Людмила Матвеева - Ступеньки, нагретые солнцем
Он достал с антресолей чемодан и стал очень ловко и проворно укладывать вещи. Чёткими движениями снимал с полок стопки рубашек и выбрал две любимых. Нагнулся и вытащил из ящика ворох носков. Шагнул в ванную и принёс мыльницу и щётку в футляре.
Катя изумлённо молчала. Неприспособленный, неумелый папа всё делал быстро и ловко.
— Кажется, ничего не забыл, — пробормотал он. Он нагнулся и поцеловал Катю. — Будь счастлива.
— А маме позвонить? Забыл?
— Потом, потом.
Хлопнула дверь.
Прошло две недели, потом месяц. Папа не возвращался. Мама молчала, у неё были заплаканные глаза. Катя ни о чём не спрашивала. Что-то подсказывало ей, что спрашивать не надо. И откуда-то она знала, что папа не вернётся никогда.
Через год, когда Катя была уже в четвёртом классе, она увидела знакомую фигуру, возвышавшуюся над всеми. И Катя не могла не подойти, она подошла поближе. Это был отец. Стоял около газетного киоска, листал журнал.
Катя долго смотрела на него. Если бы он увидел и позвал, она бы поговорила с ним. Но он не обернулся, и она не подошла.
В той квартире всё напоминало о нём. Большие лыжные ботинки на антресолях. Папин толстый серый свитер; он сказал, что его связала бабушка. А потом случайно выяснилось, что бабушка и вязать не умеет. А кто связал, отец так и не сказал.
«Он врун», — подумала Катя, держа в руках свитер.
— Он слабый человек, — сказала мама. — Несуразный, слабый. А эта новая жена прибрала его к рукам.
Катя опять вспомнила, как энергично он складывал свои вещи, и промолчала.
На новой квартире папины вещи не попадаются ей на глаза. Но всё равно она часто вспоминает о нём.
…Дед Тимофей говорит:
— Знаете, мне очень нравится, как вы живёте. Я не о квартире говорю: квартира у вас уютная, всё со вкусом, складно. Но я говорю о душе. Я, старый чудак, всё о душе. Вы не кинутые, не брошенные в вас этого нисколько нет. Не любого человека можно бросить. Он от вас ушёл, а сам же и покинутый.
Дед смотрит на Катю, потом на маму.
— Вы красивые, смелые, прекрасные.
И Тимка кивает. Он полностью согласен с дедом. Он хочет сказать Кате, что готов для неё на самый большой подвиг или на героизм, только бы она не грустила. Но он не говорит этого. Ему хочется, чтобы Катя сама это поняла; но поняла она или нет, он так и не знает.
Дед и Тимка вернулись домой глубокой ночью и тихо крались по квартире, чтобы никого не разбудить. Мама сказала из темноты:
— Полуночники несчастные. Вы хоть знаете, который час?
— Тихо, не шуми, — отозвался дед. — Дело не во времени…
Почему Катя промолчала?
После весенних каникул у всех много новостей. Золотцев врывается в класс:
— Ольга Петровна сына родила! Колей назвали! Я их на бульваре встретил — её и сына. Он в коляске, смотрит. А Ольга Петровна на скамейке улыбается. Я спросил: «Вы к нам вернётесь?»
— А она что сказала? — спрашивает Света Агеева.
— Она сказала: «Я еще с ума не сошла».
— Я говорила! — торжествует Света.
— Света говорила, — добавляет Эля, хотя и так всё ясно.
— Я ездил к двоюродному брату в Ленинград, — говорит Серёжа. — Там река Фонтанка и музей «Эрмитаж».
— На Фонтанке водку пил! — тут же подхватывает Золотцев.
— А мне купили гоночный велосипед, — сообщает Вика Маслова.
— Зачем Маслёнку гоночный? Ты и на таком еле-еле, — не унимается Золотцев; но Вика покосилась на него, ничего не ответила, как будто никто здесь ничего не произнес, и Золотцева уже не слышно.
Тимке тоже хочется рассказать новость. На конкурсе в Доме художественного воспитания детей Тимкин фильм получил первую премию — набор светофильтров. Тимка назвал эту картину «Белка песенки поёт». Когда Тимка показал свою работу, Ван Ливаныч сказал:
— Можешь, когда хочешь.
Почему то все учителя любят так говорить.
В вестибюле Дома художественного воспитания повесили плакат: «Привет победителям конкурса на лучший фильм!» А внизу нависали несколько фамилий, и Тимкина первая. Ван Ливаныч пошевелил усами.
— В Париж на фестиваль пошлём твою ленту. Вот так, Тима.
И потрепал Тимку по плечу.
Как было бы хорошо, если бы об этом узнали в классе. Но рассказывать о своих победах и достижениях неудобно, и Тимка молчит. А тогда получается, что всем есть о чём рассказать, а ему и рассказать то не о чем. Как будто у каждого в жизни ость события, успехи, а у Тимки ничего этого нет.
В класс входит Галина Ивановна. Она за каникулы ещё помолодела и от этого старается держаться ещё строже.
— Четвёртая четверть самая короткая. Надо сразу относиться к учёбе серьёзно. Раскачиваться совершенно некогда.
Галина Ивановна начинает объяснять урок. Все сидят тихо, но очень это трудно — сразу, на первом уроке, когда только что кончились каникулы, сидеть совсем тихо и слушать урок совсем внимательно. Тимка слышит, как по классу покатился шарик. Тимка оборачивается — голубая бусина величиной с лесной орех катится по полу прямо к нему. Хорошо бы, она остановилась возле его парты. И она останавливается возле самой Тимкиной парты. Он берёт её в руку. Солнце горит в самой середине голубого шарика, а сама бусина прохладная, тяжёлая, гладкая. Её так приятно держать в руке, прижать к щеке.
— Катя ко мне! — шепчет сзади Золотцев.
И Тимка пускает бусину по классу в обратную сторону. Она катится, тихонько жужжит.
— Золотцев, прекрати, — говорит Галина Ивановна, не оборачиваясь. Она рисует на доске какую-то схему.
— Как что, так сразу Золотцев, — с готовностью откликается Золотцев, и урок продолжается.
Раньше, ещё этой зимой, Галина Ивановна обязательно отобрала бы шарик. И рассердилась бы. А теперь не сердится и не отбирает. Тимка прислушивается: бусина больше не катится.
— Золотцев, повтори, что я сейчас рассказывала, — говорит Галина Ивановна.
И Золотцев повторяет. Запинается, путает, но всё-таки повторяет. Раньше, еще этой зимой, он бы не повторил.
Тимка не знает, что изменилось. Он только смутно чувствует, что и Галина Ивановна стала немного другой. И он, Тимка. И Катя тоже. Может быть, потому что весна и очень яркое солнце.
Катя сидит за Тимкиной спиной. Он украдкой оборачивается, чтобы посмотреть на Катю. Но она сразу замечает. Нельзя посмотреть незаметно.
Он повернул голову, а она сразу увидела и зашептала:
— Нечего тебе, Тимка, оборачиваться.
Почему так всегда получается? Он тянется к Кате изо всех сил, а как только он к ней приближается, обязательно происходит что-нибудь такое, отчего Катя оказывается далеко-далеко, дальше, чем раньше.
Тимка вспоминает совсем недавний случай.
Однажды в каникулы он шёл через двор, нёс картошку из овощного. Шёл себе, о чём-то думал. Вдруг услышал знакомые голоса. Посмотрел и видит: на солнышке, где просох асфальт. Катя и Вика Маслова вертят верёвку, а Света Агеева прыгает. Тимка пошёл медленно-медленно, а сам смотрел на них. Они вертят верёвку медленно, и Света прыгает медленно. Они вертят быстро, и Света прыгает быстро. Только ноги мелькают в белых гольфах. А рядом стоит Эля, тоже в белых гольфах, и ждёт. Она переступает с ноги на ногу от нетерпения — ей тоже хочется попрыгать. Но Света всё прыгает и прыгает, а Эля всё ждёт и ждёт.
Наконец Катя говорит:
— Светлана, хватит. Все хотят попрыгать.
— Мало ли что, — отвечает Света и продолжает скакать то на двух ногах, то на одной. — А ты, Катенька, не будь такой принципиальной. Принципиальных мальчики не любят.
— Не любят, — хихикает Эля. — Ненавидят.
Тимка остановился под деревом, как вкопанный. Девочки его не видят, а ему слышно каждое слово.
Света прыгает и прыгает. Катя молчит. Почему она не перестаёт вертеть верёвку? И Маслёнок тоже?
Маслёнок вдруг говорит:
— Катя больше всех в нашем классе пользуется успехом. А вы просто завидуете.
— Каким таким успехом?
Света перестала прыгать, и верёвка неподвижно повисла у самой земли.
— Каким уж таким успехом она пользуется? — наскакивает Агеева. — Ты про Тимку, что ли? Он один от неё в обмороке. А разве Тимку можно принимать всерьёз?
Эля, конечно, произносит своим бесцветным голосом:
— Кого-кого, а Тимку нельзя принимать всерьез. Смех.
Тимка замер под деревом за крылечком. Сейчас Катя обязательно скажет:
«Ну почему же Тимку нельзя принимать всерьёз? Он очень хороший. Учится не хуже других. Снимает кино. И вообще».
Тимка за крыльцом почти слышит уже Катин голос, произносящий эти слова. Но Катя ничего не говорит. Он ждёт и ждёт, а она молчит и молчит.
Потом Вика Маслова говорит:
— Давайте прыгать дальше.
Верёвка мерно стукала по сухому асфальту. Тимка незаметно пошёл к своему подъезду.
Он решил, что никогда в жизни больше не посмотрит на Катю. И вот теперь он сидит в классе и вертит головой. И видит потрясающую красоту Кати: в глазах, как в голубых бусинах, светится солнечный луч; волосы отросли и спускаются на плечи. Ему почему-то кажется, что вокруг Кати вьётся какое-то светящееся мерцающее облако.
