Леонид Вайсберг - Тайна корабельного кладбища. И я плавал по Дунаю
Папы в каюте не было. Я быстренько разделся, натянул плавки и отправился на корму. Однако бассейна тут не оказалось. Ни на первом, ни на втором, ни на третьем этажах. Не оказалось его и на прогулочной палубе. Вместо бассейна я обнаружил самый обыкновенный фонтан. Вода била в нем с четырех сторон. Упругие струи пересекались в центре.
Я оглянулся. Никого. Все ушли обедать. А, была не была! И залез в фонтан. Хорошо! Вода прохладная, бьет сильно, до боли, Я бы еще покупался, но по палубе раздались чьи-то шаги. Накроют! Схватив на лету со стула полотенце, я двумя прыжками очутился за полураскрытой дверью. Вытираюсь и смотрю. К фонтану подошел матрос. Тот самый, что сопровождал меня к капитану. Да, вовремя я убрался!
Только бы не заметил он на палубе отпечатков мокрых ног. Матрос подошел вплотную к фонтану, попробовал рукой воду и… стал раздеваться. Вот это да! Я даже рот разинул от удивления. Потом пришел еще один матрос. Он тоже полез купаться.
Тогда я смело вышел из-за двери.
— Как водичка? — спрашиваю.
— Хороша! Наш бассейн — всем бассейнам бассейн!
— Так это не фонтан?
— Считай, как нравится, а лучшего купания не придумать!
Словом, все было в порядке, а у меня испортилось настроение. Целый день сегодня зря переживаю. То с флагом, то теперь с бассейном. Залез в него, чтоб никто не видел, а фонтан, оказывается, специально для купания устроен. Баста! Больше я ни на какую удочку не попадусь!
Но не прошло и двух часов, как я снова попался. Да еще как! И сейчас стыдно вспомнить. Меня после этого случая весь теплоход пиратом называл, а папа и по сей день настоящего моего имени вспомнить не хочет. Хорошо ещё, что Женька Новикова не знает. Задразнила бы!
А произошло вот что. После обеда мы пошли с папой в бар. Ему захотелось пива, а мне он обещал какой-нибудь вкусный коктейль. Сами понимаете, как я загорелся. В бар, да еще пить коктейль! Ведь это первый раз в жизни…
Коктейль оказался действительно вкусным. Банановым. Пил я его через соломинку. Приятно. За широкими окнами плещется Дунай, гудят двигатели, а я пью настоящий коктейль. Представляете?
Вдруг под днищем теплохода что-то заскрипело. Потом даже заскрежетало. «Амур» рванулся вперед, назад, снова вперед, снова назад. Ни с места. Двигатели смолкли, и сразу стало слышно, как журчит вдоль бортов речная вода.
— Сели на мель! — крикнул я папе и помчался в ходовую рубку. Но меня туда не пустили. Вахту нес третий помощник капитана.
Туристы высыпали на палубы. Смеются, шутят, как будто случилось что-то радостное. Я разыскал папу. Он тоже был в восторге.
— Вот тебе и приключение!
— Не понимаю, чему ты радуешься. Ведь теплоход терпит бедствие. Может, даже SOS дадут, — разозлился я.
— Советую запастись спасательным поясом, — захохотал в ответ папа.
С кормы раздались голоса:
— Буксир идет! Буксир!
Я тоже увидел его. Буксир вел за собою три баржи. Флаги на всех судах разные. На корме буксира — австрийский, на одной барже — румынский, на другой — западногерманский и на третьей — болгарский. Идут за буксиром, тесно прижавшись друг к другу бортами. Вот если бы всегда все страны так дружно жили!
На караване заметили пашу беду. Буксир круто повернул и повел баржи к берегу. Причалил их. Направился к нам.
Тут-то и произошла со мной эта самая история. На мачте буксира я заметил черный вымпел. Да, черный! Я сразу вспомнил множество книг, рассказывающих о судах с черными вымпелами и флагами. Вспомнил и заорал на весь Дунай:
— Пираты!
Это было так неожиданно, что папа застыл на месте. А я кинулся к капитану. Забарабанил в его каюту, но никто не откликнулся. Нашел его на мостике.
— Пираты!
Он как захохочет. Обнял меня за плечи, а сам никак успокоиться не может. Слезы вытирает. А я стою и на черный вымпел показываю. С буксира кричат, а капитан ответить не может. Наконец справился со смехом. Прокричал в мегафон что-то по-немецки.
— Пираты, говоришь? — это он уже мне. — На Дунае? Откуда им здесь взяться? Эх ты, чудак человек!
— Черный вымпел…
— Знак это такой. Поднимают его в том случае, если буксир ведет за собой баржи. Ясно?
Тут я совсем расстроился. Капитан, видимо, заметил это.
— С двадцати трех ноль-ноль я на вахте, — сказал он. — Приходи. Поведем «Амур» по локатору. Только разрешение у отца попроси.
— Ладно…
Я ушел в каюту. Лег на диван. Отвернулся к стене. На ужин не пошел. Чтобы не смеялись. Пока все ужинали, я разглядывал из окна каюты дунайскую воду. Она по-прежнему была не голубой, а грязно-серой. Забегая вперед, скажу, что голубой воды я в Дунае так и не увидел. Ни у Вены, ни у Будапешта, ни у Белграда.
Может, во времена Штрауса река действительно была голубой, а может, она ему просто показалась такой. Я где-то читал, что писатели, поэты, художники и композиторы тем и отличаются от обыкновенных людей, что видят и слышат то, что скрыто от других.
Десант на «Амуре». Все, что знаю о Дунае. Вена сверкает огнями
Утром папа с превеликим трудом поднял меня с постели. Никак не открывались у меня глаза. Ну, словно клеем кто намазал. Слышать все слышу, но не вижу; сяду и тут же валюсь обратно на подушку.
Надеялся, что папе надоест меня уговаривать и я вздремну еще минут сто — сто пятьдесят. Все получилось и так и не так. Папа действительно прекратил уговоры. Не говоря ни слова, он просто-напросто подхватил меня на руки, отнес к умывальнику и окатил холодной водой.
Тут я сразу открыл глаза. А папа стал распространяться насчет физической закалки. В пример, конечно, он ставил себя. Мол, легли мы в одно время… Ну, и пусть себе думает, что в одно. Не мог же я объяснить отцу, что с двенадцати ночи до трех часов утра нес с капитаном вахту в ходовой рубке.
Это было замечательно! Как только папа заснул, я выскользнул из каюты. Конечно, без разрешения. К чему оно мне, когда у моего папы есть еще одно редкостное качество: он не просыпается по ночам. И еще — ему никогда не снятся сны. Мама по этому поводу говорит, что он всегда спит сном праведника. Не знаю, кто такие праведники, но меня это вполне устраивало.
Наконец открыв глаза, я первым делом посмотрел на часы. Стрелки показывали без пяти минут шесть. Поднес часы отцу. Он посмотрел и протянул мне свои. На них было ровно девять.
Мои часы стояли. Вчера я не завел их.
— Ставь по моим, — сказал папа.
Я знал, что часы его всегда идут точно. Но я был зол на отца.
— Поточнее твоих найду.
Спустившись по витому трапу на нижнюю палубу, я остановился у двух больших циферблатов, по которым быстро бежали секундные стрелки. Под одними часами висела табличка «Московское время», под другими — «Среднеевропейское время». Разница между ними — ровно два часа. И сейчас на одном циферблате было десять минут десятого, а на втором — десять минут двенадцатого.
А надо вам сказать, что как только наш поезд пересек границу Венгрии, время сразу отодвинулось на два часа назад. Забавно было: выехали из Чопа в восемь утра, а приехали на первую венгерскую станцию в четверть седьмого. Словно не на поезде, а в «машине времени» ехали. Это потому, что попали в другой часовой пояс.
Но я все равно поставил часы по московскому времени: десять минут двенадцатого. Не хочу жить по-другому. Наше время самое правильное!
По берегам громоздились к небу горы, поросшие лесом и кустарником. А вчера гор еще не было. На носу теплохода развевался красный флаг, разрезанный вдоль широкой белой полосой. Я сразу понял, что «Амур» идет уже по территории Австрии. Сразу вспомнилось вычитанное перед отъездом в энциклопедии…
Население — более семи миллионов. Федеративная буржуазная республика. Состоит из девяти земель. Это что-то вроде наших областей. Глава государства — президент… И еще — помещикам принадлежит здесь почти половина всей земли. А их, помещиков этих, маленькая горстка…
Во время завтрака на левом берегу показался небольшой чистенький городок. С реки казалось, что кто-то прилепил к горам множество игрушечных домов и домиков. По карте я определил, что это был Хайнбург.
И тут по радио туристам объявили, что сейчас на «Амур» высадится десант австрийских таможенников и пограничников. Нас попросили не выходить из кают. Но я, конечно, не усидел. Разве можно пропустить такое. Десант! Сейчас по сходням застучат кованые солдатские сапоги, всюду встанут часовые в чужой форме!
Но все произошло иначе. Неинтересно. К борту теплохода пришвартовался небольшой катер. Из него вышло шесть человек. Двое — в форме, с пистолетами на боку. Остальные — в обыкновенных костюмах. И это называется десантом?
Мне стало скучно, и я вернулся в каюту. Сидим — ждем. А теплоход продолжает идти вперед. Наконец в дверь постучали. На пороге вырос австриец в форме.
