Тимоте де Фомбель - Глаза Элизы
После того как тюрьма сгорела, бывший ее начальник Гуз Альзан занялся выращиванием светляков и с легкой руки Джо Мича стал помощником Великого Свечника. При этом страстно мечтал он только об одном: выдать дочь за именитого человека.
За светляками на ферме ухаживали десятки наемных работников, но лишь один из них искренне пожелал взять Берник в жены. Это был Тони Сирено, бывший ассистент Сима Лолнесса. Предав однажды своего профессора, Тони поступил на службу к Джо Мичу, пытаясь выведать для него секрет Балейны. Но и в этом не преуспел и лишился работы. Вот тогда он и нанялся к светлейшему Гузу Альзану.
Казалось бы, что может быть прекраснее фермы по разведению светляков? Здесь все светилось: яйца, личинки, сами светляки.
Однако любой, кто заходил на сияющий склад, сначала вскрикивал от восторга и удивления, а потом начинал вопить от страха и боли. Ведь светляки парализуют жертву, впрыскивая особый яд. Их укусов не удавалось избежать никому, и работники на ферме слабели день ото дня.
Вскоре Тони Сирено совсем усох и стал таким же сонным и апатичным, как Берник. Не зря же поговаривали, что она напрасно дразнила светляков. Так что роман их не продлился и дня.
— Что скажете? — не отступал Гуз.
Лео Блю молчал, но толстяк настаивал все более бестактно и грубо.
— Нельзя же так убиваться из-за трех Облезлых и одной бесполезной, — проскрипел он, давясь от смеха.
С тех пор как разнесся слух о неудачном сватовстве, все радостно подхватили чью-то шутку: «Три Облезлых, одна бесполезная, Лео Блю любезная» — действительно, краткий перечень главных забот Лео.
Лео приблизился к Гузу Альзану вплотную. Прямой, как палка, только голова по-змеиному ходит из стороны в сторону от едва сдерживаемой ярости. Он что-то процедил на ухо гостю.
— Что-что? Я не расслышал! — прожурчал тот, довольный, что Лео секретничает с ним по-свойски.
Лео закрыл глаза и повторил еще раз. Толстяк улыбнулся, ему почудилось: «Я польщен».
— Ну еще бы! И вы мне окажете честь.
— Я сказал: «Пошел вон!»
Оторопев, Гуз выпустил из рук Берник, давно уже клонившуюся к полу. Девица рухнула, как сноп соломы.
Арбайенн мгновенно сообразил, что его господин вот-вот совершит непоправимую ошибку. Берник — крестница Джо Мича. Нельзя допустить ссоры с Альзаном. Он предостерегающе поднял руку. Лео Блю замер, тяжело дыша, втянул в плечи ноющую шею, чтобы голова перестала раскачиваться, и медленно вышел из Восточного Яйца.
Бедняжка Берник продолжала сидеть на полу, уставившись на свои ватные ноги.
Гуз Альзан, разинув рот, показывал пальцем на дверь, за которой скрылся Лео.
— Куда это он?
— Господин глубоко взволнован, — объяснил Арбайенн, — потрясен, изумлен вашим предложением. Дайте срок, он вам ответит.
— Вы уверены?
— Ответ вам непременно сообщат.
— Моя девочка его поразила?
— В самое сердце.
— Что, нервишки сдают? — толстяк заговорщицки подмигнул.
— Пошаливают. Идемте, господин Альзан, я вас провожу.
Гуз схватил дочь за руку.
— Пошли, лоскутик мой пестренький.
Кивнув Арбайенну, он потащил дочь к дверям и столкнулся с человеком, буквально влетевшим в комнату. Человек сразу же принялся витиевато извиняться. У Гуза глаза полезли на лоб:
— Пюре, ты?
Пюре в ужасе застыл на месте, в один миг лишившись дара речи. Перед ним возник тот, кого он поклялся избегать до конца дней! Разгневанный Гуз Альзан повернулся к Арбайенну:
— Только не говорите мне, что здесь доверяют этому негодяю!
Злоключения семьи Альзанов начались именно из-за Пюре, служившего надзирателем в тюрьме Гнобль, точнее, из-за его губительного совета по поводу воспитания маленькой Берник. После его педагогических экзерсисов крошка навек утратила живость и резвость.
— Знайте, что вы наняли самого подлого гада на свете, — заскрежетал Гуз, указывая на несчастного. — Не верьте его красивым словам. И если моей кроткой птичке суждено выйти замуж за Лео и обосноваться в Гнезде, предупреждаю: я не потерплю, чтобы рядом с ней ошивался всякий сброд!
Толстяк в ярости топнул ногой и удалился, таща Берник за шлейф ее платья.
Арбайенн вопросительно посмотрел на Пюре. Тот не знал, как оправдаться. Покраснел и залепетал нечто невразумительное:
— Я… Я клянусь вам… Понятия не имею, о чем это он…
Арбайенн положил руку ему на плечо и сказал покровительственным тоном:
— Разумеется, дорогой Пюре! Я вовсе не должен следовать указаниям этого человека.
Пюре вздохнул свободнее.
— Благодарю вас. Просто я боялся, что…
— Вы безупречно исполняете свои обязанности, — прервал его Арбайенн. — Стережете нашу пленницу, глаз с нее не спускаете. Один ваш принцип мне особенно по душе.
— Какой же?
— Вы любите повторять: «Невозможно быть излишне бдительным». И здесь вы безусловно правы.
Пюре расплылся в улыбке.
— Господин Арбайенн, вы так бобры!
От избытка чувств Пюре не всегда попадал в слова. Ну вот, наконец-то его оценили по заслугам! Прослезившись, он шагнул к мосткам и внезапно услышал:
— Да-да, излишне бдительным быть невозможно. Так что извольте завтра до заката навсегда покинуть Гнездо. Будьте так любезны.
Пюре остолбенел. Но не обернулся и не сказал ни слова в свою защиту. Однако от отчаяния он готов был броситься с мостков в бездонную пропасть.
Элиза не слышала, как к ней приблизился Пюре. Сидя на корточках, она вертела в руках только что полученную записку. Тень сбросила вниз еще один ледяной кинжал.
Скажите Лео «да».
Всего три слова.
Скажите Лео «да».
Она сразу почувствовала невыносимую тоску. Неужели иначе ей отсюда не вырваться? Она и сама уже подумывала: не сдаться ли… Может, лучше уступить Лео, выйти за него, а потом сбежать, скрыться, исчезнуть навсегда?
Гордость не позволяла ей осуществить этот план.
— А… Это ты, Пюре, — сдавленно проговорила она.
— Да. Вот пришел с вами попрощаться.
— Так ты уходишь?
Ответить Пюре не смог. Он и не подозревал, что так сильно привязался к этой девчушке. Старик вытер рукавом слезы.
— И когда ты должен уйти? — ласково спросила Элиза.
— Завтра.
Долгое время они молчали. Пюре тихо всхлипывал. Элиза скатала записку в трубочку и теперь мяла ее в руках. Из отверстия в куполе лился унылый серый свет.
— Это несправедливо, — сказал Пюре.
Узница и тюремщик, прощаясь, склонились друг к другу, будто две сухие ветки Дерева.
— Пюре, — позвала Элиза чуть слышно.
Он обернулся.
— Ты не мог бы оказать мне последнюю услугу? — спросила она.
В Гнезде зашептались, зашевелились, будто сюда вдруг вернулись птицы.
— Не может быть…
— Правда-правда!
— Невероятно!
— Знаю из первых рук.
— Сама сказала?
— Сама.
— Ему сказала?
— Ему.
На Вершине никто не ожидал такого поворота событий, и все без устали повторяли эту новость, чтобы убедить себя в ее достоверности.
— Не может быть…
— Да уж поверьте!
— За него? Неужели?
Пленница перестала сопротивляться! Элиза согласилась выйти замуж за Лео Блю!
Через несколько часов Вершину охватила безумная суета. Ведь свадьба назначена на завтра, пятнадцатое марта. Надо поторопиться, пока невеста не передумала. Вот ужас-то! Вот кошмар!
Элиза решила по старинной древесной традиции венчаться в зеленом.
— Все остальное на ваше усмотрение, — кротко сказала она Арбайенну.
Тот решил устроить пышное празднество. И немедленно приказал очистить и украсить Северное Яйцо, в котором располагался амбар.
Скорлупу изнутри расписали золотой пыльцой. Повесили огромную смоляную люстру с десятком светляков. Созвали великое множество гостей. Арбайенн лично уговорил Великого Свечника сочетать браком Элизу и Лео Блю.
Великий Свечник не забыл, как Элиза отдала его на съедение светляку, и затаил на нее обиду, но в конце концов уступил, прекрасно понимая, что в противном случае на его место просто назначат кого-нибудь другого.
Единственным человеком, который оставался абсолютно равнодушным к предстоящему торжеству и не участвовал в общих хлопотах, был… Лео Блю. Он не выходил из Восточного Яйца и весь день баюкал свою печаль в гамаке. Даже услышав, что пленница неожиданно согласилась стать его женой, он не изменился в лице. Только стал еще бледнее. Арбайенн с тревогой присматривался к своему господину, замкнутому и молчаливому. И не мог взять в толк, отчего тот подавлен и мрачен накануне столь радостного дня.
Только Лео Блю понимал, что происходит. Он отлично знал, отчего Элиза дала согласие…
