Георгий Мишев - Дети мира
Но никогда не брал чужого, не отнимал ничего. Ни у кого. Даже когда перчатки на улице нашел. Не мог себе оставить: не его ведь, правда? Так как же эти люди увели его собаку и не хотят отдавать? Только если он заплатит деньги, тогда отдадут. Но ведь у него денег нет, так, может, эти люди нарочно и требуют, потому что знают, что он не может заплатить? Только потому, что знают, что он бедный? Но он ведь обещал, что когда вырастет, то заплатит, а тот дядька все равно отказался отдать Волка… Почему же ему можно брать чужое, а другим нельзя? Разве воровать не всем воспрещено, не для всех грех? Если бы он мог что-нибудь изменить…
Но он ничего не мог поделать.
Хотелось плакать, ах как хотелось плакать… Но слез не было.
— Ну полно, Жозе. Смотри, опоздаешь.
— Я сейчас.
Переоделся. Взглянул на мать во дворе, согнувшуюся над тазом. Взял тетрадки. Он всегда, как собирается в школу, так обязательно линейкой Волку по спине проведет. Вчера еще он так делал. Теперь больше не сделает. Никогда. Мать появилась в дверях, мыльная пена падала с ее рук наземь.
— Ну чего ты так копаешься, парень?
— Ничего, мама. Иду уже.
— Иди, иди, сынок.
Он вышел медленно, неся в опущенной руке линейку, словно все еще надеялся встретить Волка.
Школа сегодня показалась ему какой-то незнакомой, не такой, как раньше. Его тут учили не мучить животных; священник тут говорил детям, что бедность — не порок; что не в деньгах — счастье; что воровать — грешно…
Неправда. Всё неправда!
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ
СОЕДИНЕННОЕ КОРОЛЕВСТВО ВЕЛИКОБРИТАНИИ И СЕВЕРНОЙ ИРЛАНДИИ.
Государство в Западной Европе на Британских островах.
Территория — 244 тыс. кв. км.
Население — 55 089 тыс. жителей.
Столица — Лондон (7949 тыс. жит.).
Крупнейшие города: Бирмингем, Глазго, Ливерпуль, Манчестер, Эдинбург.
Герберт Бейтс
ЯДОВИТЫЕ СТАРУХИ
Перевел с английского Н. Колпаков.
Рис. А. Тамбовкина.
огда вам только четыре, то семь — это уже сотня, а пять дюймов[3] — целая миля.
Бену было семь лет, а мне четыре года, к тому же он был на пять дюймов выше меня.
Бен носил вельветовые штаны с большой кожаной заплатой на заду, на ногах его уже пробивались темные волосы, и в довершение всего у него был нож с роговой рукояткой, с двумя лезвиями, со штопором и еще с каким-то острым предметом, который он называл «втыкатель».
— Как только пролезем через забор, — сказал Бен, — пойдут кусты терновника, а после мы попадем туда, где много, много ядовитых ягод. Ты смотри не ешь их, ладно? А то умрешь. Я раз проглотил их целую горсть, а потом всю ночь лежал мертвый.
— Правда?
— Правда. Целую ночь.
— А как это быть мертвым? Что ты тогда чувствуешь?
— Сперва у тебя страшная боль в животе, — сказал Бен, — а потом в твоей голове начинает звенеть: дон… дон… дон… бом… динь-бом… динь-бом, дон, не переставая.
— И тебя тошнит?
— Да, все время, — сказал Бен, — а по потолку спальни мелькают старички. Они пляшут и смеются над тобой. Ну прямо как мой дедушка Перси, когда, наклюкавшись, он приходит домой из «Юникорна».
— Я не хочу быть мертвым, — сказал я; нет, мне вовсе не хочется быть мертвым.
— Тогда не ешь ядовитых ягод. Ты знаешь, какие они, знаешь?
— Нет…
— Ну так вот, одни бывают красные, — сказал Бен, — а другие — черные. Но все они вызывают тошноту и боль в животе, а в голове — звон: дон… дон… динь-бом… динь-бом… дон.
Я почувствовал, как у меня стынет кровь, и готов был расплакаться.
Я лежал под живой изгородью из кустов черной смородины, уткнувшись лицом вниз, а надо мной, на фоне августовского неба, словно побелевшие скелеты часовых, стояли стебли пастернака.
— Ну, чего же мы ждем? — спросил я.
Бен достал свой нож и открыл втыкатель.
— Я хочу сперва посмотреть, нет ли там шпионов, — сказал Бен. — Ты лежи здесь.
— А долго?
— Пока я не приползу обратно, — сказал Бен. — А ты лежи и не шевелись, не кричи и не выглядывай да смотри не ешь ядовитых ягод.
— Нет… нет…
Бен сверкнул ножом так, что втыкатель пронзил полумрак смородинника.
— Ты знаешь Оси Тэнера? — спросил он.
— А как же! Конечно, знаю!
У Оси была заячья губа, и ходил он на костылях, волоча одну ногу. Мне всегда было очень жаль его. Бен продолжал:
— А знаешь, почему Оси такой? Потому, что он стал тут спускаться и не посмотрел сперва, нет ли шпионов… Так они его схватили и искалечили.
— Кто схватил?
Бен пополз на коленях, сверкая на солнце втыкателем и оставляя меня одного.
— Ядовитые старухи, — сказал он, — которые живут там, внизу, в том доме, — помнишь, я тебе рассказывал? Ну, те страшные две старухи, на которых мы сейчас идем смотреть.
Бен уполз вперед, коричневая кожаная заплата на его штанах совершенно скрылась из поля моего зрения. Закрыв глаза, я лежал один на опавших листьях и старался услышать жаворонков. Я всегда любил слушать их пение.
Но сейчас был почти сентябрь, и все, что я мог услышать, — так это только яростное стрекотание кузнечиков среди выгоревшей травы там, на солнце.
Прошло ровно пятьдесят лет, прежде чем Бен вернулся. Я точно знаю, что пятьдесят лет, потому что я их все сосчитал.
— Никаких следов, — сказал Бен.
— Я не ел ядовитых ягод, я не ел…
— Ну-ка, дай я посмотрю твой язык.
Мой язык высунулся словно испуганная ящерица. Большими, вытаращенными глазами Бен посмотрел мне в рот и сердито сказал:
— Ладно. Пойдем. Тсс… Не дыши.
— А далеко это отсюда?
— У-у, далеко, далеко… несколько миль, — сказал Бен. — Сначала спустимся вниз по тропинке, пройдем под Акки Дуком…
Я не знал, что это за Акки Дук. «Должно быть, какая-то птица», — подумал я.
— Это что-то вроде моста, — сказал Бен. — Под ним темно… В общем, это там, где наверху течет вода.
— И там живут ядовитые старухи?!
— Нет, они живут чуть подальше, — сказал Бен. — Мы спрячемся под Акки Дуком, и ты можешь украдкой увидеть их в окнах дома.
От страха мне показалось, что сердце вот-вот разорвется, когда я вышел из полумрака кустов смородины, продравшись сквозь них на тропинку, и пошел мимо терновника, сплошь усыпанного темно-синими плодами.
Раз я попытался было сократить расстояние между мной и Беном и пойти рядом с ним — просто так, для компании, но он сразу же направил на меня свой втыкатель и сказал:
— Ты иди за мной. Я командир. Я знаю дорогу, понятно? И я должен идти туда первым, чтобы посмотреть, все ли там в порядке или нет. Вот так. А то, знаешь, они могут с тобой сделать то же самое, что сделали со старым Оси. Ясно?
— Да, Бен, да…
Вскоре мы вышли на берег ручья, в то место, где мыли овец. Бен сказал:
— Посмотри на воду. Видишь, видишь, какая она золотистая? Это потому, что она ядовитая, и ты можешь умереть, даже если просто вымоешь в ней руки.
На другом берегу ручья, в сумрачной тени, на влажной почве с сочной травой, росли гигантские, словно слоновьи, зонты болиголова, и Бен сказал, что они тоже ядовитые.
— Держись сзади… — продолжал он. — Держись сзади… Пригнись. Мы подходим к Акки Дуку!
Вскоре мы, пригнувшись, стояли под потемневшими кирпичными сводами моста. Сразу стало холодно. Капала вода, сочившаяся сквозь кирпичи. Виднелись папоротники, пустившие из расщелин зеленые побеги, а Бен сказал, что здесь водятся улитки больше репы, с рожками длинными-длинными, как велосипедный насос.
— И змеи. И ящерицы. И крысы. И чертова карета с лошадьми…
— И они тоже ядовитые?
— А то как же! Здесь все ядовитое!
Я хотел уцепиться за полы пиджака Бена — поиграть в лошадки, но Бен сказал «нет»: он должен опять пойти вперед и посмотреть, нет ли там шпионов. Мне же приказал стоять и ждать, притаившись в засаде, до тех пор, пока он не свистнет.
Так я и стоял под темными сводами совсем один, пока Бен ходил в дальний конец Акки Дука, туда, где солнце: посмотреть, нет ли шпионов. И никаких улиток и ящериц, или змей, или чертовой кареты с лошадьми я не видел.
Около меня в сумраке с тихим шумом, словно бесконечный дождик, капала вода.
Когда Бен наконец свистнул, я вздрогнул от неожиданности и бросился бежать прямо по черным лужам.
— Не шлепай так! Ты что, пьяный, что ли? — сказал мне Бен. — Они же услышат тебя. У них знаешь какие большие уши, как у старой свиньи, до самых плеч свисают.
Я, должно быть, сильно дрожал, когда выбежал на солнце, потому что Бен спросил:
— Ты ведь не боишься, правда?
— Нет, — сказал я. — Нет. Я не маленький.
