Николай Павлов - Рассказы о Вадике и Жене
— Бабушка… а почему здесь и тетя Аня?
— Вот те на. Читала, читала, ничего ты в толк не взял.
Он надул было губы, но молчать не смог.
— Бабушка… расскажи, бабушка.
— Содружество, понимаешь?
— Нет, не понимаю, — признался он.
— Содружество — это… — Она махнула рукой. — Подрастешь, поймешь.
Вадик ждал. Теперь ему уже непременно надо знать, что такое содружество. Взрослые всегда думают, что маленьким можно жить и ничего не понимать. Не такой уж он маленький!
— Вот ты дружишь с Женей Рузиной…
«Я с ней не дружу», — хотел возразить Вадик, но не решился. За такие слова папа на днях сделал выговор!
— Это называется дружбой. Понял? А содружество — это… содружество… гм-м… Не вертись, сиди хорошенько. Всегда ты с вопросами!
— Не знаешь? — искренне удивился он.
— Слушай, что пишут, — рассердилась бабушка, — не перебивай. — Она ткнула пальцем в газетный лист.
Вадик слушал, хмурился.
— Тетя Аня подсказала нашей маме, как надо работать. И мама стала вместо двух моторов делать четыре.
Содружество… Оно попадалось всякий раз, когда речь шла о станке, о материалах и деньгах, которые сберегли для завода мама с тетей Аней «в результате содружества».
Потом бабушка догадалась сказать: «Одна помогает другой», и Вадик понял.
Отправившись на улицу, он созвал приятелей, торжественно спросил:
— Вы знаете, что такое со-дру-же-ство? Не знаете, да? Подрастете, узнаете!
Гулял Вадик долго и с удовольствием. Может быть, он гулял бы еще дольше, но на улице появились школьники с сумками и портфелями. Женю Рузину он заметил издали. Она шла среди подруг, громко смеялась вместе с ними, потом отделилась от остальных, кивнула, как большая: до свидания, мол, — и пошла к дому. Смущение боролось в Вадике с желанием побежать навстречу Жене и закричать: «Знаешь, что такое содружество? Ты видела наших мам в газете?»
Женя шагала намеренно неторопливо, держала голову гордо приподнятой. Если бы хоть раз посмотрела в его сторону, он сейчас же заговорил бы. Нет, Женя прошла с таким видом, как будто его, Вадика, совсем не было у дверей дома.
Вадику стало холодно и грустно. Невеселые мысли тревожили его. Женя, без сомнения, лучше бабушки знает, что такое содружество. Женя могла все объяснить. С ней можно и поиграть в это самое содружество.
Гулять расхотелось. Дома Вадик равнодушно выслушал выговор бабушки за слишком долгую прогулку, съел все, что она подала на обед, и пошел отдыхать. Он разделся, без напоминания бабушки снял чулки и лифчик, хотя был искренне убежден, что снимать их не к чему, ведь через час надо будет снова надевать. Заснул он не сразу. На боку лежать неудобно, на спине тоже. Очень неприятно, что Женя не взглянула на него. Она не хочет знаться. Он обидел ее и тетю Аню.
Теперь бы он этого ее сделал. Папа любит говорить: «Если у тебя десять верных друзей ты в десять раз сильней и умней». Папа всегда говорит правду.
…Вечером Верочка Рузина вбежала в квартиру довольная. В руках она держала никелированную кроватку, как у Галинки. За девочкой вошел папа Чудненко. В коридоре их встретил Вадик. Он кинулся к отцу с радостным криком, но, увидев кроватку у Веры, остановился и замолчал.
— А мне? — тихо проговорил он.
— Тебе? Вот так раз! Что ж ты будешь в кроватку укладывать? Паровоз? — в голосе отца слышалась явная насмешка. Вадик покраснел.
Отец повел Веру в комнату Рузиных.
— Принимай, Женя, сестричку. Сегодня я ходил за ней в садик.
— Где же мама? — забеспокоилась Женя.
Вадик выглядывал из коридора, не решаясь переступить порог. Он боялся, что Женя его прогонит.
— Ваши мамы уехали за подарком. Получили зарплату да еще премию за…
— За содружество? — не утерпел Вадик.
— Вот, вот! — рассмеялся отец; — За экономию металла.
— Кому… подарок? — спросила Женя.
— Всем. Всем нам.
— А какой, папа, подарок? — заинтересовался Вадик.
— Н-не знаю, хитро улыбнулся отец. — Привезут — увидите.
Вадик долго ходил за отцом, выпытывая, какой же будет подарок. И почему всём? Если папа знает, что всем, то знает и какой. И почему привезут, а не принесут?
— Перестань! — прикрикнул отец. — Имей терпение.
Если папа сказал, «перестань», лучше перестать. Иначе можно угодить в угол. И плакать будет нельзя — папа очень не любит слез.
Сперва Вадик считал минуты, а потом стал расспрашивать отца о содружестве и услышал столько интересного про завод, про рабочих и инженеров, что прозевал самое главное.
Когда послышался крик Жени: «Привезли! Привезли!» — он бросился к окну и увидел грузовик, в кузове которого стояло что-то большое, покрытое материей, и рядом были грузчики.
— Подарок! — изо всех сил закричал Вадик, бросаясь к двери.
— Оденься, — приказал папа.
Вадик одевался так торопливо и потому так досадно долго, что встретил подарок уже в дверях.
— Осторожнее, пожалуйста, осторожнее! — суетилась Женя, забегая то справа, то слева.
Покупку внесли, поставили к стене под картиной. Все окружили подарок. Анна Александровна сняла матерчатый чехол.
— Это пианино, — уверенно определил Вадик.
Пианино блестело, его зеркальная поверхность слегка туманилась. Бабушка взяла белую тряпочку и стала вытирать. Папа включил свет. Отблески заиграли на крышке пианино.
Папа сказал:
— Наши мамы купили подарок для всех. Хороший подарок. Спасибо нашим мамам.
— Спасибо! — хором закричали ребята.
— Баловаться и трогать без разрешения нельзя, — продолжал папа. — Вы все будете учиться играть. Будете крепко дружить. А кто не захочет жить в дружбе… — папа взглянул на Вадика. Вадик опустил глаза, — тому не будет позволено играть на пианино.
Вадик чувствовал, что все смотрели на него.
— Я думаю, таких среди вас не найдется, — закончил папа.
— Конечно, нет, — подтвердила Женя и обратилась к Вадику. — Пианино будет стоять у вас, но оно общее, — пояснила она. — Понимаешь, для всех.
Женя от радости забыла про ссору. Еще бы. Такое замечательное пианино! Как в школе. Даже лучше. Совсем новое.
— Анна Александровна, сыграйте. Просим вас.
Папа Чудненко открыл крышку, и все увидели два ряда клавишей — белых и черных. Анна Александровна села на стул и тронула клавишу. В комнате раздался тонкий, чистый звук. Женя тихонько, радостно засмеялась. Скоро и она сядет вот так…
Тетя Дуся запела. Женя не удержалась, стала подпевать ей. И папа Чудненко присоединился к ним.
А Вадик между тем сбегал в свой уголок, собрал в охапку лучшие игрушки и притащил их. Когда кончили петь, он потянул Женю за рукав и зашептал:
— Хочешь посмотреть волчок? Мне не жалко, возьми. Вот паровоз. Вот яхта. Бери, бери! Пусть игрушки будут для всех, и мы будем дружить, как наши мамы. Ладно?
Кляксы
1Год — это очень много дней; и месяцев тоже много — целых двенадцать.
Но как бы длинен год ни был, он все же прошел, и Вадик Чудненко стал школьником.
Лишь самые первые дни он позволял бабушке провожать себя до школы, а потом уж ходил самостоятельно. Ведь учился-то он во вторую смену — к чему тут провожатые?
На нем был форменный ученический костюм, ремень с пряжкой и, главное, фуражка, из-под которой он глядел с молодецкой гордостью: посмотрите-ка, школьник идет!
Вадик имел портфель новее Жениного, круглый расписной пенал, букварь в блестящей целлофановой обертке и огромную коробку карандашей — тридцати шести цветов.
Если теперь бабушка звала «Дети!», он считал, что это относилось к Галинке да к Верочке Рузиной. Когда же кто-нибудь невзначай называл его «ребенком», Вадик обижался и хмурился. Зато обращение «Эй, пионер!», которое иногда приходилось слышать на улице, было приятно, хотя оно пока и не отвечало истине. В школе его в первые дни называли не Вадиком, а по фамилии — Чудненко, и это тоже звучало ново, удивительно и почетно.
Учительница, Нина Матвеевна, молодая, приветливая, нравилась Вадику. У нее были улыбчивые ясные глаза и мягкий голос. Она посадила Вадика с Валей Гребневым, круглым, полным, как бочонок, мальчиком, у которого пухлые румяные щеки были похожи на булочки.
На первых уроках Вадик сгорал от нетерпения; он жаждал настоящего ученья, рвался считать до ста, а вместо этого Нина Матвеевна, улыбаясь, велела рисовать крючки и елочки, показывала одну — две буквы за весь день.
Вадик рисовал старательно, отвечать на вопросы вызывался первым, палочки для счета презирал — папа научил его быстро складывать в уме.
Валя Гребнев, наоборот, не тянул руку и не спешил считать. Нередко он вытаскивал из сумки сладкий калач или поджаристый пончик и принимался его аппетитно уплетать.
