Рассказы старшины флота - Георгий Анатольевич Никулин
Достал Бордюжа компас, покрутил его в руках, нашел направление и пошел дальше.
Идти по снегу тяжело. Где с обрыва не знаешь как спуститься, а где совсем подняться невозможно. По ровному месту и то с камня на камень чуть не ползком нужно пробираться. Устал Бордюжа, стало ему жарко, и решил он отдохнуть.
Сто́ит минуту посидеть в Заполярье, как ветром тебя так продует, словно ты всю жизнь теплого угла не видал. А Бордюжа уселся, конечно, на самом ветру. Шапку снял и держит в руке. Минуты через две вскочил он и нахлобучил настывшую шапку. Тут уж не прохлаждаться надо, а согреться как-нибудь.
Хватился Бордюжа за карман — нету компаса. И сразу ему вспомнились десятки рассказов, как замерзают люди, сбившиеся с пути. Вспомнилось «белое пятно» на карте. Суждено, значит, ему увязнуть здесь навсегда!.. И побежал Бордюжа…
* * *
Архип Иванович увидел Бордюжу, когда тот спускался на лед, и подумал, что зря комбат посылает одного человека, тем более молодого. Случись с ним что-нибудь — заблудится или ногу вывихнет — ну и замерзнет.
Самого Архипа Ивановича послали на поиски дров и для изучения трассы будущей линии связи. Отдыхая, он покуривал в укромном местечке под скалой, где его совсем не прохватывало ветром.
Покурил старшина и решил пойти берегом навстречу Бордюже, пересекающему залив. На глаза ему Архип Иванович попасть не хотел, а пошел скрытно, отмечая по пути, где удобнее проложить телефонную линию.
Идет Архип Иванович по следам Бордюжи и видит, что тот намного влево отклонился, потом опять вправо пошел. Сразу видно, не уверен человек в направлении. Петляя так, он свой путь удлинит раза в четыре.
«А идет-то как быстро! Да еще бегом, бегом! Ну, значит, скоро выбьется из сил», — подумал Архип Иванович.
Бордюжа тем временем совсем перепугался. Бежит, задыхается, шапку потерял и не замечает. Пот с него льется градом.
«Ну вот, — подумал старшина, — и готов человек, через полчаса замерзнет. А нет, смотри-ка! взял направление в расположение Иванова!»
Архип Иванович шапку подобрал и продолжал идти за молодым моряком, но Бордюже не показывался, потому что рассуждал так: «Выйди я, человек сразу бросится ко мне и больше от меня не отстанет ни на шаг. Куда я, туда и он пойдет. Никогда уж этот человек не научится самостоятельно находить дорогу. И у него надолго, может быть на всю жизнь, останется страх перед тундрой. А кто боится заблудиться, — наверняка закружит вокруг сосны, лесу не видя. Погибнет или нет, а толку от такого посыльного будет мало».
Архип Иванович вышел на горку уже в виду батареи Иванова, а Бордюжа все еще путается за горой. Проваливается меж камней, руками сунется в снег, едва-едва встанет и опять валится через два шага. Вот уселся в ямку, колени поднял к подбородку и старается голову втянуть в воротник шинели.
«Это у самой-то батареи! Да хотя бы, чудак, поднялся на горку», — подумал Архип Иванович и закричал:
— О-го-го-го! Эгей-гей-гей-гей! — А сам лежит за камнем.
Бордюжа услышал голос, вскарабкался на бугор и увидел батарею Иванова.
Тут его сразу схватил озноб, да такой, что зуб на зуб не попадет. Шапки нет. Уши что ледяшки. Неудобно в таком виде являться к соседям.
Вдруг Архип Иванович выходит ему навстречу:
— Стой! Кто идет? О! Да это Бордюжа! Откуда ты?
— Комбат к Иванову послал.
— А где же твои лыжи, где шапка? Ты что, казенное имущество растерял?
— Лыжи у меня спрятаны надежно, а вот шапку ветром сорвало.
— Не твоя ли это ушанка? На! Да чтобы не сдувало, носи без нарушения формы одежды: тесемки завязывай на подбородке.
Сильно расстроился Бордюжа, но быстро в себя пришел и показывает Архипу Ивановичу на батарею Иванова:
— Смотрите, как они плохо замаскировались!
— Ну, ну! Иди поучи их, — одобрил Архип Иванович и посоветовал: — Ты сегодня обратно-то не возвращайся. Пока туда идешь да разговариваешь, так запоздаешь. Я командиру доложу, что ты занялся маскировкой и завтра вернешься. Дорогу-то хорошо знаешь?
— Теперь найду, — ответил Бордюжа.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
За девять месяцев зимовки возле батареи вырос целый поселок — четыре жилых землянки и в пятой — баня.
Окошечки в землянках маленькие, вровень с завалинкой из камней. Но на окне возле койки Архипа Ивановича появился в банке цветок.
Закуривая, наводчик Перегонов нашел в махорке неизвестное зернышко и показал его старшине. Тот наковырял подо льдом пригоршню земли и посадил зернышко. Стали поливать — стало что-то расти, но что это, — определить не удавалось, и возле банки в свободные минуты собирались кучей.
— Ну, чего не видали-то? — спрашивал иногда Архип Иванович.
— То и не видали, что по всей окрестности больше посмотреть не на что, — отвечали ему, и были правы.
— Это трехцветная фиалка — «анютины глазки», — сообщил Перегонов, улыбаясь над крохотным росточком.
— Сельдерей! — воскликнул повар.
— Вот потеплеет — и цветок распустится. Тогда все станет ясно, и высажу я его на вольный воздух, — сказал Архип Иванович.
— Нельзя, товарищ старшина, — маскировку нарушите, — возразил Бордюжа и рассмеялся вместе со всеми.
После «сельдерея» Перегонов так посматривал на кока, что тот, желая загладить свою неучтивость, предложил:
— Пожалуйте цветок ко мне в столовую для лучшего ухода и всеобщего обозрения.
— Заморозит или закоптит, — сказал Перегонов. — Чего можно ждать от человека с такой фамилией — Пуговкин! От слова «пуговка» — явно не съедобное. Не коком бы тебе родиться. Вот у нас был кок, сразу видно — талант: по фамилии Варивода!
Посмеялись, но решили отдать цветок коку для озеленения столовой. Отдали и сказали:
— Отвечаешь как за тысячу борщей!
С тех пор за обедом и ужином шли толки о цветке. Появился один зеленый росточек — захотелось большего, и коку говорили:
— Давно бы сколотил ящик да посеял бы овса или проса.
— Овсом не кормлю, а просо — что просо! Разве поэтично — просовый сад!
С каждым днем все чаще в этот район стал залетать вражеский разведчик. Пролетит над морем, так что не заметишь его, и выскочит вдруг над самыми пушками. Разведчик обшаривал побережье, хотелось ему выяснить — кто наследил на берегу? Кто натоптал тропки? Рыбаки или тут появилась воинская часть?
Не удалось
