Эрвин Штриттматтер - Тинко
Из хлева выходит дедушка. Руки у него беспомощно висят, глаза, как у безумного, так и рыщут по двору. Он заходит в коровник, потом в свинарник и в конце концов даже в курятник. Наш Дразнила пропал!
— Ты, наверно, хлев не закрыл на засов, — говорит бабушка, поскребывая подбородок с красными прожилками.
Дедушка клянется, что закрыл.
— Сколько раз ты клялся, а потом все оказывалось вранье, — отвечает ему бабушка.
— Поговори мне еще! — возмущается дедушка. — Кто виноват, что я засов не задвинул? Скажи, кто? Все одно — ты!
И куда это наш Дразнила девался? Уж не ушел ли через открытые ворота на луга! Быть может, в лес ускакал? Или в овес забрался? У старого Кимпеля лошадь как-то в лес ушла и одичала там совсем. Потом ее пристрелили. Не дай бог, наш мерин тоже в лес уйдет! Может, его украли? Не приведи господь! Бабушка обнаруживает, что вся упряжь тоже исчезла.
С поля возвращаются фрау Клари и наш солдат.
— Дядя-солдат, — кричу я им, — наш Дразнила пропал!
— Кто это говорит, что пропал? Я его отдал в Крестьянскую взаимопомощь.
— Что? Что? — переспрашивает дедушка.
— Что сказал, то и сделал.
— Какая ж это тебя муха укусила?
— При чем тут муха?
— Чья лошадь: моя или твоя?
— Наша это лошадь. Тебе ее советский комендант не затем дарил, чтоб она в хлеву застаивалась.
— Он мне ее подарил, потому что мы с ним в дружбе были.
— Дружбу вашу поминай как звали — узнай он, что ты дальше своего двора ничего и не видишь!
— Ах, ты… ты… — Дедушка даже не знает, что сказать, он только дергает изо всех сил борт фуры.
Наш солдат откладывает куртку в сторону и нагибается, чтобы взять подпорку от ворот.
Фрау Клари подходит к дедушке. Ее фарфоровая шея порозовела от солнца, в волосах застряло несколько колосков.
— Дедушка Август, а дедушка Август, — говорит она, — у вас двух пуговиц вот тут не хватает, не видите разве?
Дедушка начинает осматривать все пуговицы на своей куртке.
А фрау Клари говорит ему:
— Пятьдесят моргенов хозяйство, а ходите без пуговиц! Пойдемте, я пришью вам.
— Черт знает что такое делается! — шипит дедушка и отпускает борт фуры. — Погубят они коня!
— Не погубят, дедушка Август, — утешает фрау Клари и гладит руку старика.
Дедушка начинает дрожать. Вот он и плачет. Две круглые слезы повисают на усах, как росинки на льне. Бабушка то и дело поправляет свой платок. Солдат моет руки у колодца. Дедушка медленно отодвигает фрау Клари в сторону и усталой походкой идет со двора. Это он коня пошел искать.
Не успел, наверно, дедушка далеко отойти от дома, как наш сосед, каретник, ввел мерина через заднюю калитку во двор. Дразнила фыркает и чуть слышно ржет. Это он так здоровается с нами. Конечно, никто и не думал губить его.
— Доброго здоровья! Привел вам вашего Дразнилу. Назавтра забирайте у нас жатку. А коли хотите, так и вола впридачу, ежели он вам надобен.
— Спасибо, спасибо, соседушка! Дай вам бог добрый урожай собрать!
Фрау Клари и бабушка готовят ужин. Бабушка не нахвалится на свою помощницу. Фрау Клари стыдливо опускает глаза и смотрит на свои босые ноги. В сенях кто-то, громко стуча, скидывает деревянные туфли. Дверь открывается рывком. Красная от злости, показывается фрау Вурм. В руках у нее замазанные ребячьи штаны. Она их сует прямо бабушке под нос. В правой руке у фрау Вурм рубашка ее сына, тоже вся в колесной мази. Я готов сквозь землю провалиться. Злые слова фрау Вурм, словно град, обрушиваются на меня:
— Ну скажите пожалуйста, это ж черт знает что такое!
Бабушка ничего не может понять.
— Да бог их знает, и где это они всегда так вымажутся! — говорит она. — Ума не приложу, фрау Вюрмхен.
— Вурм, а не Вюрмхен меня зовут!.. Это ж бог знает что с нами делают! Потому что мы беженцы, так каждый, что хочет, может себе позволить… Но господь бог накажет вас! Мыло-то какое дорогое! Мальчик дома на соломе лежит, последняя его рубаха ведь! Я ее из мужниных обносков ему скроила!
— Дорогая фрау Вурм, они же не нарочно вымазали ее, — уговаривает бабушка переселенку.
— Нарочно! В том-то и дело, что нарочно! Честное мое слово, провалиться мне на этом самом месте!
— Тинко, покажи руки!
А мне что, я руки могу даже очень свободно показать: на них и следа колесной мази нет.
— Тинко, а ты был при этом?
— Был, бабушка. Они все время дразнили нас.
— Как же они вас дразнили? — спрашивает меня фрау Клари.
— Они ругали нас нехорошими словами. Да!
Фрау Клари забирает у фрау Вурм вымазанные рубашку и штаны Зеппа и говорит:
— Дети поссорились, дети и помирятся. Поди разберись, кто там виноват, фрау Вурм. Мы ведь тоже переселенцы. И если бы я обижалась на все, что кричат вслед моей Стефани, я бы изошла вся. Ведь стыдно даже говорить об этом. Завтра к утру я выстираю вам и рубашку и штанишки.
Бабушка с благодарностью смотрит своими заплаканными глазами на фрау Клари. А мне так и хочется крепко-крепко обнять ее! Но фрау Вурм все не успокаивается:
— А что они с лицом-то сделали! Если б он не лежал сейчас голый дома на соломе, я бы его сюда привела показать! И как же это он в таком виде на улице покажется? Мазь в кожу въелась. Я ему все лицо щеткой разодрала — ничего не помогает.
Бабушка молча отправляется в кладовую и приносит оттуда кусок сливочного масла.
— На ночь намажьте ему лицо, — говорит она. — Утром легко все отмоется — истинную правду вам говорю.
Фрау Вурм начинает улыбаться:
— Сами знаете, не до ссоры, когда вот так чужаками не в свое гнездо залетишь. Без этого горя хватает… Спасибо вам! Бог, он виновников видит. До свидания!
Наш солдат входит на кухню.
— Что это за женщина тут кричала? На кого это она? — спрашивает он.
— Да что тут говорить! Ребятишки подрались, ну и перемазались колесной мазью, — отвечает ему фрау Клари.
Дедушка пришел домой только ночью и пьяный. Дразнилу он так и не нашел, конечно. Он ходит по комнате взад и вперед, наталкивается на стулья, ничего не соображая включает радиоприемник. Немного погодя из ящика доносится чей-то голос. Дедушка, ополчившийся против своих врагов из Крестьянской взаимопомощи, требует, чтобы человек в ящике немедленно замолчал. Но тот продолжает говорить. Дедушка грозит кулаком невидимому противнику:
— Август Краске меня зовут! Балаболка ты такая-сякая! Я всего сам, своими руками, достиг и коня своего никому не отдам!
«Коллективность труда — залог повышения производительности», — произносит человек в ящике.
— Заткнись, говорю я! — орет дедушка на ящик.
«Во многих общинах округа Науен крестьяне на время уборки урожая объединились. Все помогали друг другу, поэтому никто с уборкой не опоздал».
— А у нас они лошадей крадут, прямо из хлева, понял? — снова кричит дедушка человеку в ящике.
«А теперь проверьте ваши часы. С ударом гонга будет ровно двадцать три часа четырнадцать минут».
— Чтоб тебя! — крякает дедушка и больше не обращает внимания на человека в ящике.
Ругаясь, он заходит к нам в горницу. И бабушка и я — оба мы прячемся, точно куры, когда ястреб залетает на птичий двор.
Глава двенадцатая
Вол каретника, мыча, заходит к нам во двор. За ним волочится жатка Крестьянской взаимопомощи. Каретник, видно, торопится и говорит:
— Людей вы вчера тоже не выставили — стало быть, сами с волом управляйтесь, а я пойду.
Он поправляет свою синюю каретницкую шапку и, семеня короткими ножками, уходит. Вол стоит посреди двора и не знает, что с ним будут делать. Глубоко вздохнув, он улавливает запах дикого винограда, который растет у нас на стене, и, волоча за собой громыхающую жатку, плетется к темно-зеленой листве. Солдат успевает схватить вола за ярмо.
— Тпрр! Стой! Тпрр! — кричит он.
Дедушка высовывается из окна.
— Моего коня не сметь запрягать рядом с этим бегемотом! Кимпель нам свою машину дает! — орет он.
Наш солдат больше не держит вола, он чем-то занялся в курятнике. Пусть вол обдирает виноград. Показывается фрау Клари.
— Вот и готово все, — говорит она и весело кивает мне.
Это она о рубахе и штанах Зеппа. Волу фрау Клари, проходя, бросает охапку сена под мокрую, слюнявую морду. Вол быстро заглатывает сено. Ни травинки не остается на земле. В животе у вола что-то бурчит. Это он обратно достает проглоченное сено и снова начинает его пережевывать. Так он наконец находит себе занятие и совсем не обращает внимания на пролетающих мимо голубей, разве что иной раз устало подмигнет им.
Проходит часа два. Жатки Кимпеля что-то не видно. Мне велят сбегать к Лысому черту. Там машины тоже нет.
— Намудрил хозяин, — ворчит старый Густав в хлеву. — Разве можно в такое время машину отдавать! У нас у самих еще три полосы овса не сжато. Небось пьян был, вот и наобещал!
