Владислав Крапивин - Мушкетер и фея

– И большой был скандал? – нехотя спросил директор.

– Изложить в подробностях?

– М-м… нет. Анна Викторовна сама изложит на перемене.

– Со своих позиций, – сумрачно сказал Джонни и вывел на большую диагональ слона.

– Естественно, – заметил Борис Иванович. – Каждый заботится о своих позициях… Впрочем, ты не заботишься: смотри, сейчас тебе будет классическая вилка.

– Не будет, я вот сюда…

– А я так!

– Ах ты… – шепотом сказал Джонни и запустил пятерню в кудлатый затылок. С полминуты он сидел на подлокотнике в позе озадаченного павиана. Потом метнулся к портфелю и выхватил из него что-то плоское и картонное. Это "что-то" щелкнуло и развернулось. Джонни накрыл желтые космы картонной шляпой-пирамидой. Деловито вернулся к столу.

– Ну-ну, – сказал Борис Иванович. – Давай-давай…

Джонни "дал". Вывел ферзя из-под удара, спокойно посмотрел, как директор забирает белую ладью, и сказал:

– Шах.

– Подумаешь…

– Еще шах.

– Ну и…

– Ну и тогда ваш ферзь полетит.

– Ч-черт, – непедагогично высказался директор.

Ферзя он спас, но потерял коня и слона. И задумался. Надолго.

Наконец Джонни деликатно покашлял.

– Подожди, – поморщился Борис Иванович. – Дай-ка… – Неожиданно он снял с Джонни пирамиду и накрыл ею свою волнистую русую шевелюру. – Ага… Хитрый трюк с пешкой у вас, товарищ Воробьев, не выйдет…

– Как сказать, – отозвался Джонни.

– Вот так и ска…

Ласково закурлыкал телефон. Борис Иванович посмотрел на него, как на отпетого нарушителя дисциплины. Трубку не взял. Приоткрылась дверь. Директор судорожно снял шляпу и положил перед собой. Джонни оглянулся. Он успел заметить, что у возникшей на пороге Евдокии Герасимовны от изумления сами собой воздвиглись на лоб очки. Джонни съехал с подлокотника и укрылся за высокой спинкой. Евдокия Герасимовна с придыханием сказала:

– Борис Иванович, вам звонят.

– Меня нет, – страдальчески произнес директор.

– Но… это заведующий гороно.

– Я на показательном уроке.

Джонни сквозь спинку кресла ощутил взгляд секретарши. И отчетливо понял, что ему, Джонни, здесь не место. Ученики не должны знать, что директор умеет говорить неправду.

– Я надеюсь, вы пошутили, – деревянным голосом проговорила Евдокия Герасимовна. – Я уже сказала Игорю Степановичу, что вы сейчас возьмете трубку.

На худом лице Бориса Ивановича отчетливо нарисовалась зубная боль.

– Да… – обреченно сказал он в трубку. – Да… Привет и тебе, дорогой Игорь Степанович… Ну, не хочу я об этом сейчас, не время. Так не хочу, что даже просил соврать уважаемую Евдокию Герасимовну, что меня нет. Но она неколебима в своих убеждениях… Да, писал, сам знаешь, раз говоришь. Нет, не так. Пока только просил узнать, есть ли возможность… Не надо, Игорь Степаныч, мы оба знаем, что ты будешь рад… Зато спокойнее… Ну хорошо, хорошо. Потом… До вечера.

Он с облегчением плюхнул трубку на аппарат. Помолчал. Опять нахлобучил пирамиду, словно хотел ею защититься от всех неприятностей. Но тут же спохватился и надел ее на Джонни. И усмехнулся:

– Бедная Анна Викторовна… Представляю, что она испытала, когда увидела вместо ваших нечесаных макушек такие вот… четырехскатные крыши.

– Не знаю, что испытала, – насупился Джонни. – Но крик был большой… Она почему-то думает, что мы все ей назло делаем. А мы наоборот. Хотели процент успеваемости повысить.

– Не жалуйся, – сказал директор. – Она совсем не плохой человек.

Джонни защитил пешкой короля и пожал плечами:

– Никто не говорит, что плохой. Только неопытный… Мы на нее и не злимся. Если первый год человек с пятиклассниками работает, чего с него спрашивать… Может, еще воспитается.

– Будем надеяться, – сказал директор.

– А вы надеетесь? – осторожно спросил Джонни.

– Надеюсь… Я с Анной Викторовной как-то разговаривал про ее дела… и вообще про жизнь. Она говорит, что с детства мечтала учительницей стать. А раз человек мечтает… А то ведь есть такие, что идут в пединститут просто так, потому что больше некуда податься. А зачем соваться в педагоги, если сроду этого не хотели?

– А вы?.. – спросил Джонни и слегка испугался своей дерзости.

– Что?

– Ну, вы… хотели?

– Я хотел, – сказал Борис Иванович. – Я с восьмого класса с маленькими возился… А ты, кажется, с первого, да?

– При чем тут я? – подозрительно спросил Джонни.

– Это я так… Ах ты, как же я пешку-то прошляпил…

– Может, потом доиграем? – деликатно предложил Джонни. – А то вы сегодня какой-то… грустный.

– Думаешь, завтра буду веселее?

– Неприятности, наверно? Из-за нас, да? – посочувствовал Джонни.

– Не только из-за вас… Все одно к одному. Письмо вот пришло, что Ленка заболела. Дочка.

Джонни вскинул ресницы. Про дочку он слышал впервые. Директор жил один в комнате при школе.

– Она с матерью в Краснодаре, – объяснил Борис Иванович.

– А! Потому что здесь квартиру не дают, – догадался Джонни.

– Потому что… директор школы, а не доктор наук, – слишком ровным голосом сказал Борис Иванович. И вдруг смешал на доске фигуры. – Все, Джонни. Сдаюсь.

– Ну, зачем вы так? – смутился Джонни. – Могла быть ничья…

– Не люблю ничьих. Лучше давай еще раз. До звонка двадцать минут.

– Только вы возьмите сейчас мою шляпу. Чтобы равные шансы были, а то нечестно.

– Возьму…

"В этом что-то есть…"

Во второй партии Борису Ивановичу везло больше. Но он оставался невеселым. Неловко глянул на Джонни и сказал:

– Я тут слегка разболтался о семейных делах. Это между нами, ладно?

– Вы же меня знаете, – успокоил Джонни.

Борис Иванович наконец улыбнулся.

– Знаю… С самого начала. Мы ведь в один год с тобой в школу пришли. Ты в первый класс, я в директоры… А познакомились четвертого сентября, после шумной истории с водопроводом. Я тебя сушил в этом кабинете…

– Я помню, – поспешно сказал Джонни. – Вам шах, Борис Иванович. – Ему не хотелось касаться подробностей.

Борис Иванович поправил шляпу-пирамиду и продолжал вспоминать:

– А потом операция "Зеленый слон". Это уже в третьем классе…

Джонни заулыбался. Операция была героическая, стыдиться нечего.

– В общем, знаем мы друг друга пятый год, – подвел итог директор и задумчиво глянул из-под шляпы. – Поэтому ответь мне, Евгений Валерьевич, на один вопрос. Только честно.

– Если получится, – осторожно сказал Джонни.

– Получится. Скажи: какой я директор?

– Как это "какой"? – растерялся Джонни.

– Ну, какой? Плохой, хороший? Средний?

Джонни не думал ни секунды. Он сказал то, что знал:

– Самый хороший в Советском Союзе.

– Я серьезно…

– И я серьезно. Это все знают. – Джонни был даже слегка раздосадован. Он не любил говорить общеизвестные вещи.

– Все знают, – усмехнулся Борис Иванович. – Кто может знать про весь Советский Союз?

– Ну… это я так сказал. Просто лучше, чем вы, директору быть ни к чему…

– Ты, наверно, меня не понял, – вздохнул Борис Иванович. – Дело не в том, что мы играем с тобой в шахматы и я иногда прощаю твои фокусы…

– Ох уж, вы прощаете… – сказал Джонни.

– Однако… Согласись, что отношусь с пониманием.

– С пониманием вы ко всем относитесь, – холодновато сказал Джонни. – Я про это и говорю.

– Ты, кажется, обиделся… Или тебе показалось, что я напрашиваюсь на комплименты?

– Мне другое показалось, – хмуро сказал Джонни. – Кто-то считает, что вы не такой уж хороший директор, да? – И он посмотрел на телефон.

Борис Иванович тоже посмотрел на телефон.

– Вы им не верьте, – сказал Джонни.

– А ты не хотел бы стать директором? – вдруг спросил Борис Иванович.

– Как это? – изумился Джонни.

– Ну, не обязательно директором, а вообще учителем. Когда вырастешь.

Джонни не любил делиться планами на будущее. Даже с самыми хорошими людьми. Но сейчас разговор шел такой, что приходилось быть откровенным.

– Я еще точно не знаю, – неуверенно проговорил Джонни. – Вообще-то мне больше хотелось путешественником… Как Тур Хейердал, например. Или археологом, всякие тайны раскапывать. В общем, открытия делать.

– Хорошее занятие, – согласился Борис Иванович. – Я об этом тоже мечтал. Но, понимаешь… Тех, кто станет делать открытия, кто-то должен сначала учить…

– Я понимаю…

– И еще вот какая штука… Конечно, открытия делаются в экспедициях. И в лабораториях, и в космосе. Но не только. Есть еще работа: помогать людям делать открытия каждый день.