Нина Кочубей - Артем Скворцов — рабочий человек
Мальчики принялись за дело. Рассортировали трубы по длине, чтобы можно было сразу отыскать нужную, в одно место сложили муфты, в другое — тройники. Пакля с суриком тоже была под рукой.
— Я-то думал, это трудно, — поделился с Митькой своими мыслями Артемка, — а тут — пара пустяков!
Он смочил паклю суриком, намотал ее на конец трубы и начал надевать муфту. Не лезет!
Артемка давил паклю вместе с резьбой руками, втискивал трубу в муфту — бесполезно! Стало жарко, взмокла спина, а муфте хоть бы что! Не лезет!
— Очень много пакли ты намотал, Артем, — подсказал Николай Семенович, — отбавь.
Артемка отбавил — вошла! Вошла труба! Зажав муфту в кулак, Артемка навинчивал ее изо всех сил, чтоб крепко было, надежно!
— Когда рукой завинчивать уже трудно, надо ключом. — Коваль протянул Артемке газовый ключ.
С ключом дело пошло и вовсе весело. Муфта закрепилась намертво! Теперь надо было и к другому ее концу подсоединить трубу!
Артемка метнул взгляд на Митьку. Перепачканный ржавчиной, суриком, он, видно, тоже не очень-то легко осваивал слесарное дело. Сидя верхом на трубе и зажав ее между коленями, Митька навинчивал с помощью ключа тройник. Митькины волосы прилипли к потному лбу. Он вытер его тыльной стороной ладони и вдруг, улыбнувшись, пропел:
Идет работа наша весело,И сожалений горьких нет.А мы, монтажники и слесари,Шлем из коровника привет!
Когда солнце поднялось высоко и стало припекать спины, Коваль объявил перерыв. Все трое вышли на лужайку и с удовольствием растянулись в траве.
— Ну, как самочувствие, работнички? — засмеялся Николай Семенович. — Может, домой поедете? Руки небось болят?
— Вы что, думаете, мы никогда физическим трудом не занимались? — как-то очень по-взрослому сказал Митька. — Занимались. Не знаю, как Артемка, а мне приходилось.
— Что же ты делал? — поинтересовался Коваль.
— Всякое… — ответил Митька, явно не желая пускаться в подробности. — Север — край суровый, белоручек не любит.
— Ну что ж, это хорошо. В таком случае уж на тебя-то я всегда смогу положиться. — Николай Семенович развязал узелок с пирожками. — Пополняйте сгоревшие калории. Тетя Валя напекла.
Хрустнув поджаристой корочкой, Коваль как бы вскользь спросил:
— Ты, Митя, позавчера в городе у гастронома, похоже, ждал кого-то?
Митька замер:
— Видели, что ли?
— Да, заметил, — невозмутимо отозвался Николай Семенович. — Дождался?
— Нет, не дождался.
— Разговор какой-нибудь важный? Может, зря уехал из города?
— Ничего, разговор от нас не уйдет, — со значением ответил Митька.
Опершись на локти, положив подбородок на ладони, Артемка, прислушиваясь к беседе Коваля и Митьки, глядел вдаль сквозь качающиеся травинки. Деревня отсюда просматривалась хорошо. Вон носится по улице беззаботная мелюзга. А вот и та девчонка в красном платье, что подняла вчера панику у реки. Кому-то погрозил своей палкой дед Антип. Из калитки дома под старой искривленной березой вышла какая-то женщина, повязанная платком, с корзиной в руках. «Наверно, на речку белье полоскать…» — подумал Артемка. Но женщина уверенно отправилась на другой край деревни, туда, к синему полю. Что-то было знакомое в ее походке, в том, как держала она тяжелую корзину…
— Митька! — невольно вскрикнул Артемка. — Гляди — Кондратьевна!
Вытянув шею, Митька напряженно всматривался.
— Странно… Что она тут делает? Мне сказала, что поехала к родственникам в деревню.
— Все правильно, — вмешался Коваль. — Деревня — Раменье. Родственники, вернее, родственница — Пантюхина Клавдия. Пашкина мать — сестра Кондратьевны.
— Так Пашка из этой деревни?
— Из этой.
— Почему же тогда он у бабки жил? — спрашивал Митька.
— Потому что сестры Пантюхины, как теперь говорят, делают бизнес. Кондратьевна приедет, по дворам пройдет, скупит по дешевке у кого что можно: яйца, птицу, ранние овощи — и в город, на базар! Перепродавать. А Пашка у нее первый помощник. И грузчик, и кассир, а когда надо, и сироту для жалостливых разыграет.
— Я видел, как бабка Степанида однажды садовой земляникой торговала… — начал было Артемка, но вдруг замолчал, увидев, как лицо и уши Митьки залил густой багрянец.
— Земляникой? — переспросил Коваль.
— Да, садовой, — подтвердил Артемка.
— Интересно… Клавдия-то, сестра ее, колхозный плодово-ягодный питомник сторожит…
— Воруют, значит? — встрепенулся Артемка.
— Мне давно казалось, что эти ягоды… — не договорил Митька. — Милиционеров бабка всегда очень боится. Как увидит на базаре, что милиционер подходит, так убегает сразу, а меня учит: если спросит, скажи, что ягоды из собственного сада.
— Ишь ты…
— А то еще начнет причитать, что сироту кормит-одевает, показывает на меня всем. Противно…
— Зачем же ты с ней на базар ходил? — начал горячиться Артемка.
— Я всего несколько раз. Потом бросил. Денег она обещала дать, как наторгует. А мне очень деньги нужны. Очень…
— Зачем? — спросил негромко Коваль.
Митька помолчал, сорвал былинку, пожевал ее.
— Понимаете… — И так же, как тогда, на диване, Артемка увидел, как побледнело Митькино лицо и на переносице проступили веснушки. — Понимаете… Родители мои рыбаками были. Они на сейнерах ходили в море. А однажды был шторм. Страшный… И два сейнера не вернулись на базу. Мы неделю с берега не уходили. Ждали… — Лицо Митьки дернулось.
Артемка почувствовал, как к горлу внезапно подкатил какой-то ком, его невозможно было проглотить.
Николай Семенович тихонько дотронулся до Митькиного плеча:
— Ну что ты, что ты, Митя… Извини меня, старого, я не знал… Кондратьевна все плачется: свалился сирота на мою голову, выкручивайся, как знаешь…
— Пусть она не врет! — сквозь слезы крикнул Митька. — Выкручивайся! Ей государство на меня деньги платит, — я же знаю! — а она пьет… Мне сказала: «Ни копейки нет. Наторгуем — дам»…
— Тебе деньги-то зачем?
Митька долго молчал, всхлипывая, потом, как-то трудно выговаривая слова, ответил:
— Я недавно в газете прочитал… В Мурманске одна рыболовецкая бригада хорошо работает. А бригадиром — Б. Меркулов. Отец плавал отлично. Вдруг выплыл…
— Да ты что, Митя! — горячо заговорил Коваль. — Да неужели бы он тебя не разыскал? Разыскал бы, непременно!
— Нет, я съезжу туда.
— Ну зачем же непременно ехать? Для начала ведь можно и письмо написать.
— Нет, — твердо сказал Митька. — Я поеду. Так вернее.
— Ладно, — согласился Коваль. — Съездим с тобой вместе. Вот работу в коровнике закончим и поедем. Одному нельзя. Дорога дальняя…
— А как же… — растерялся Меркулов. — Вам же на завод надо.
— Ничего, дело серьезное, думаю, что отпустят. Мы же недолго.
— Конечно! Только увидим — и вы сразу же обратно.
— Я? — поднял брови Коваль. — А ты?
— Я у моря останусь, — сказал Митька. — Я должен быть там, а не у бабки Степаниды.
— Ты, выходит, моряком-то хочешь стать не с бухты-барахты, — одобрительно проговорил Николай Семенович. — В конце концов не произойдет трагедии, если по каким-то причинам ты моряком не станешь. Но то, что у тебя есть большая мечта, благородная цель в жизни, — это прекрасно. Такой человек верный, надежный. Такой с пути не собьется.
Митька собрал на лбу у переносицы складки. Жестко произнес:
— Нет, моя мечта сбудется. Обязательно.
И вновь они с помощью муфт соединяли трубы, делали отводы, орудовали газовым ключом, все увереннее держа его в руках.
Где-то часам к четырем у Митьки и Артемки начали саднить ладони, заныли плечи, и тут Николай Семенович сказал:
— Шабаш! Вторая половина дня у вас свободна. Распоряжайтесь ею, как хотите.
— Купаться! — крикнул Артемка, и мальчики помчались к реке.
Прицепив на трубу фонарь «летучая мышь», Коваль работал до глубокой ночи.
«Кварц-4»
Дня через три во время ужина в избу громко постучали, и в дверях появился младший лейтенант Глушко…
— Мир дому сему! — сказал он, застыв у порога.
— Добро пожаловать, — негромко проговорила Валентина Ивановна и растерянно обвела взглядом всех сидящих за столом. — Милости просим отужинать с нами.
— С удовольствием бы, но некогда. Служба! — засмеялся младший лейтенант.
Председатель вышел из-за стола.
— Случилось что?
— Да так… Кое-что… Мне бы ненадолго ваших пареньков.
Теперь отодвинул свою тарелку Коваль.
— Артема и Дмитрия?
— Да.
— А… Куда вы их?
— Недалеко. Да вы не волнуйтесь. Это мои помощники. Мы тут в один дом сходим, мне консультация ребят потребуется.
— A-a… — отлегло от сердца у Коваля. — Ну что ж, тогда забирайте их.
