Людмила Раскина - Былое и думы собаки Диты
— Конечно, сейчас, рядом с этими шарами, они совсем не смотрятся, — сказала Ба вставая.
— А мы их все равно повесим! Правда, мам? — спросила Рыжуша.
И Ма ее поцеловала.
Елка стояла красивая, нарядная, но я-то уже знала, чего от нее можно ожидать, и не доверяла ей — я мимо нее бегом пробегала. И даже ночью мне было неспокойно: ветерок задувал в открытую форточку, светил фонарь в школьном дворе, и елка как-то шуршала, позванивала, посверкивала — неприятно! Я и спала вполглаза, и взлаивала вдруг во сне — все мне виделось, что елка ко мне крадется. Устала я от этой елки!
Так что я очень обрадовалась, когда узнала, что Новый год мы будем встречать у Тарей — так мы зовем всю Тарину семью. А меня берут с собой, потому что Новый год празднуют всю ночь и еще следующие полдня прихватывают. Кто же меня выведет вечером и утром? Ба не умеет.
И правда замечательно — хоть отдохну от этой елки.
А Тари позвали к себе гостей потому, что у них кроме общего праздника еще свой, семейный получился, что-то вроде новоселья: они отремонтировали квартиру, настелили паркет, купили новую мебель — «Тихань» называется.
Тарь это слово не произносит, а прямо выпевает: «Ти-и-хань». И действительно, очень красивая и дорого досталась — помучились с ней как следует. Я сама все видела, потому что Тарь ее заказывал на наш адрес, так как немосквичам мебель в Москве покупать тогда не разрешалось.
А было так. В назначенный день, когда «Тихань» должны были привезти из магазина, мы все сидели дома: Па — потому что на его имя заказ, Тарь — потому что он хотел сразу перевезти мебель в Пушкино, а мы все — из любопытства. Нужно было вовремя перехватить грузчиков, сказать им, что не нужно тащить на пятый этаж — им же лучше, доставка-то все равно оплачена полностью.
В магазине сказали, что мебель привезут «в течение дня». Нас с Рыжушей выгнали караулить у подъезда, но мы скоро замерзли и вернулись домой, и правильно сделали: лучше из окон смотреть — теплее! Все равно машина приехала только к вечеру.
Тарь пулей вылетел из дома и стал говорить грузчикам, чтобы они оставили ящики у подъезда — порадовать их хотел.
Но грузчики тоже не дураки и знают, как свою выгоду соблюсти. Они сказали:
— А вы разве не по этому адресу живете? Ну, так не положено! Тогда мы мебель обратно в магазин отвезем.
Па стал им совать свой паспорт:
— Вот видите, мой адрес и мебель моя, но поднимать ее не надо, я в ней пока здесь поживу. Имею право?
— Ах так? — говорят грузчики. — Тогда мы сейчас все ящики раскроем и упаковку снимем. Живите себе пожалуйста. Вот как раз и дождь со снегом пошел! — И начинают ящики взламывать.
Тарь кричит:
— Нет! Нет! Не надо! Кто у вас старший? — Отходит с самым толстым грузчиком в сторону и что-то ему втолковывает. Грузчик мотает головой и отодвигается от Таря, а Тарь снова придвигается и опять что-то толкует. Так они танцуют какое-то время. Наконец грузчик начинает слушать заинтересованно, Тарь отсчитывает ему деньги, и они возвращаются.
— Спасибо! Спасибо! — хором говорят грузчики и даже делают вид, что сметают снег с ящиков.
— Пожалуйста! — язвительно отвечает Тарь, которому еще надо искать грузовик и везти «Тихань» в Пушкино.
А с паркетом у Таря отдельная история вышла. Он задумал пол у себя в квартире выложить необыкновенным узором — почище чем в Кремлевском дворце. Купил паркет двух цветов и нанял двух мастеров.
Эти мастера и не догадывались, бедняги, в какую переделку попали. Они-то думали, что будет как всегда: раз-раз, паркет накидают, а если что не так, руки отряхнут и головами покачают:
— Это у тебя, хозяин, пол неровный! — Или еще что-нибудь: «квартира сырая», «материал плохой достал…»
Ну, это они зря размечтались: во-первых, Тарь сам лучше любого мастера все умеет и про все понимает: что «сырое», а что «неровное», а во-вторых, он не то что Па, никакие «что не так» не спустит — заставит все переделывать как надо.
Так оно и пошло: у рабочих эти «что не так» случались все чаще. За ними следовали переделки. Атмосфера накалялась. И наконец один мастер пропал. Сбежал не попрощавшись. И даже денег за сделанное не потребовал. Никто не знал, где он — как в воду канул.
Нет, известно было, что он жив-здоров, но затаился. Во как его Тарь допек!
Другой оказался поустойчивей — две комнаты закончил, но на третьей, когда Тарь стал его учить, как узор выкладывать, и он сломался. Плюнул и ушел! И денег не взял, и инструмент свой бросил. Что, кстати, Тарю очень пригодилось, когда ему пришлось самому все доканчивать.
Но Тарь у нас молодец! Выдержал, никуда не сбежал и все сделал.
И теперь мы едем встречать Новый год на блестящем лакированном узорчатом паркете.
В Пушкино поехали на электричке. Я еще ни разу на ней не ездила: на дачу и с дачи меня или Штеер, или машина Таря возила, но зимой Штеер не ездит, а Тарь был занят.
До электрички, вернее до вокзала, еще тоже добраться надо. Метро сразу отпадает — туда собак не пускают, да и в трамвай или в троллейбус, только если водитель добрый.
Нам до вокзала нужно ехать сначала трамваем, а потом троллейбусом. Можно и двумя троллейбусами, но Па сказал, что иногда трамваи состоят из двух вагонов и во втором нас вожатый может и не заметить, а кроме того, с нашей остановки маршрут только начинается и народу в трамвае будет мало.
31 декабря мы пораньше пообедали, потом Ба вдруг поставила на стол пирог, Ма достала кагор и рюмки, и все, кроме нас с Рыжушей, чокнулись и сказали:
— С наступающим! С Новым годом!
Мы все попробовали пирог, расцеловались с Ба и двинулись.
В подъезде уже пахло как-то необыкновенно: елками и мандаринами.
На улице на всех столбах висели гирлянды цветных лампочек, в витринах красовались нарядные елочки и Деды Морозы. Но самое главное — суета: все люди с полными сумками, все куда-то бегут, все спешат. И мы тоже заторопились. По дороге к остановке встретили нескольких знакомых собачников, и все такие ласковые, добрые, поздравляют: «С наступающим!»
На остановке народу было много, но трамвай действительно пришел почти пустой. Па кивнул Ма с Рыжушей, чтоб они садились в переднюю дверь, где женщины и дети, а сам стал всех пережидать, чтобы войти со мной в заднюю дверь последним, чтобы я никого не затоптала.
А я его не поняла и очень возбудилась: я же видела, куда вошли Ма и Рыжуша, и хотела тоже туда. Только туда! Я не могу расставаться!
Поэтому, как только Па втащил меня в трамвай, я мгновенно развернулась и выскочила обратно. Па спрыгнуть за мной не успел, двери захлопнулись, и я осталась на улице с поводком, зажатым в дверях трамвая.
Хорошо, что у Па быстрая реакция, он закричал, чтоб нажали кнопку «стоп», на его крики сразу отозвалась Ма, правда, она кричала:
— Что? Что? Что случилось? — но все равно трамвай не успел тронуться. Вожатый снова открыл двери, и Па с белым как мел лицом грубо втащил меня внутрь.
Все произошло так быстро, что никто ничего не понял. Пассажиры переговаривались:
— Захлопнули, что ль, кого?
— Вроде собака под колеса попала!
— Да нет, вон она едет.
— Где едет? Здесь? Надо же, тут люди, а они с собаками! Совсем обнаглели!
Наконец всех перекрыл чей-то бас:
— Да ладно вам! Праздник сегодня! И у собак праздник!
Все засмеялись и угомонились. Люди входили и выходили. Па зажал меня в угол вагона и загородил собой, чтоб мне на лапы не наступили, но я даже на таком пятачке вертелась и все время нюхала воздух — здесь ли Ма и Рыжуша.
Наконец мы вышли на нужной остановке и воссоединились с Ма и Рыжушей.
Па закурил, а Ма начала в него пристально всматриваться, как будто хотела увидеть, открылась у него уже язва желудка на нервной почве или еще нет.
В троллейбус, наученные горьким опытом, мы уже втискивались все вместе: Ма с Рыжушей впереди, а мы за ними. Вот это совсем другое дело! Что я, глупая, что ли? Конечно, я никуда рваться не стану, если все мои около меня, а Рыжуша держит руку у меня на голове.
Так мы приехали на вокзал.
На вокзале была тьма народу. Там было так же тесно, как в трамвае или троллейбусе, только здесь все проталкивались — все одновременно и сразу во всех направлениях.
Па поставил нас около фонарного столба и велел не двигаться, а сам пошел за билетами. Я было рванулась за ним, но Па предусмотрительно обмотал мой поводок вокруг столба, поэтому мне оставалось только стоять, вытянувшись в струнку, и неотрывно смотреть в ту сторону, куда он пошел. Иногда я взлаивала, переминалась с лапы на лапу и снова застывала, туго натянув поводок.
Мне казалось, что прошла целая вечность, но «в итоге концов», как говорит Рыжуша, Па появился, и мы начали пробиваться на свою платформу.
На платформе с одной стороны уже стояла электричка, похожая на цепочку, связанную из троллейбусов, но она была не наша. Из электрички выглядывали довольные лица сидящих людей и мрачные — стоящих, но и те и другие насмешливо поглядывали на нашу толпу — нам борьба за место еще только предстояла.
