Робин ЛаФевер - Теодосия и последний фараон
Я подождала несколько минут на тот случай, если Хабибе придет в голову проведать меня. Интересно, что за тайное дело было сегодня у Хабибы?
Нет, конечно, я не могла утверждать, что это дело было тайным, но с полным основанием могла подозревать это. Впрочем, любое дело покажется загадочным, если в нем участвует женщина, с макушки до пяток задрапированная в черную ткань.
Когда никто не появился, чтобы проведать меня, я успокоилась и снова принялась ласкать Исиду. Готова поклясться, моя кошка точно знала, чем весь день занималась Хабиба. Как жаль, что с Исидой нельзя поговорить. Тут моя рука застыла в воздухе, потому что мне в голову пришла грандиозная идея. А что, если кусочек Вавилонского кирпича, который дал мне майор Гриндл, способен переводить речь не только людей, но и животных?
Сгорая от нетерпения проверить, так ли это, я принялась шарить по своим карманам в поисках заветного обломка глины. Нащупав, я крепко сжала его в левой руке, продолжая правой рукой гладить Исиду. Теперь нужно было заставить кошку заговорить.
Я убрала свою правую руку. Подождав секунду, Исида подняла голову и посмотрела на меня, желая, чтобы я продолжала ее гладить. Я отвела руку еще дальше, ожидая, что после этого кошка недовольно мяукнет. Но вместо этого Исида пристально посмотрела на меня своими круглыми изумрудными глазами, потянулась и понюхала кусочек кирпича, который я сжимала в руке. Затем в последний раз покосилась на меня, спрыгнула с кровати, взмахнула на подоконник, а потом исчезла в темноте за окном. Проклятье! Провалился мой эксперимент. По всем статьям провалился.
Прежде чем я решила, что мне делать дальше, со двора послышался цокот копыт. Мама вернулась! Я разом отбросила все мысли о древних династиях и тайнах веков и поспешила узнать, что принес сегодняшний день на раскопках.
Я встретила маму прямо на пороге.
– Привет, дорогая! – сказала мама, стягивая с рук перчатки. – Как ты себя чувствуешь?
Ой, совсем забыла, я же сегодня опять была больна!
– Лучше, – сказала я. – Намного лучше, правда. Провела целый день в прохладной комнате, и все как рукой сняло. Уверена, что завтра смогу поехать вместе с тобой.
– Великолепно! – Мама наклонилась и поцеловала меня в щеку, а когда снова выпрямилась, в дверях уже стояла Хабиба и наблюдала за нами. – О, Хабиба, – воскликнула мама, – до чего же я проголодалась! Я скоренько умоюсь, а ты начинай накрывать на стол.
Хабиба кивнула и исчезла в коридоре. Хотя я сама умыться уже успела, мне не хотелось оставаться наедине с Хабибой, я боялась, что она примется расспрашивать меня.
– Я тоже умоюсь, – сказала я. – Встретимся в столовой, мама.
Спустя десять минут мы с мамой уже уплетали за обе щеки щедро приправленную пряностями вырезку из ягненка.
– Ну как? – спросила я. – Нашли еще колонны? Или что-нибудь, подтверждающее, что мы обнаружили не просто еще одно крыло храма Хатшепсут?
– Представь себе, да! Мы нашли еще не менее двенадцати колонн, и не только это. Похоже, что открытый тобой храм находится в отличном состоянии и просто погребен под кучей грязи и мусора. Когда-то, давным-давно, нависавшие над храмом скалы обрушились и похоронили его под собой. А все, что засыпано песком и щебнем, прекрасно сохраняется, как ты знаешь.
– Отлично! – воскликнула я, пытаясь изобразить пылкий восторг. Надеюсь, мое настроение круто изменится, как только я сама присоединюсь к раскопкам. – А что у нас намечено на завтра?
– Снова копать. Мы надеемся, что такими темпами нам удастся расчистить первую террасу храма уже к концу этой недели. И тогда мы узнаем гораздо больше относительно того, что же именно нам удалось открыть.
– Прекрасно! – сказала я. – У меня даже руки зачесались, так хочется поскорее взяться за работу… – Тут я кое о чем вспомнила. – Мама!
– Да, дорогая?
– Поскольку нам предстоит много копать, что ты скажешь, если я предложу нанять мальчика, который присматривает за осликами, работать вместе с нами? Все равно ему целыми днями нечего делать, осликов-то на конюшне нет. А заодно он научится копать: какая-никакая, а профессия.
– Отличная мысль, Тео. Чем больше людей будет занято на раскопках, тем скорее мы поймем, что же именно обнаружили.
В это время в столовую вошла Хабиба, и при виде ее темной фигуры мой рот захлопнулся сам собой. Я старалась даже не смотреть на Хабибу, пока та крутилась возле стола, убирая грязные тарелки и расставляя чистые. «Интересно, – подумала я, – знает ли она о том, что сегодня я уходила из дома?» Не в силах утерпеть, я медленно подняла взгляд и даже нисколько не удивилась, встретившись с глазами Хабибы, смотревшими прямо на меня сквозь прорезь паранджи.
И тут Хабиба чуть заметно кивнула мне и покосилась на маму. Убедившись, что мама на нас не смотрит, Хабиба на мгновение поднесла к своим губам палец и тут же убрала его – я едва не прозевала этот молниеносный жест, а заметив, едва не выронила от неожиданности свою вилку. Прежде чем я успела понять, что происходит, и как-то среагировать, Хабиба уже потащилась с грязными тарелками к выходу из комнаты, но в дверях задержалась и оглянулась на меня через плечо. Черт побери! Что все это значит? Что я должна хранить ее секреты? Или что она будет хранить мои?
Ненавижу язык жестов. Расшифровывать такие сигналы сложнее, чем иероглифы.
Глава двадцатая. Перед лицом богини
На следующее утро я слегка нервничала, думая о том, как увижусь с Гаджи. Мне было неловко оттого, что последний египетский фараон должен седлать для меня ослика. Однако на конюшне Гаджи не было видно. Я не успела огорчиться по этому поводу, как заметила сидевшего на балке Сефу – это означало, что Гаджи где-то неподалеку. Мне было жаль, что я не могу рассказать Гаджи, что нашла для него новую работу, но я решила не расстраиваться и не портить себе весь день – первый день, который я целиком могу посвятить археологии, выбросив из головы все остальное.
Набир пробурчал что-то недоброе в адрес запропастившегося Гаджи, но ослики уже были оседланы, так что никаких проблем с отъездом у нас не возникло. Мы уселись на ушастиков и выехали в безоблачное звонкое утро.
– Я удивительно чувствую себя сегодня, – сказала я маме.
– Если ты сумеешь вытащить еще одного кролика из своей волшебной шляпы, это будет восхитительно! – улыбнулась мама.
Я слегка нахмурилась. На самом деле я хотела сказать, что очень рада вернуться на раскопки вместе с мамой и ее товарищами, но она, кажется, ожидала, что я вот так приду на место – и сразу открою еще что-нибудь, может быть, еще более значительное, чем храм. Все утро у меня было такое приподнятое, праздничное настроение, и вот вам – всего одной фразой мама не оставила от него и следа.
Все утро мы копали, задыхаясь от жары и пыли, по локоть в грязи и щебне. Это была тяжелая работа, очень утомительная и скучная, но мне она нравилась хотя бы уже тем, что при этом можно было забыть про интриги рвущихся к власти тайных обществ. Можно сказать, я была счастлива. Даже вечно депрессивный Ядвига казался мне сегодня не безнадежно унылым, а всего лишь павшим духом.
Чем дольше я копала, тем чаще начинала спрашивать себя, так ли уж обрадуется Гаджи, узнав, что за новую работу я ему нашла. Весь день копать лопатой в пыли и грязи – царское ли это дело?
И где, интересно, Гаджи сейчас? Я даже прекратила копать и задумалась. Может быть, он все же решил вернуться к уаджетинам? Нет. Я видела на конюшне Сефу, а без своей обезьянки Гаджи никуда не ушел бы.
С Гаджи мои мысли, разумеется, быстро перескочили на уаджетинов и их планы, но, почувствовав это, я сразу же прогнала эти мысли прочь. Все это больше не моя забота, то, что от меня требовалось, я уже сделала. А вот о чем положено думать археологу, когда он перебрасывает с места на место песок и камни, оставалось для меня загадкой. Я никогда не думала, что археологи так мало работают мозгами и так много – лопатой.
Ядвига и Румпф весь день копали рядом со мной. Стоило мне повернуться, и я едва не натыкалась на кого-нибудь из них. В конце концов мое терпение лопнуло.
– Черт побери! – сказала я. – Так я больше никогда ничего не найду!
Я не могла ошибаться сильнее, чем в эту минуту.
Я решила перейти на новое, совершенно бесперспективное место, надеясь на то, что хотя бы там назойливые мамины помощники оставят меня в покое. Действительно, так оно и случилось, они за мной не потащились. А место оказалось вовсе не бесперспективным.
Расчистив небольшой пятачок от щебня, я увидела под ним маленькое отверстие. Заинтересовавшись – и взволновавшись, – я принялась активнее работать лопатой и вскоре обнаружила маленький узкий колодец. Щебень прикрывал только вход в него, а сам колодец выглядел нетронутым.
Загадочный темный проход манил меня к себе, тянул, словно магнит. Я встала на колени и просунула внутрь руку с зажженным фонарем, а за ней и голову. Луч фонаря осветил прочные каменные стены и потолок – тоже прочный, без единой подозрительной трещины или щели.
