Как Серёжа на войну ходил - Юрий Яковлевич Яковлев

Алька прижал к себе винтовку и зашагал обратно. Он решил спрятать ее в укромном местечке: в дупле старого тополя. Пусть старый солдат стоит на часах с оружием.

Когда человек в хороших отношениях с морем, это кое-что значит. Море может положить к его ногам не только рваный башмак или клок бурых водорослей, оно может наградить старым боевым оружием и познакомить с мичманом, которого вместе с корпостом выбросила на берег подводная лодка.

Алька шел домой. А море шло рядом и грызло свой сухарь. Оно было тихое и мирное. Но Алька знал, что где-то там, за линией горизонта, ходят корабли, а под водой несут свою службу подводные лодки. И старые солдаты ждут, пока Алька подрастет и придет им на смену.

Реликвия

На исходе прозрачного апрельского дня к бабе Настасье пожаловали незваные гости. Подталкивая друг друга и спотыкаясь о высокий порожек, в дом вошли ребята.

– Здрасте!

Гости смотрели на хозяйку, а хозяйка смотрела на влажные штемпеля, которые гости наставили на чистых половицах, и недовольно прикидывала, что после ухода честной компании придется браться за тряпку. Баба Настасья поджала губы и спросила:

– Чего надо-то?

Стоявший впереди других скуластый парнишка в высоких сапогах – он больше всех наследил, паршивец! – тут же отозвался:

– Реликвии есть?

Баба Настасья непонимающе уставилась на него и спросила:

– Старые газеты, что ли?

– Старые газеты – это макулатура, – тут же пояснил соседский мальчик Лёня. – А нам нужны реликвии войны.

– Может быть, у вас есть штык или немецкая каска? – спросила стоявшая в дверях конопатенькая девочка в платке, соскользнувшем на плечи.

– Нет у меня немецкой каски. И штыка нет, – призналась баба Настасья.

– Она не воевала, – пояснил соседский мальчик Лёня, который на правах соседа выступал как бы в роли посредника. – У нее муж воевал.

– Может быть, красноармейская книжка, пробитая пулей, хранится? – спросил скуластый мальчик; судя по всему, он был в этой компании старшим.

– Или пилотка со звездочкой? – сказала конопатенькая.

Баба Настасья покачала головой.

– Плохо, – сказал старший.

– Плохо, – подтвердил соседский Лёня.

Ребята переглянулись, засопели, затоптались на месте, не зная, уходить или еще что-нибудь спросить. И тут девочка сказала:

– Фото тоже годится.

– Годится! – обрадованно подхватил Лёня: ему, видимо, очень хотелось, чтобы у его соседки бабы Настасьи нашлась хоть какая-нибудь реликвия, пусть фото.

И он, не дожидаясь ответа, посоветовал: – Баба Настасья, поищите за образами.

– Нет у меня образов.

Что за неудачная бабка! И образов у нее нет.

– Когда нет образов – прячут за зеркалом! – не отступал Лёня. – Зеркало у вас есть?

– Зеркало есть. – Баба Настасья исподлобья посмотрела на ребятишек. – Ходите тут без дела, полы пачкаете!..

– Мы не без дела, – обиженно пробурчал старший, косясь на свои высокие грязные сапоги, – мы собираем музей войны.

– Великой Отечественной войны, – уточнил Лёня.

Такой поворот дела озадачил бабу Настасью. Она поднялась со скамейки и оказалась очень крупной, широкой в кости, только спина ее не до конца разгибалась, застыла в каком-то вечном поклоне.

– Есть у меня письмо с фронта. От мужа моего, Петра Васильевича, – сказала она неуверенно, наугад. Само как-то сказалось. – Годится?

– Что же он не прислал фото? – с тихим упреком отозвалась конопатенькая.

Баба Настасья не расслышала ее слов. Шаркая ногами, подошла к комоду, стала искать письмо за зеркалом. И вскоре ребята увидели в ее руках какой-то бумажный треугольник. Старший протянул руку, баба Настасья исподлобья посмотрела на него и нехотя отдала письмо.

Он покрутил странное письмо в руках и спросил:

– А где конверт с марочкой? Потерян?

– Ничего я не теряла! Разве тогда были конверты и марочки? Треугольник, полевая почта, печать. Вот и все дела.

– Не было тогда конвертов и марочек, – принял сторону бабы Настасьи соседский Лёня.

Но остальные отнеслись к словам старухи с недоверием: потеряла, старая, а теперь выдумывает. Они были убеждены, что раз есть письмо, то был конверт и была марка. Опять наступило неловкое молчание.

И опять конопатенькая спросила:

– Муж был героем войны?

Бабе Настасье надоело любопытство гостей. Она заволновалась, вспыхнула. Сердитой скороговоркой произнесла:

– Никаким он не был героем. Давайте сюда письмо!

– Подождите, баба Настасья, – примирительно сказал Лёня. – Надо ведь почитать письмо!

– Надо почитать, – поддержали его остальные, и вся честная компания направилась к окну, где было светлее.

Письмо было коротким и простым. Вот что писал муж бабы Настасьи с фронта:

«Здравствуй, жена моя Настасья! С приветом к тебе твой муж Пётр. Я покуда жив и здоров, чего и тебе желаю. Живу я неплохо. Курево выдают своевременно.