Тамара Воронцова - С тобой товарищи
— Накажи, господи! Покарай безбожников! — И не содрогается ее сердце, что в своем затмении кличет она беду и на голову сына.
Брат Афанасий упрекает ее, что не уберегла сына, упрекает и еще кое в чем. Страшно Кристине, и не столько перед богом, сколько перед братом Афанасием, и перед тем, другим, кого видела Кристина один только раз, и кому, собственно, обязана своей более или менее обеспеченной жизнью. Правда, брат Афанасий уже намекнул ей, что, дескать, она не так уж заслуживает поощрений. Поубавилась сила Кристинина, наверно, потому, что поубавилась ее вера в бога. А того не может понять свитой брат, как тяжело ей! Попробуй тут поговори о боге, когда, что ни день в космос люди летают.
Вот недавно пришла она к Гошкиной матери спросить, почему она не ходит на молитвы, так даже слезливый дед, которому до смерти-то два сморчка осталось, язвительно так спросил:
— А ты мне скажи, матушка… Вот говоришь, говоришь ты, и брат Афанасий говорит о конце света. А я, тугодум, думал, думал и понял в одночасье. Конец-то света для господа бога приходит. Потихоньку теснят его люди… Али он на другую мировую пространству перепрыгнет?
Кристина в бешенстве наговорила тогда невесть чего. А пришла домой, остыла и задумалась. Может, и правда пошатнулась в ней вера? Не радостно ей. И что в загробной жизни ждет ее рай — ведь не грешила же она! — не приносит былого утешения. Не получилась, как она хотела, жизнь у нее. И сын, ее собственный сын, отшатнувшийся от нее, от веры, от бога, как бельмо на глазу, неотступно напоминает об этом.
Думает так Кристина, молчит; и не знает Женя ее мыслей. Только чуткой своей душой сознает, что она изменилась к нему. И заботиться о нем почти перестала. Из скромности отказываясь поужинать у Катьки или у Иринки, Женя уже не один вечер ложится спать на голодный желудок. А сегодня днем прибежал из школы веселый, возбужденный, попросил покушать, она сухо ответила:
— Нет ничего.
— Может, тебе помочь что? — спросил он виновато.
— И помогать не для чего, денег нет…
Женя, жалея мать, рад был бы и заработать, но он не умел ничего делать. Робко попив холодной воды, он негромко сказал:
— Ну, я пошел…
Мама ничего не ответила и даже не повернулась.
От всех этих воспоминаний светлое чувство его потихоньку растворилось. В желудке заурчало, точно там кто-то сидел голодный и сердитый от этого. Женя не заметил, как почернели окна, не услышал глухих торопливых шагов в коридоре и только, когда скрипнула дверь, заметил, что в классе совсем темно.
Кто-то заглянул в дверь и тоненьким голосом крикнул:
— И тут никого нет, тетя!
— Ира? — узнал голос Женя.
— Ты тут? — спросила Иринка и шагнула в класс. — Ты что здесь делаешь?
— Сижу.
— Ну вот «сижу», — добавила она с укоризной. — А мы тебя по всему городу ищем. Думали, опять куда тебя мать упрятала.
Она подошла ближе, и Женя услышал ее учащенное дыхание.
— Сядь, Ира… Давай посидим.
Что-то в Женином голосе заставило ее не спросить, а тут же сесть к нему за парту.
— Краской как пахнет, — сказал Женя и спросил: — А в Москве большие школы?
— Большие, — как эхо, отозвалась Иринка. Ее непонятно начинала волновать и темнота класса, и пустота школы, и то, что она в этой темноте и пустоте сидит наедине с Женей.
— И в которой ты учишься, тоже большая? — опять спросил Женя.
— Большая.
— Больше этой?
— Больше. У этой — два этажа, а в тон, где я учусь, — пять. — Понемногу непонятное смущение проходило. И Иринке даже становилось приятно, что сидят они с Женей вдвоем…
— У нас в школе есть физкультурный зал и специально волейбольный. А еще думают нам в школе зимний бассейн сделать. Но это еще не скоро, а когда школу расширять будут.
— Тебе, наверно, не понравился наш город, — уловив нотки гордости в Иринкином голосе, сказал огорченно Женя, думая о том, что Москва, конечно, лучше и Иринке никогда уже не захочется приехать сюда еще.
— Мне не понравилось?! — воскликнула Иринка и повернулась к Жене.
В это время, разорвав груду облаков, выскользнула луна. Через синевато блеснувшие стекла бросила на крашеный пол золотистую широкую дорожку, наполнила весь класс дрожащим пепельным светом, и Иринка увидела Женины глаза. Они были большие, от полуопущенных ресниц почти темные и такие красивые, что Иринка опять смутилась.
— А… — она запнулась. — А ты очень похож на одного артиста. Я его очень люблю. — Оттого, что она в самом деле думала так, но больше от своих последних слов Иринка совсем растерялась. Она покраснела, чувствуя, как от этой жгучей краски выступают на глазах слезы.
— Пойдем, что же мы сидим, — сказала она дрогнувшим от досады голосом и, как деревянная, поднялась с парты.
— Пойдем! — отозвался Женя и так стремительно вскочил на ноги, что Иринка отшатнулась. — Пойдем, Ира! Посмотри, какая луна на улице. — Женя повернулся к окну, широко раскинул руки. — Как хорошо! Я бы сейчас сам полетел на эту луну. Не веришь?
Иринка, все еще красная и смущенная, улыбнулась его восторженности. А Женя размеренным голосом начал читать слова недавно услышанной песни:
Я верю, друзья, караваны ракетПомчат нас вперед от звезды до звезды.На пыльных тропинках далеких планетОстанутся наши следы!
— Я думаю, чет они тут делают, а они самодеятельностью занимаются! — заглянула в класс сторожиха. — Идите, я школу закрывать буду. — И, провожая их до дверей, усмехнулась: — Перед занятиями вас сюда манит, как на мед, а уроки начнутся, то и с контрольной сбежать вам ничего не стоит.
— Я не сбегаю, — оскорбленно повернулась к ней Иринка.
— Ты, может, и нет, а вот он. У этих, мальчишек, зимой в портфеле книжки, а за пазухой — коньки. Я-то знаю…
Иринка и Женя вышли на улицу. По направлению к аэропорту прошли друг за другом, покачиваясь на кочках подсохшей грязи, несколько больших автобусов, похожих на странных, тяжелых, неповоротливых животных. На крыше противоположного дома, хорошо видимые на светлом небе, выгибая спины и по-геройски задрав хвосты, истошно орали простуженными голосами два кота. Они медленно приближались, готовые вот-вот вцепиться друг в друга. Женя поднял с земли небольшой камешек, бросил. Камешек звонко ударил по крыше, наверно, под самыми носами у котов. Подпрыгнув, они скрылись за трубой, примолкли.
Женя засмеялся. Засмеялась и Иринка, протянула Жене руку. Они пошли, а потом побежали, перепрыгивая через лужицы, поблескивающие под луной, как голубые неровные зеркальца.
Уже у Иринкиного дома столкнулись со сверстниками Катькой, Хасаном, Сережей и Шуриком.
— Это свинство, — глядя на их счастливые лица, сказала Катька, и подбородок у нее дрогнул. — Я уже не могла, я уже чуть не ревела… А они живые. Видали?.. — добавила они с таким возмущением, точно живые Иринка я Женя обманули ее в каких-то тайных ожиданиях.
Хасан засмеялся, вспомнив, как ревела Катька, когда ни Жени, ни Иринки они не нашли нигде. Даже уравновешенный Сережа не выдержал:
— Ну и развела мокроту! Я теперь понимаю, почему у девчонок маловато соображения: все со слезами вытекает.
— А у тебя много этого самого соображения, вот и скажи, где они быть могут! Бесчувственная ты створа! — выкрикнула Катька, размазывая по лицу слезы.
Катькины познания в речной терминологии обескуражили Сережу, он замолчал. А после того, как они еще раз побывали в Иринкином доме, сам не на шутку встревоженный, предложил сходить в школу.
— Так где же вы были? — требовательно спросила Катька.
— В школе, — разом ответили Иринка и Женя, продолжая улыбаться.
— Вот, я же говорил… — начал было Сережа.
Перебивая его, Катька, успокаиваясь, сказала:
— Еще и улыбаются… Ни на что не похоже. — Она посопела и добавила, чем-то неуловимым напомнив Иринке Ксюшу: — Пошли к нам. Дед Назар тайменя привез. Ксюша пирогов настряпала.
— Я только бабушке…
— Бабушке я сейчас сама скажу, — остановила Иринку Катька. — А то опять пропадешь. Держи их, Хасан, — хохотнула она и побежала к Иринкиной калитке.
Глава XXV. Драма в часовне
Опять наступили теплые дни, когда можно было ходить, правда, в теплых кофточках, но без пальто. Дед Назар собирался на остров к Сережиному дедушке, чтобы помочь по хозяйству, с ним ехал Сережа. А вместе с Сережей напросились в поездку и все остальные.
— Вы же не знаете, какая ему помощь нужна. Может быть, женская! — авторитетно заявила Катька, и дед Назар, не очень-то упиравшийся, сдался окончательно.
— Только в лодке сидеть тихо, — предупредил он. — Не то пойдете на дно рыбу кормить.
— Фу! — пренебрежительно фыркнула Катька. — Я хоть с середины, хоть еще дальше без труда до берега доплыву.
