Ян Грабовский - Муха с капризами (с илл.)
И Мурлыка немедленно умолк, словно воды в рот набрал. И уже ни звука не издал до конца моего визита.
Нетрудно было догадаться, почему Мурлыка ходил к нам в гости. «Разговоры отставить!» Для такого любителя поговорить — это же сущее мучение, правда?
Мне захотелось, конечно, показать Крисе фокусы Байбука. И в первый же день, когда Мурлыка удостоил нас посещением, я сделал строгое лицо и скомандовал:
— Байбук! Смирно!
Ну и осрамился я! Кот посмотрел на меня такими удивлёнными глазами, словно хотел сказать:
«Что? И ты? Ишь чего захотел! Оставь меня, ради бога, в покое!»
Он и не подумал меня слушаться. Преспокойно улёгся на колени к Крисе.
«Я для вас Мурлыка! Помните об этом. Байбук в отпуске. Лучше поболтаем. Так приятно побеседовать с хорошими людьми…»
И пошёл рассказывать свои истории. В сущности, он был совершенно прав, наш милый болтунишка.
Он ведь имел право быть у нас только Мурлыкой, верно?
Но Крися обязательно желала посмотреть кошачьи штуки. И мы как-то пошли в казармы.
Там-то Байбук был действительно Байбуком! Отдавал честь, маршировал. По приказу мяукал и по приказу умолкал. Делал повороты направо и налево. И даже играл на барабане! Ударял лапками в жестяное ведёрко, которое Клёпка ставил перед ним.
Ручаюсь, у вас глаза вылезли бы на лоб от изумления, если бы вам показать такого учёного кота! Крися визжала от восторга.
— Но я всегда буду называть Мурлыку — Мурлыкой, — сообщила она нам, когда кошачье представление окончилось. — Ладно, Мурлышенька? — спросила она кота.
А Мурлыка мяукал ей в ответ своё «мрррау» так радостно, что с тех пор кот уже навсегда оставался для нас Мурлыкой и только. И никогда мы не просили его показывать нам фокусы, которым он выучился на военной службе.
Вы только не подумайте, что Байбук не любил быть Байбуком. Стоило только поглядеть на его гордую и довольную мордочку, когда его хвалили!
«Нравится вам? Ещё бы! Чудеса, правда?»
И когда он был в хорошем настроении, сам просил Клёпку, чтобы тот давал ему новые приказы. Или вдруг ни с того ни с сего вскакивал и отдавал честь. Расчудесный был котишка!
Я допытывался у Клёпки, каким образом сумел он сделать из Байбука восьмое чудо света. Ведь правда, научить кота чему-нибудь, а тем более таким трудным штукам — это очень и очень непросто. Всем известно, что кошка всегда делает только то, что ей нравится. И не заботится о том, что нравится другим.
— Уж такой умный кот, и всё тут! — отвечал мне Клёпка. — Разговариваю я с ним каждый день, когда только время есть, вот он и научился меня понимать. А потом вот ещё что: добротой и лаской можно зайца научить папиросы курить!.. — засмеялся старый повар и совершенно серьёзно спросил Мурлыку:
— Байбук! А ты будешь папиросы курить?
«Мрррау! Мрррау!» — согласился кот.
Больше об этом разговора не было. Но я был уверен, что, если Клёпка захочет, может случиться и так, что наш милый Мурлыка когда-нибудь, прервав свою повесть, обратится ко мне:
«У тебя нет, случайно, папироски? А то мне что-то охота затянуться!»
Ведь это был не кто-нибудь, а Клёпка! Он знал животных, как мало кто другой. Вдобавок глаза у него слегка косили, так что он сразу видел обе стороны вещи: и хорошую, и плохую. Поэтому он никогда не нервничал.
Всегда весёлый, улыбчивый, он для каждого находил ласковое слово. А улыбкой и сердечным словом многого, очень многого можно добиться.
Да, сердце у Клёпки было из чистого золота. Это я вам говорю! Я, который знал Клёпку как облупленного!
3Когда Клёпка вступил добровольцем в армию, у него уже крепко поседели усы. Что он делал прежде? Об этом он никогда не вспоминал. Можно было лишь догадываться, что поколесил он по всему белому свету.
Где он бывал? Не знаю. Клёпка никогда не рассказывал о себе, не то что некоторые другие, которые, не ожидая вопросов, выкладывают всё по порядку: и где родились, и где учились, и в каком городе работали. И беспокоятся лишь о том, чтобы в своём рассказе не упустить ни одной подробности.
Да, Клёпка был не такой. Заметит он, например, что какой-нибудь новобранец пыжится и важничает, словно провёл всю жизнь на войне, и говорит ему:
— Ах ты, фазан, фазан! Смотри, чтобы с тобой не случилось того же, что с тем щеглёнком, который вообразил себя слоном! — И смеётся во весь рот.
— А как же это было, Клёпка? — спрашивает его кто-нибудь.
Клёпка пыхнет своей короткой трубочкой, сплюнет, утрёт губы и начнёт:
— Было это так. Позвал слон однажды щегла на обед. Слониха наготовила разных разностей. Сняла горшок с огня и ждёт.
— А большой горшок-то?
— В самый раз для слона. Но он не доверху полный был: боялась слониха, чтобы не убежал, когда закипит. Летит щегол. Поздоровался со слоном. Чирикает, а сам на горшок глядит. Слониха его приглашает к столу. Летает щегол вокруг горшка, летает, а в горшок сунуться боится — чересчур глубоко ему. Понятно? Заметил это слон. Покачал головой, подумал и сунул ногу в горшок. Варево по земле разлилось. Щегол давай подбирать. Наелся, поблагодарил, как полагается, и говорит: «А завтра прошу вас ко мне на обед пожаловать. Хочу вас отблагодарить за приятное угощение!» Слон и согласился.
Полетел щегол домой и говорит жене: мол, так и так, завтра к нам слон обедать придёт. Щеглиха — в слезы! «Да чем я его кормить буду?!» — говорит. Щегол велел ей замолчать. «Я, — говорит, — у слона научился гостей принимать. Ты приготовь, что у тебя есть, и подавай на стол, а об остальном я сам позабочусь». Ну ладно. Наварила щеглиха червей в ореховой скорлупе. Ждёт. Пришёл слон. Смотрит на эту скорлупку и не знает, как же ему к обеду приступить. А щегол напыжился, ногу в скорлупу поставил и говорит слону: «Кушай, браток, не стесняйся!» Слон затрубил в свой хобот и пошёл домой.
С тех пор все звери смеются над щеглом. Захотел, вишь, со слоном сравняться! Понятно? — спрашивает Клёпка и добродушно на всех поглядывает.
— Откуда вы эту сказку знаете? — спрашиваю его.
А Клёпка в ответ невозмутимо:
— Да каждый ребёнок эту сказку знает там, где я по речке на пароходе ходил!
— Где же это было? — допытываюсь я.
И Клёпка называет мне какое-то место, которого в школьном атласе лучше не искать. Одно только я понял: было это где-то в дебрях Африки.
В другой раз, помню, ещё на фронте, начали ребята говорить, что, мол, неплохо бы около землянки огородик устроить. Но дело у них с места не двигалось: они всё спорили, что сажать, никак договориться не могли. Спрашиваю как-то Клёпку, как дела с огородом.
— Как с тем обезьяньим домом, — отвечает и весело смеётся.
— С каким ещё обезьяньим домом?
Клёпка усмехается и начинает:
— А это, пан поручик, была, с вашего разрешения, одна такая маленькая обезьянка. Обезьяний детёныш, можно сказать. Сидит она себе на ветке и чихает. И голова у неё болит. Чихает, чихает, а сама думает о том, что на свете всё вверх тормашками и никак не поймёшь, что к чему. Вот, к примеру, если вода внизу, искупаться в ней — милое дело. И голова не болит и не чихнёшь ни разу. А когда вода сверху падает, то приятного тут ничего нет. И чихать начинаешь, и голова болит! Понимаете, пан поручик? Скачет эта маленькая обезьянка с ветки на ветку, прячется. А дождь и не думает переставать, всё мокрей становится. Но всё на свете кончается, кончился и ливень. Пошла обезьяна гулять. Видит, черепаха тащится.
Обезьяна её и спрашивает: «Что это за вода сверху льётся?» Черепаха объясняет, что это дождь. Обезьяна говорит: «А как бы сделать, чтобы дождь этот не падал, чтобы не чихать и голова не болела?» — «Построй себе дом», — отвечает ей черепаха. А что, мол, такое дом? Ну, черепаха ей всё объяснила. Очень это обезьяне понравилось. «Ты, — говорит, — и правда мудрее всех зверей! Расскажу я своим родным о том, что от тебя услышала, и, наверно, будет у нас дом!» Попрощались они. Пошла обезьяна к своим. Рассказывает, что услышала от черепахи. Обезьяны крик подняли! Завтра же начнут дом строить! Собрались они на другой день, начали советоваться. Одна хочет дом строить тут, а вторая — там! Одна говорит — из веток, а другая — из листьев. Спорили, спорили и не заметили, как сухое время прошло и снова начал лить дождь. И снова им за шиворот заливало.
Опять они чихали. Опять у них голова болела. Как прошли дожди, отправились обезьяны гулять. И встретили черепаху. Черепаха их и спрашивает: «Ну что, есть у вас дом?»
А та обезьянка, что год назад с ней встретилась, как чихнёт! Тут черепаха сразу догадалась, что у обезьян дома так и нет. «Спорили, ссорились вы целый год, — говорит, — а работать и не начали! Будете вы ссориться ещё не год, не два, а две тысячи лет, а дома не построите! Годитесь вы, обезьяны, только скандалить, а работать не годитесь!» Сказала и пошла своей дорогой. И права она была — ведь у обезьян и доныне дома нет!
