Татьяна Мельникова - 13 историй из жизни Конькова. Рассказы
Все время уходило у нас с Валькой на это. Мы из-за этого думанья даже тихие-тихие стали, на переменах не бегали с ребятами, а, как девчонки, вдоль стеночек по коридору ходили. Наконец, придумали. Все оказалось очень просто.
— А ведь за городом нет пианино, — сказали мы Людмиле Тимофеевне. — Так что вам за нас нечего бояться!
Людмила Тимофеевна засмеялась, и, хотя ничего больше не сказала, мы поняли, что в поход собираться можем.
Что это был за день! Замечательный денечек! Мы уехали на электричке далеко-далеко, ходили и в лес, и на речку, и сколько угодно боролись, кувыркались, носились в догонялки по большущей поляне, и никто нас не останавливал и не говорил, чтобы мы кричали потише.
Мы совсем не заметили, как пролетело время и Людмила Тимофеевна уже стала говорить, что пора потихоньку собираться в обратный путь.
И здесь стряслось неожиданное.
Целый день светило солнце, а тут все разом потемнело. Наползла здоровенная туча, ударил гром, как будто кто-то великанского роста переломил о коленку здоровенную палку. И пошел дождь, прямо ливень. Мы едва-едва успели добежать до какого-то старого сарая, стоявшего на краю поляны, и то намокли. Но это было еще не самое худшее.
Когда гроза кончилась и мы вышли на дорогу, то увидели, что маленький ручеек, который мы перешли утром по хлипкому мостику, превратился в настоящую бурную речку. А мостика и в помине нет. Мутная вода бурлила и клокотала в речке, кружила и била о берег охапки сухой травы, какие-то сучки и ветки и даже целое воронье гнездо с приставшими перьями и пухом.
— Что же делать? — расстроилась Людмила Тимофеевна. — Вот-вот пройдет последняя электричка. И никто не знает, что мы здесь, что произошла неожиданность.
Услышав такое, наши девчонки запищали, некоторые даже захлюпали. Ребята держались, но им тоже было невесело. Наша промокшая одежда не торопилась сохнуть и противно липла к телу, в животах урчало.
И тут Валька посмотрел на меня, а я — на Вальку. На другой стороне ручья лежало толстое длинное бревно. Если бы его перекинуть с берега на берег, то получился бы отличный мост. Если бы… но как это сделать?
Веревка, есть у нас веревка? Если ее привязать к концу бревна, то, потянув всем классом… Мы стали спрашивать ребят, и веревка нашлась в рюкзаке у одного мальчика.
— Коньков, куда? — сердито закричала Людмила Тимофеевна, когда я подошел к кромке берега, чтобы примериться к расстоянию. — Куда ты, мало мам одного несчастья!
Она смотрела устало и недоверчиво, когда мы с Валькой начали торопливо излагать ей свой план.
— А если не перепрыгнешь? Ведь это далеко. Упадешь в воду.
— А веревка?! Веревка на что, Людмила Тимофеевна, я обвяжусь ею, а Валька будет держать. Даже если искупаюсь, это же лучше, чем всем ребятам лезть в воду и мокнуть. Но я перепрыгну, вы увидите.
Людмила Тимофеевна думала долго. Потом внимательно-внимательно посмотрела мне в глаза и сказала:
— Хорошо, Юра. Только будь осторожен.
Она сказала не Коньков, а Юра, и глаза ее были такие тревожные и в то же время какие-то радостные, как у мамы, когда я удивляю ее чем-то хорошим. И я понял, что сделаю невозможное, а перепрыгну этот несчастный ручей!
— Давай, Конек, давай! — хором подбадривали меня ребята, когда я, медленно пятясь, отмерял расстояние для разбега, а потом рванулся вперед. Последнее, что я увидел краем глаза, были руки Людмилы Тимофеевны, обхватившие виски.
…О том, что я уже на другом берегу, я понял по восторженному «ура», грянувшему за моей спиной. В это время земля как-то странно поползла у меня под каблуками. И едва я успел прыгнуть вперед, сзади что-то глухо шлепнулось в воду, подняв фонтан брызг. Это под тяжестью моего тела отвалился от берега толстый пласт глины. Если бы я сделал прыжок чуть-чуть меньше, всего на каких-нибудь два-три сантиметра…
Но теперь мне уже ничего не было страшно!
В один момент, раз-два, я отцепил от пояса веревку, привязал к бревну, оказавшемуся старой поваленной березой, и ребята с гиком потянули веревку к себе. Мне оставалось только немного придерживать тонкий конец бревна и не давать ему ползти в воду.
Через пять минут мост уже был готов. Первым перебежал по нему Валька. За ним — другие ребята. Потом, повизгивая и хихикая, девчонки. И наконец, опираясь на шест, который мы ей дали, Людмила Тимофеевна.
Все сразу повеселели и бегом понеслись к остановке электрички. У нас оставалось совсем мало времени, но мы успели и, довольные, кинулись рассаживаться по скамейкам поближе к окнам.
А Людмила Тимофеевна подошла ко мне и сказала:
— От имени всего нашего класса мы выносим тебе, Юра, благодарность. Я верю теперь, что ты учился прыгать с самой хорошей целью. Ты, правда, немного ошибся сначала, но зато твои энтузиазм и инициатива сыграли нам всем хорошую службу. Я расскажу об этом директору.
Она говорила так торжественно, что я даже вспотел.
— Да ладно, чего там, — буркнул я. — Каждый бы так сделал…
А потом мы всем классом пели хором любимые песни — «Барабанщик», «Бескозырка белая» и другие. И никто не останавливал меня и не предлагал помолчать.
А когда мы запели «Капитан, капитан, улыбнитесь», многие из ребят оборачивались в мою сторону, улыбались и показывали разными знаками — «молодец!».
Он верил
Он пришел к нам вечером. И сначала, в сумерках, я принял его за простой серый камушек. Таких много на берегу.
Но камушек шевельнулся, пробежал немного, встал столбиком. И я увидел круглые уши, бусинки-глаза, смешную усатую мордочку.
Усы ходили вправо-влево, вправо-влево: кто это очутился на его пути, такой громадный?
А может быть, гостю хотелось попробовать хлеба с колбасой, которые мы ели?
Стараясь не шуметь, я стал тихонько поворачиваться.
Но тетя Рая дернула меня за рукав:
— Что ты все крутишься? Очень тебя прошу, посиди спокойно.
Тетя Рая была расстроенная. И ее муж, дядя Гена, тоже очень расстроенный и сердитый. Они считали, что нам сегодня ужасно не повезло.
Пароход, которым мы должны были ехать от бабушки к себе в город, не пришел.
— И не придет сегодня, — объяснял всем матрос на пристани. — Скоро осень. Вверху по реке большой туман. Все суда будут стоять до завтрашнего утра.
Мы хотели вернуться к бабушке, но последний автобус в ее деревню уже уехал. Пошли на вокзал, в зал ожидания, а там уже набралось полно народу. Люди сидели на скамейках, на чемоданах, прямо на полу.
Мне было жалко тетю Раю. И немножко стыдно за себя. Потому что сам я расстроился только чуть-чуть. В самом начале. Но потом дядя Гена сердитым голосом сказал такое… такое… что я не удержался и закричал «ура».
Он сказал, что, чем валяться ночь в душном зале, лучше просто под открытым небом, на берегу. По крайней мере, на свежем воздухе.
Еще никогда в жизни я не ночевал под открытым небом, на свежем воздухе, на берегу большой реки.
Я только читал и завидовал путешественникам, которые ночуют, завернувшись в походные плащи и подложив под голову дорожные мешки.
А теперь мы сами будем путешественниками!
Правда, тетя Рая, услыхав про голую землю и плащи, не очень обрадовалась. Она сказала, что так нетрудно и простудиться, и велела, чтобы мы с дядей Геной набрали на берегу каких-нибудь досок и принесли от пристани несколько пустых ящиков. Еще она велела выдернуть там, где мы собирались ночевать, все репейные кусты и тщательно перевернуть все прибрежные камни.
Тетя Рая боялась пауков и мокриц.
— У воды, — говорила она, — всегда полно всякой нечисти.
Мы таскали доски, дергали репьи и переворачивали камни, наверное, целый час. И, честно говоря, здорово устали.
Но все равно я бы ни за что не променял такую жизнь на тесный и душный вокзал. Множество интересного, чего не увидишь и не услышишь днем, происходило вокруг в таинственном вечернем мире.
На реке зажглись бакены, и от них по воде бежали светлые дрожащие дорожки. Живым столбом толклись под фонарем у пристани мелкие ночные бабочки. Плескалась в воде рыба. Из темных кустов доносились непонятные, загадочные шорохи.
А в нашем маленьком лагере было светло и уютно. Мы сидели вокруг костра и ужинали хлебом с колбасой.
…В свете этого костра я и увидел мышонка. Он подошел совсем близко. Кусочек хлеба, который я тихонько кинул ему, долетел почти до самого его носа. Но ушастик испуганно отскочил в сторону и скрылся в темноте.
— Не вертись, ешь спокойно, я же просила тебя, — сказала тетя Рая усталым голосом. А дядя Гена посмотрел на меня строго.
Я перестал шевелиться, только голову вытянул, чтобы увидеть, когда «он» придет снова.
Но лучше бы я совсем не смотрел! Потому что тетя Рая тоже начала приглядываться и первая увидела. И вскочила, и закричала так испуганно, словно увидела целого волка.
