть беличья муфта, это вовсе не значит, что вам должно достаться и все остальное на свете.
— Отличный день, правда? — продолжила Мэри, болтая ногами — для того, вероятно, чтобы показать свои новые ботинки с отворотами из очень красивой ткани. Уна поджала ноги. На носке одного из ее ботинок была дырка, а шнурки много раз порваны и связаны узлами. Но это были ее лучшие ботинки. Ох уж эта Мэри Ванс! Почему они не оставили ее в старом сарае?
Уна никогда не страдала от того, что инглсайдские близнецы были одеты лучше, чем она и Фейт. Они носили свою красивую одежду с прирожденным изяществом и, казалось, никогда о ней даже не думали. Так или иначе, а в их присутствии другие не чувствовали себя плохо одетыми. Но когда наряжалась Мэри Ванс, она явно распространяла вокруг себя атмосферу великолепия своей одежды… купалась в этой атмосфере… заставляла всех остальных сознавать, как они одеты, и думать только об одежде. И Уна, сидя на поваленной сосне в золотистом, словно мед, солнечном свете приятного декабрьского дня, остро чувствовала, каким жалким было все, во что она была одета: старый полинявший берет, который, однако, считался ее лучшим головным убором, тесный жакет, служивший ей уже третью зиму, дырявая юбка, жалкое, почти не греющее бельишко. Конечно, Мэри шла в гости, а она — нет. Но даже если бы она захотела принарядиться, ничего лучшего, чем то, что было надето на ней, у нее не нашлось бы — и это уязвляло.
— Отличная жвачка. Слышите, как щелкает? Возле гавани смоляные ели не растут, — заметила Мэри. — А мне иногда до ужаса хочется пожевать. Миссис Эллиот не разрешает мне жевать смолу — сердится, если увидит. Говорит, это не подобает леди. Рассуждения насчет того, что подобает и что не подобает леди, вечно ставят меня в тупик. Никак не могу усвоить все эти запутанные правила. Эй, Уна, что с тобой? Язык проглотила?
— Нет, — сказала Уна, не в силах оторвать глаз от беличьей муфты.
Мэри наклонилась, взяла муфту и сунула в руки Уне.
— Подержи-ка в ней руки, — распорядилась она. — Они у тебя, похоже, окоченели. Отличная муфта, правда? Миссис Эллиот подарила мне ее на прошлой неделе на день рождения. А на рождество я получу в подарок такой же воротник. Я слышала, как она говорила об этом мистеру Эллиоту.
— Миссис Эллиот очень добра к тебе, — сказала Фейт.
— Это точно. А я — к ней, — усмехнулась Мэри. — Работаю как лошадь, чтобы ей было полегче, и делаю все именно так, как она любит. Мы созданы друг для друга. Не всякий сумел бы поладить с ней так хорошо, как я. Она до жути аккуратная, но и я такая же, так что мы отлично ладим.
— Я же говорила, что она тебя никогда пороть не будет.
— Это правда, ты говорила. Она ни разу меня даже пальцем не тронула, а я ни разу ей не соврала… ни разу, честное слово. Она, правда, иногда меня языком-то изрядно шерстит, да мне как с гуся вода. Эй, Уна, что ж ты муфту-то сняла?
Уна уже положила муфту на сук.
— Спасибо, у меня руки не зябнут, — сказала она чопорно.
— Ну, если ты довольна, я тоже. А еще послушайте… старая Китти, вдова Алека Дейвиса, вернулась в церковь, кроткая как овечка, и никто не знает почему. Зато все говорят, что Нормана Дугласа заставила вернуться Фейт. Его экономка рассказывает, что ты ходила к нему и как следует его отчитала. Это правда?
— Я просто пошла и попросила его посещать церковь, — смущенно ответила Фейт.
— Вот это отвага! — сказала Мэри с восхищением. — Я не решилась бы на такое, хоть мне прыти и не занимать. Миссис Уилсон говорит, что вы с ним препирались жутким образом, но ты его переговорила, и тогда он тебя чуть не съел. Слушай, а твой отец будет завтра читать проповедь в нашей церкви?
— Нет. Он и мистер Перри из Шарлоттауна на один день поменяются местами. Папа уехал утром в город, а мистер Перри приезжает сюда сегодня вечером.
— Я сразу сообразила: что-то такое готовится… хотя старая Марта не захотела мне ничего сказать. Но я была уверена, что зарезала она того петушка неспроста.
— Какого петушка? О чем ты? — воскликнула Фейт, бледнея.
— Откуда мне знать, что за петушок? Я его не видала. Но, когда она вышла ко мне, чтобы забрать масло — подарок миссис Эллиот, — она сказала, что была в амбаре — резала петушка для завтрашнего обеда.
Фейт вскочила с сосны.
— Это Адам… у нас нет другого петушка… она зарезала Адама!
