Юстейн Гордер - Рождественская мистерия
— Виа Игнатия должна быть здесь, — сказал он. — А вот Фессалоники и Филиппы.
— А есть ли здесь карта, по которой можно проследить миссионерский путь апостола Павла? — поинтересовалась мама.
Папа все листал и листал атлас, и Иоаким подумал, что этот атлас можно считать волшебным, ведь в нем можно было увидеть, каким был мир в разные времена. В нем можно было найти города, которые уже давно погребены под толщей земли и песка.
— А, вот она! — воскликнул папа. Он нашел карту миссионерских походов апостола Павла. — Филиппы и Фессалоники он посетил во время второго путешествия.
Когда Иоаким пришел домой из школы, зазвонил телефон. Он думал, что это звонит мама или папа, потому что иногда они звонили, когда задерживались на работе, и говорили ему, чтобы он взял еду из холодильника. Иоаким терпеть этого не мог.
Иоаким поднял трубку:
— Алло!
— Это Иоанн, — донеслось до него из трубки.
Что ему сказать? Иоаким напряженно думал, а потом произнес те же слова, какие говорила мама, когда он слишком долго играл с приятелем и поздно приходил домой.
— Где ты пропадал? — спросил он.
— Я был в одном месте в пустыне, — отвечал Иоанн. — Но мы с тобой еще увидимся. А сейчас я бы просто хотел узнать, как там у вас идут дела с волшебным календарем?
— С ним дела идут очень хорошо, — ответил Иоаким. — Теперь у меня как будто бы всегда день рождения, потому что утром ко мне приходят папа и мама и мы читаем листочки, которые выпадают из окошечек. Читаем все вместе.
— Значит, их все еще можно прочесть?
Иоаким не понял, что имел в виду Иоанн.
— Конечно, мы читаем каждый день по листочку.
— Прекрасно, просто прекрасно. А где находятся наши пилигримы сейчас?
Мне кажется, что это место называется Филиппы, — ответил Иоаким. — Мы нашли его на карте.
— Отлично. Собственно, так все и было задумано.
— Ой...
— Что, Иоаким?
— Ничего, продолжайте.
— Как ты считаешь, что подумал греческий крестьянин, когда увидел процессию паломников на пути в долину реки Аксцус?
— Он очень сильно испугался, — сказал Иоаким.
— Да, вероятно, так оно и было.
— Мама и папа о многом хотели бы вас спросить. Может быть, вы зайдете к нам выпить кофе?
Иоанн засмеялся и заметил:
— Но ведь Сочельник еще не наступил.
— Мы все равно можем угостить вас кофе с пирожными и булочками. Мы уже много всего напекли для Рождества.
Тут Иоаким испугался, что Иоанн закончит разговор, и спросил:
— Это точно, что ту даму на фотографии зовут Элизабет?
Молчание на другом конце провода. Потом Иоанн сказал:
- Я почти уверен... если не Элизабет, то тогда Тебазилэ.
Теперь пришел черед помолчать Иоакиму. Он стал размышлять о том причудливом календаре, который Квириний дал Элизабет, а также о словах Иоанна в тот день, когда они встретились у их садовой калитки.
— Но может быть, ее зовут и так и так? Может быть, ее имя Элизабет Тебазилэ?
И снова Иоанн долго молчал, прежде чем отозваться:
— Что ж, возможно! Да, именно.
— Та дама была норвежка?
Иоанн тяжело вздохнул.
— Видишь ли, и да и нет. Она из Палестины, из небольшой деревушки неподалеку от Вифлеема. Она сказала мне, что она — палестинская беженка, но родилась в Норвегии. Все это довольно причудливо.
— И она бежала в Вифлеем вместе с Эфириилом и ягненком с колокольчиком на шее? — спросил Иоаким и затаил дыхание.
— Ты задаешь слишком много вопросов. Сейчас, видишь ли, я уже должен закончить разговор. Нужно научиться ждать, Иоаким. Ты ведь знаешь: время перед Рождеством называется «адвент», а это значит — ожидание!
И тут Иоанн повесил трубку.
Иоаким слонялся по дому до самого прихода мамы и папы. А когда они наконец появились, ему пришлось вновь и вновь пересказывать телефонный разговор с Иоанном, так как папа хотел убедиться, что Иоаким ничего не забыл рассказать им.
— Элизабет Тебазилэ, — хмыкнул он. — Не может быть, чтобы кого-то так звали.
Но были и другие вопросы, над которыми задумался Иоаким. Ему было известно, что беженец — это тот, кто вынужден бежать из своей страны, потому что там идет война и жизнь становится невыносимой. Но он никогда не слыхал о беженцах из Вифлеема.
Папе пришлось снова рыться в атласе. И он рассказал сыну, что многим людям из деревень, расположенных вокруг Вифлеема, пришлось покинуть свою страну, потому что там шла война. Многие лишились всего своего имущества и попали в такую нужду, что вынуждены были жить в лагерях для беженцев.
— Тогда к ним должен был прийти на помощь какой-нибудь добрый самаритянин, — сказал Иоаким. — Потому что Христос учил людей помогать друг другу в беде. К тому же повсюду на земле должен быть мир. Ведь основной смысл Рождества — в провозглашении мира на всей земле.
18 ДЕКАБРЯ
...Царство Божие открыто для всех,
даже для тех, кто путешествует без билета…
Иоанн позвонил Иоакиму и сказал, что находится где-то в пустыне. Иоаким пригласил его прийти к ним в гости на чашку кофе, но Иоанн ответил, что Рождество еще не наступило и что Иоаким должен научиться ждать.
И мама, и папа не сомневались, что это Иоанн сделал волшебный календарь. Папа сказал, что этот старый продавец роз — хитрая лиса, а мама назвала его таинственной личностью. Из них троих только Иоаким был уверен, что та Элизабет, которая находилась на пути в Вифлеем, чтобы поклониться младенцу Иисусу, и та, которая была сфотографирована в Риме, — одна и та же девушка.
Элизабет Хансен исчезла в 1948 году. Если ей тогда было семь лет, то вполне вероятно, что в начале шестидесятых годов она была уже взрослой женщиной.
Но почему Иоанн точно не знал, как звали даму на фотографии: Элизабет или Тебазилэ? Может быть, Элизабет стала произносить свое имя справа налево, когда пришла в Вифлеем, чтобы оно звучало на палестинский лад?
Папе не понравилось, что Иоаким открыл окошко в волшебном календаре, не дождавшись, пока встанут они с мамой. 18 декабря папа сам пришел в комнату Иоакима и разбудил его. Он напомнил, что до Рождества остается всего неделя и что нужно поскорее открыть очередное окошко, а то ему надо спешить на работу.
Сегодня на картинке была изображена толстая короткая палка, на конце которой был приделан сверкающий золотой шар.
— Это скипетр, — объяснила мама. — Скипетры принадлежали королям и императорам и служили символом власти. Этот круглый шар означает солнце.
Иоаким развернул тоненькую бумажку, которая выпала из календаря, и стал читать вслух маме и папе. Они же сели на кровать по обе стороны от него.
Император Август
Семь овец, четыре пастыря, два священных царя, три ангела Господних и маленькая девочка из Норвегии мчатся через Фракию и устремляются к Константинополю, расположенному в бухте Золотой Рог между Мраморным и Черным морями. Скорее, скорее в Вифлеем. Прошло пятьсот лет с того времени, как в хлеву родился младенец Христос, которого завернули в тряпицу и положили в ясли, потому что в гостинице для Марии и Иосифа не нашлось места. Но эту историю знают уже почти во всем мире.
Наши пилигримы останавливаются перед городскими воротами, у которых стоят стражники. Те вынимают из ножен мечи и поднимают копья, прежде чем к воротам успевают подойти первые овцы. Тогда ангел Серафиил опускается между стражниками и животными.
— Не бойтесь, — говорит он стражникам. — Мы идем в Вифлеем, чтобы приветствовать приход в мир младенца Иисуса. Вы должны пропустить нас.
Стражники тут же бросают оружие и падают ниц. Один из них делает знак, приглашающий наших странников войти в ворота. И вскоре вся процессия проходит через ворота в толстых городских стенах.
Было раннее утро, и город еще не пробудился к жизни. Паломники остановились на вершине холма, откуда открывался красивый вид на гавань и пролив Босфор, который отделяет Европу от Азии. Пролив довольно узкий: стоя на одном берегу, можно обозревать другой. На переднем плане они увидели строящуюся церковь.
— Время — год четыреста девяносто пятый, — говорил Эфириил. — Первоначальное название этого города — Византия, но в лето Господне триста тридцатое от Рождества Христова император Константин провозгласил этот город столицей Римской империи. При нем он назывался новый Рым, а позднее стал Константинополем, потом город снова обрел свое греческое имя — Византия. По прошествии тысячелетия, в тысяча четыреста пятьдесят третьем году, город завоевали турки и дали ему имя Стамбул.
— А эти стражники слышали о Христе? — спросила Элизабет.
— Скорее всего — да. Еще в триста тринадцатом году император Константин разрешил христианство, хотя сам крестился только перед смертью, через несколько лет, в триста восьмидесятом году, христианство стало официальной религией на территории всей Римской империи.
