Ян Уличански - Аделка Звончекова
— Серый костюм, белая рубашка, желтые туфли…
За нами стоит женщина, которой нужны ее тринадцать сумок, за ней — семь больших бородатых гномов в шапках с помпонами, в полосатых шерстяных носках, с квитанциями на семь больших рюкзаков, за ними — женщина-башня, требующая свой огромный чемодан. И в самом конце очереди — владелец барабана.
— А у тебя что в чемодане? Долго мы будем ждать? — ворчит мужчина в черном.
— Всё, — говорит девочка в белом.
Приемщица видит, что мы говорим правду, и отпускает нас. Девочка уходит, унося свой картонный чемоданчик.
Каким прекрасным должно быть это «всё», которое умещается в картонный чемоданчик!
Загадочный ковер
Я человек скромный, незаметный. Чем бы я ни занимался, никто на меня внимания не обращает. Словно я пустое место.
«А может, я становлюсь невидимым?» — подумал я.
И действительно.
Поздоровался я на улице с бывшей одноклассницей, а она — ноль внимания.
Попал я как-то в одну компанию. Хозяева подавали кому руку, кому — кофе, кому — бутерброды с колбасой. Но мне не досталось ничего.
А когда я возвращался домой, сосед прищемил меня дверью и даже слова не сказал. Вот тогда-то, зажатый между дверями, я и понял окончательно, что стал невидимкой.
Чтобы проверить это, я решил спрятаться под ковром у соседей: интересно, заметят ли они что-нибудь?
И что же вы думаете? Я проторчал под ковром до самой весенней уборки квартиры, и никто меня там не заметил.
Весной меня свернули в рулон вместе с ковром и вынесли на улицу.
— Мальчики, с ковром будьте поаккуратнее! — предупредила мама, то есть соседка.
«Золотые слова», — согласился я с ней в душе.
Борис и Марек взвалили меня на плечо — и айда во двор! Я был не против, чтобы меня выносили из дому в ковре — всё-таки новое ощущение.
Во дворе меня перекинули через штангу, на которой выбивают ковры.
— Ты будешь держать, а я буду колотить, — сказал Марек.
— Нет, это ты будешь держать, а я буду колотить, — возразил Борис.
«Ребята, — подумал я, — мне все равно, кто из вас будет держать, а кто колотить — главное, держите меня как следует!»
И тут они оба отпустили меня. Хорошо, что в детстве я немало нависелся на этих штангах, иначе я бы непременно упал.
А потом во дворе только и было слышно:
— Бух!
— Ой!
— Бух!
— Ой!
«Бух» делал Марек, «ой» делал я.
Потом мальчики поменялись ролями:
— Бух! Бух! Бух!
— Слабак, бить не умеешь! — сказал Марек Борису. Он не знал, что у меня уже не было сил ойкать.
Теперь, вспоминая об этом, я удивляюсь, почему я не выбрался из-под этого чертова ковра.
Видно, тогда мне это не пришло в голову, потому что я висел вниз головой.
Мальчики сняли ковер, а я так и остался висеть на штанге.
— Вот видишь, ковер сразу полегчал, — сказал Борис.
Когда дома ковер расстелили на вымытом паркете, мама вскрикнула!
— Ой, что это?
На старом персидском ковре виднелся отпечаток какого-то распяленного чучела.
— Это что такое? — еще раз спросила мама.
Но ребята сами ничего не понимали.
Вскоре из их квартиры раздалось:
— Бух! Ой! Бух! Ой! Бух! Ой!
Это мама выколачивала пыль из мальчиков.
До сих пор я огорчаюсь, что их колотили из-за меня.
После взбучки мама тут же успокоилась, как всегда, и поспешила закончить уборку — вот-вот должны были прийти гости…
— Посмотри, Фердинанд, какой оригинальный ковер! — сказала гостья своему мужу.
— Да-да, он выглядит так загадочно!
На другой день они обегали все магазины, но так и не нашли нигде ковер с таким загадочным рисунком.
А теперь я расскажу вам, что было со мной.
Когда руки и ноги у меня совсем занемели, я слез со штанги и отправился домой. Видно, я стал вдруг очень заметным, потому что по дороге меня то и дело останавливали:
— Что с вами, пан сосед?
— Кто это вас так обработал, пан сосед?
— Ну и ну, пан сосед, да на вас просто лица нет!
И мне снова страшно захотелось стать невидимым. По крайней мере, до тех пор, пока я не пришел домой и не запер дверь на ключ.
Сумочка из оленьей кожи
Сказок на свете — миллион, но любимые сказки маленькой Вероники можно на пальцах пересчитать. Эти сказки ей рассказывал ее дедушка. Когда-то, очень давно, когда дедушка был еще молодой, многие его друзья уезжали за море на заработки. Дома они не могли найти себе работу. Вот почему дедушка в молодости семь раз переплывал море, хотя страшно боялся воды.
Про эти свои путешествия, про то, что он узнал тогда и увидел, дедушка и рассказывал свои сказки-рассказки: сказку Про последнюю лепешку, Про морскую болезнь, Про скребонёбы (так Вероника называла небоскрёбы), Про дедушку-ковбоя. Но самая замечательная сказка была Про сумочку из оленьей кожи.
Вероника всегда радовалась, когда мама наряжалась, собираясь в гости, в театр или на концерт. Это значило, что вечером придет дедушка, чтобы присмотреть за внучкой.
— Ну, дедушка, какая сегодня будет сказка? — спрашивала Вероника.
— Шама выбирай, какую хочешь шкашку, — шамкал дедушка.
— Ах ты, мой дедуля, — смеялась Вероника, — это тебе нужно кашку, ты же у меня беззубенький, шепелявенький!
Они съедали ужин, приготовленный мамой, и дедушка усаживался в глубокое кресло, закутывал ноги одеялом. Вероника знала, что у дедушки ревматизм. Эта болезнь бывает у людей, которые много плавали по морю.
Потом Вероника укладывалась в свою кровать.
— Ну, слушай, — начинал рассказывать дедушка.
— Однажды, когда я был еще молодым, я потерял работу. Тогда многие теряли работу, мало кто находил ее опять. Искал ее дома, в огороде, на поле, на улице в городе — работы нет как нет!
— А под кровать ты заглянул? — спрашивала Вероника.
— Заглянул.
— А в карман заглянул?
— Ясное дело, заглянул. В кармане было пусто. Вот тут-то я и понял, что работы мне здесь не найти, и поехал искать ее за морем.
— А почему за морем? — прервала его Вероника. — Ты же говорил, что потерял работу дома.
— Да, значит, сел я на пароход и поехал за море, — продолжал дедушка как ни в чем не бывало.
Но как только дедушка вспомнил про пароход, волны стали укачивать его, и он уснул. Вот так всегда. Только сказку Про морскую болезнь он рассказывал до самого конца, потому что морская болезнь не давала ему уснуть. Но Вероника не сердилась на него.
— Спишь, дедуля? — тихонько окликнула она его. — Не бойся, я буду за тобой присматривать.
И она начала рассказывать ему сказку, которую давно уже знала наизусть.
— Значит, так: когда мой дедушка был еще не дедушка, он потерял работу. Поехал он искать ее за морем. А на море началась у него морская болезнь. А когда он сошел с парохода, то увидел скребонёбы.
Потом дедушка нашел работу.
Он чинил людям туфли. И ботинки. А когда погода была хорошая, он выносил свою табуретку прямо на тротуар и там чинил туфли. На улице он больше всего любил работать. Он работал и смотрел на прохожих.
Однажды он ударил себя молотком по пальцам, потому что перед ним остановилась очень красивая барышня. Одна нога у нее была обутая, а вторая разутая. В одной руке она держала туфельку со сломанным каблуком, а в другой — сумочку из оленьей кожи.
Дедушка с радостью починил ей туфельку. Красивая барышня сказала ему спасибо, обула туфельку и хотела ему заплатить.
Барышня сунула руку в сумочку… и достала носовой платочек.
Сунула руку еще раз… и не достала ничего.
Понимаешь, у нее не было ни одной монетки!
А дедушка улыбнулся ей и говорит по-словацки:
— Платить не обязательно, душа моя. Мне довольно будет вашей улыбки.
И эта красивая заморская барышня поняла его и улыбнулась ему. И подарила ему на память свою сумочку из оленьей кожи, украшенную разноцветным бисером.
Она есть у дедушки до сих пор, только он забыл, где она.
Сказок на свете — миллион, но любимые сказки Вероники можно на пальцах пересчитать.
Больше всего мне понравилась сказка Про сумочку из оленьей кожи. Она затерялась где-то, ушла в прошлое, как всё то, о чем говорилось в дедушкиных сказках.
Королевская мантия
Собираясь в дорогу, я упаковываю самые необходимые вещи. Нелегкое это дело: сообразить, что мне необходимо, что может пригодиться, а без чего можно будет и обойтись.
Я открываю шкаф, открываю чемодан и задумываюсь.
— И думать нечего, бери меня с собой! — кричит пижама.
— И нас, и нас тоже! — шмыгают носом носовые платки.
Галстук берет меня за горло:
— Без меня ни шагу!
Рубашки, носки, брюки и свитера сломя голову бросаются в чемодан. В шкафу остается только старый халат.