Николай Омельченко - Повести
— Терпения не хватило? — Борис оглянулся на него насмешливо.
— Терпения сколько угодно, побольше, чем у тебя, — огрызнулся Генка.
— Ну давай, давай, — отмахнулся Борис.
Уже отойдя к ощетинившимся зарослям бурьяна, Генка вдруг обернулся и спросил:
— Борька, а тебе не надоело еще, только честно?
— А чего это мне должно надоесть?
— Ну, когда плохо ловится…
— Чудак ты, — усмехнулся Борис, — да разве дело в том, ловится или не ловится… Конечно, лучше, когда ловится, но мне и так вот просто сидеть приятно, тоже, наверное, по генам от дедушки передалось. Он в концлагере мечтал вот так посидеть над рекой и чтоб никто никуда не гнал, не приказывал, не бил по голове дубинкой…
И Генке в этот момент показалось, что Борис вовсе даже и не следил за поплавком, а смотрел перед собой куда-то на зеленоватую воду реки, с тихим, едва слышным шипением трущуюся о песчаную косу, на узкий прибрежный луг, по которому к воде неторопливо шла красная от заходящего солнца лошадь, на уже почти рассеявшуюся, так и не достигшую земли инверсионную полосу, оставленную самолетом. Легонько вздохнув, Генка продрался сквозь цепкий щетинистый бурьян, подобрал первую попавшуюся палку и, переходя от дерева к дереву, стал постукивать по стволам, выискивая под корой пустоту, там должен быть короед. «Словно дятел», — подумал про себя Генка и хотел было уже по своему обыкновению рассмеяться, но вспомнив, что никого нет рядом, перехотел. Попалась небольшая, но, видно, уже старая, искривленная, с корявыми, сухими внизу, будто кем-то изломанными сучьями, сосенка. Генка постучал по ней палкой и, почувствовав, что в одном месте кора как бы несколько поотстала от ствола, отковырнул ее, содрал тонкую высохшую оболонь: оголился ствол, побитый крохотными дырочками, но ни на коре, ни в стволе жучков-короедов не было. Генка пошел дальше, наступил на что-то мягкое, нагнулся, вгляделся. Это была старая рваная покрышка от волейбольного мяча. И тут Генка уже дал свободу своему смеху. Хохотал, подпрыгивал, визжал от радости. Вот это находка! Конечно же, в городе он бы и внимания не обратил на нее, а сейчас она показалась ему драгоценнейшим подарком, ведь их мяч вместе с охотничьим ножом, палаткой и рюкзаками тоже покоился на речном дне. Генка поднял покрышку, размял ее, вытряхнул из нее песок и какой-то мусор и побежал к ложбинке, где они копали червей.
На склонах ложбинки и на дне ее росла уже несколько потемневшая, длиннолистая осока. Генка стал набивать ею покрышку. Вскоре она округлилась и хотя тугой, как накачанная воздухом камера, не стала, но форму мяча все же обрела. Генка подбросил, ударил ногой, мяч взлетел вверх, не пружиня, подбитой птицей шлепнулся о землю. Генка теперь уже буцнул его перед собой, потом, обрадованный, схватил под мышку и помчался к косе.
— Ловись, рыбка! — выскочив из бурьяна, закричал он, кривляясь и хохоча.
Роман обернулся и увидел, что к нему летит мяч. Оставив удочку, Роман, падая, в броске схватил мяч и засмеялся почти так же дурашливо, как Генка.
— Ставь ворота! — привычно, командным голосом сказал Роман Генке. И крикнул Борису: — Ну ее, эту рыбу, на уху хватит, давай в футбол! Мяч, правда, не экстра-класс, но в нашем положении сойдет и такой.
Борис поглядел на товарищей с мрачноватой насмешливостью и проворчал:
— Я привык одно что-нибудь…
И отвернулся. Но ребята, увлеченные новым делом, тут же позабыли о рыбалке, о том, что их ждали Зойка и Наташа, что уже наступал вечер, казалось, и вообще обо всем на свете забыли. Воткнули в песок две палки, вначале между ними стал Генка, а Роман бил ему одиннадцатиметровые, потом поменялись, а затем вздумали играть в одни ворота — вел мяч Генка, защищал их Роман, но лишь Роман отбирал мяч, Генка уже тут же становился нападающим. Они затеяли такую возню, играли с таким азартом, что даже Борис не удержался и вдруг включился в игру и сам.
5. Да опята ли это?
Когда ребята ушли удить рыбу, Наташа и Зойка, пугливо отмахиваясь от ос, которые тут, в яме, были главными хозяевами, выбрали дюжину консервных банок, тех, что еще не успели заржаветь, нашли и одну большую, из-под томатного соуса, вычистили их песком, вымыли речной водой и сложили на крылечке домика. Затем оборвали на кусте зеленоватые, еще лишь чуть-чуть зардевшиеся, твердые, как камешки, плоды шиповника, насобирали в вытоптанном, помятом малиннике несколько горсток уже почти высохших ягод малины и пошли побродить по острову, поискать грибов.
— А ты в них понимаешь? — спросила Зойка у Наташи.
— Кое-какие я знаю, — говорила Наташа, разгребая пилкой листья, заглядывая под кусты. — Я с мамой несколько раз ездила в лес, сосновый, там мы собирали маслята, я даже белый гриб однажды нашла. А вдоль дорог в траве нам попадались сыроежки.
— А я знаю только лисички, мы их с папой часто на базаре покупаем, мама на базар у нас не ходит, ей всегда рано на работу, а папа работает посменно. А в воскресенье мама убирает квартиру, и мы опять с папой на базар. Так что я лисички хорошо запомнила, они не похожи ни на какие другие грибы… А в лес нам ездить некогда. А как только отпуск, мы — на море, каждое лето, а там грибов нет. Зато там много красивых камешков, я одно время целую коллекцию насобирала.
— А я никогда не была на море, — вздохнула Наташа.
— Это почему же?
— Да так, не приходилось, — пожала плечами Наташа и тут же, быстро нагнувшись, стала на колени: — Ой, смотри, какой красавец!
Зойка тоже нагнулась. Гриб был большой, на тонкой ножке, даже казалось невероятным, как на ней держалась такая огромная шляпка. Была она светло-желтой, к ней прилипло несколько травинок и листочек.
— Как он называется? — спросила Зойка.
— Не знаю… Наверное, несъедобный, поганка.
— А если съедобный?
— Нет, лучше не трогать.
— Лучше, — согласилась Зойка.
Они пошли дальше. Возле низинки увидели куст, который весь густо оброс красными ягодами.
— Красотища какая! — всплеснула руками Зойка. — Что это? На клюкву похоже…
— Клюква растет на болоте…
— Знаю, и кустики у нее маленькие, читала, но что же это?
— Наверное, волчья ягода…
— Но ней я читала, а вот смотри еще, и уже не красная.
Наташа оглянулась, увидела такой же точно куст, о такими же листьями, но только ягоды на нем были темно-синими, почти черными.
— А может, это — волчья? — спросила Зойка.
— Может, — неуверенно ответила Наташа.
Зойка сорвала несколько ягод с одного и другого куста, понюхала их, рассмеялась.
— Смешно, — сказала она, — очень смешно…
— Что?
— Да так. Представляешь, вот мы с тобой знаем уже, какой грунт на Луне, во сколько раз Солнце больше Земли, какая растительность была в лесах до ледникового периода, а какие растут грибы, как называются ягоды в десяти километрах от нашего города — мы совершенно не знаем. Ну не смешно ли? Может, нарвем, может, ребята знают?
— Они, кроме земляники и клубники, ничего не знают, — рассмеялась Наташа.
— А тебе больше какие мальчишки нравятся? — вдруг спросила Зойка.
— Как это какие? — удивилась Наташа, с легкой иронией глядя на Зойку.
Зойка даже смутилась от этого ее взгляда.
— Ну, — потупясь, произнесла она, — смешные или не очень смешные?
— Для меня они все одинаковы, — нахмурясь, ответила Наташа. — Я их, как и всех людей, разделяю на хороших и плохих товарищей. Думаю, что это в человеке главное.
— Я тоже, — поспешно ответила Зойка, — но понимаешь, есть все же… — она замолчала, наклонила голову, делая вид, будто очень внимательно заглядывает под кустики, — все же… как тебе объяснить, все же у людей, кроме чувства товарищества, есть, вероятно, и еще какие-то привлекательные качества, свойства характера…
— Свойства, — передразнила ее Наташа, — поначиталась ты книжек.
Зойка обидчиво дернула плечами и, замолчав, пошла быстрее.
Наташе стало жаль ее.
— Ты что, обиделась?
— Да нет, просто так. Я к тебе с открытой душой, а ты сразу…
— Ничего я не сразу, — ответила Наташа, — просто скажу тебе откровенно: не ожидала от тебя такого вопроса.
— А что же в нем плохого?
Наташа улыбнулась и подумала о том, что уже шесть лет учится с Зойкой в одном классе, но как-то раньше словно и не замечала ее, они не были подругами и вообще были совершенно разными: Наташа серьезно занималась спортом, ее уважали даже мальчишки, а Зойка слыла тихоней, ее застенчивость порой даже осмеивалась одноклассниками, и поэтому-то и вопрос о мальчишках скорее смешно удивил Наташу, а не рассердил. И в поход Зойка шла впервые, все девчонки отказались, кроме Наташа. И раньше-то, в обычных походах, Зойки с ними не было, а тут вдруг подошла накануне и попросилась смущенно: «Возьмите и меня с собой». — «Куда тебе, неженке?» — прыснул от смеха Генка. Но тут же Наташа и заступилась за нее: «Возьмем». А Наташе редко одноклассники перечили.
