Юстейн Гордер - Рождественская мистерия
Была ли на обоих снимках одна и та же Элизабет?
— У той и другой светлые волосы, — сказала мама, — и слегка заостренный носик.
— Трудно судить, — хмыкнул папа.
Он был поглощен текстом сообщения об исчезновении Элизабет. Во время чтения он приговаривал:
— Ее мать была учительницей... Отец известный журналист... Когда растаял снег, в перелеске нашли только шапочку девочки...
Больше никаких следов полиции обнаружить не удалось...
— Конечно, ведь они не читали волшебный рождественский календарь, — заметил Иоаким.
Папа засмеялся:
— А не то пришлось бы им арестовать ангела!
Позднее вечером Иоаким улегся спать, но после того как мама с папой, пожелав ему спокойной ночи, ушли из его комнаты, он снова включил свет. Иоаким подумал вдруг, что уже много дней он не разглядывал большую картинку в календаре. Потому что почти все окошки были уже открыты. Сейчас он решил вновь закрыть их.
И ОБНАРУЖИЛ, ЧТО КАРТИНКА ОПЯТЬ ИЗМЕНИЛАСЬ!
На картинке были изображены Мария и Иосиф. Мария склонилась над младенцем Иисусом, лежащим в яслях. Немного поодаль стоят волхвы, а ангелы в облаках смотрят вниз: они возвещают пастухам на поле, что родился Иисус. Тут же наверху, чуть левее, видны изображения двух мужчин в роскошных одеждах. В отличие от других они стоят спиной к зрителю. Иоаким видел их множество раз и раньше, но только теперь понял, что это Квириний и император Август. И только сейчас он наконец заметил, что в руке у императора сверкающий скипетр!
Неужели он держал в руках скипетр с того самого мгновения, когда Иоаким только получил календарь в книжной лавке?
Или скипетр появился сам по себе, только теперь?
19 ДЕКАБРЯ
...Ему так понравилось
бросать людям в открытые окна подарки...
Мама побывала в большой библиотеке и нашла несколько старых газетных заметок о девочке, которая пропала в 1948 году, придя со своей мамой в универмаг за рождественскими покупками. Ее звали Элизабет Хансен — точно так же, как ту девочку, история которой рассказывается в волшебном календаре. Но была и еще одна Элизабет — та, которая стояла перед собором Святого Петра в Риме на снимке, сделанном в начале шестидесятых годов. Или эту даму звали Тебазилэ? Но ведь Тебазилэ — это тоже Элизабет, только слово предстает как бы зеркально отраженным.
Сколько же этих Элизабет — одна или целых три?
Папа полагает, что Иоанн просто придумал продолжение той давней истории о пропавшей маленькой девочке по имени Элизабет. Значит, он считает, что можно говорить о существовании трех Элизабет. По мнению мамы, молодая женщина, сфотографированная в Риме, вероятно, и была той же самой девочкой, которая пропала в Норвегии пятнадцать лет назад. Но мама не верит, что она могла добраться до самого Вифлеема. Она предполагает, что существуют две Элизабет: одна — настоящая, а другая — из рождественского календаря.
Иоаким считал, что существует только одна-единственная Элизабет. Элизабет Хансен убежала вместе с ангелом Эфириилом в Вифлеем, а потом, много лет спустя, прибыла в Рим, пароходом или самолетом. Здесь ей захотелось называться по-новому, и она стала писать свое имя справа налево.
Или, быть может, по какой-то причине ей просто нужно было от кого-то прятаться. В таких случаях вполне уместно сменить имя.
Только Иоанн мог бы прояснить что-то для них всех.
По крайней мере, ему довелось встречать одну из этих трех Элизабет. Но сейчас Иоанна нет. Он сказал, что находится где-то в пустыне.
Девятнадцатого декабря в окошке волшебного календаря оказалась картинка с изображением Сайта-Клауса. У него были длинные седые волосы и седая борода. Он был одет в красную мантию, на голове — островерхая шапка, тоже красного цвета. Грудь украшал серебряный крест с красным драгоценным камнем. Мама стала читать вслух написанное на тоненькой бумажке:
Мельхиор
В конце четвертого столетия по Малой Азии проходила странная процессия.
Впереди порхал ангелок Умораил, за ним бежали семь священных овец. Потом шли пастухи Навин, Иаков, Исааки Даниил, волхвы Каспар и Бальтасар, римский наместник Квириний и император Август собственной персоной. Император Август в одной руке держал скипетр, так и сиявший в солнечных лучах, а под мышкой нес свиток. Вслед за императором и наместником парили, не касаясь земли, ангелы Эфириил и Серафиил, а замыкала это удивительное шествие, изо всех сил стараясь не отстать от других, девочка Элизабет. Вместе с маленьким ягненком она убежала от наполненного шумом и торговой суетой Рождества на родине в Норвегии. Она держит в руках портрет светловолосой женщины и торопится в Вифлеем.
Они идут по высокогорьям Фригии, проходят мимо больших соленых озер, где птицы могут стоять на водной глади. Во время долгого путешествия на их пути им попадаются медведи, волки и шакалы. Но стоит только волку или шакалу броситься к ним, как процессия тут же успевает отступить во времени на одну-две недели.
Они проходят через перевал на высокой горной гряде, которая протянулась вдоль побережья Средиземного моря, и оказываются в Памфилии. С высоты примерно двух тысяч метров над уровнем моря они замечают человека, одетого в зеленое. Словно живой дорожный знак, он сидит там, где озеро разделяется на два протока, а дорога огибает гору и спускается к Средиземному морю, человек в зеленом выглядит весьма солидно.
Завидев его, Каспар и Бальтасар начинают махать руками и стараются обогнать овец.
— Кто это? — спросила Элизабет.
— Во всяком случае, это наверняка один из нас, — изрек ангел Эфириил.
Человек поднялся им навстречу и обнял Каспара и Бальтасара.
— Круг замкнулся, — торжественно объявил он.
Элизабет ничего не поняла, но незнакомец подошел к ней и сказал:
— Добро пожаловать в Памфилию. Меня зовут Мельхиор. Я — третий из волхвов и священный царь Эгрискуллы.
И тут Элизабет поняла, что он имел в виду, когда сказал «круг замкнулся», — это значит, все три волхва собрались вместе.
— Как только вас не называют! Вы и волхвы, и священные цари, и у каждого свое имя: Каспар, Бальтасар и Мельхиор.
Мельхиор широко улыбнулся:
— Нас зовут по-разному. По-гречески наши имена звучат: Галгалат, Магалат и Сахарин, некоторые называют нас звездочетами или же персидскими жрецами. Но имена не имеют значения, мы трое участвуем в историческом событии. От имени всех людей на свете, которым не довелось народиться на Святой земле.
Элизабет взглянула на ангела Эфириила, и тот кивнул:
— Это совершенно справедливо.
— Да и зачем бы я стал лгать? — подхватил Мельхиор. —
Священному царю подобает всегда говорить правду, изрекать истину. А тот, кто лжет, не видит дальше своего носа.
Он говорил так забавно, что Элизабет от души рассмеялась. А Мельхиор продолжал:
— Кроме того, меня бы не прозвали Мельхиор или Млекиор, если бы я не любил молоко. И моего собрата не стали бы называть Сахарин, если бы он не питал пристрастие к сладкому, я готов петь и плясать от радости. И таким бываю в каждый рождественский Сочельник — так я рад рождению Иисуса.
— В путь, — проговорил пастух Навин и ударил посохом о камень. — В Вифлеем! В Вифлеем!
Но Мельхиор снова заговорил:
— Сначала мы с вами должны поздороваться с рождественским гномом. Он живет здесь, внизу.
И они устремились по отвесным скалам к Средиземному морю. На ходу Элизабет сказала:
— Неужели мы и вправду пойдем здороваться с рождественским гномом?
Эфириил показал рукой на город, который примыкал к склону горы. Вдали сверкала гладь Средиземного моря.
— Время — триста двадцать второй год. Город называется Миры, апостол Павел останавливался здесь по пути в Рим, куда отправился, чтобы рассказать об Иисусе в столице Римской империи. И здесь в мирах он основал христианский приход.
— Но я не понимаю, какое это имеет отношение к рождественскому гному, или Санта-Клаусу?
Ангел продолжал рассказывать:
— Через два столетия после посещения города Миры апостолом Павлом здесь родился мальчик по имени Николаус. Его родители были христиане, и мальчик этот, став взрослым, сделался епископом города Миры. Здесь же в городе жила девушка, которая была очень бедной, так как ее отец лишился всего имущества. Девушка хотела выйти замуж, но денег на приданое у нее не было. Епископ Николаус всей душой хотел помочь несчастной девушке, но знал, что семья ее очень гордая и не примет денег.
— Тогда ему надо было просто положить какую-то сумму на счет отца девушки, — предложила Элизабет.
