Владимир Кобликов - Топорок и его друзья
...Гектор так и не узнал, приходила ли Лукина весною к Захару.
В конце зимы во время охоты он забежал в незнакомый лес и угодил в петлю, приготовленную для зверя. Он слышал, как трубил в рог Захар, но никак не мог освободиться от проволочной петли.
Ему было страшно и холодно, потом пришел голод. Где-то неподалеку выли волки. Может быть, Захар нашел бы его по следам, но поднялась метель... Гектора замело снегом. Стало немного теплее и даже задремалось... Утром он поел чистого душистого снега и снова попытался освободиться из петли, но она еще глубже врезалась в лапы.
Ближе к полудню Гектор услышал мягкое шуршание полозьев и лошадиное отфыркивание. Гектор привстал, высунул голову из-под снега и громко залаял. Он видел, что розвальни, мелькающие за деревьями, остановились, и заскулил... Проваливаясь в сугробах, к нему шел старик в тулупе. В руке старик держал топор.
Старик остановился шагах в двух от собаки и, осмотревшись, спросил:
— Ну, чего скулишь? Иди сюда, — он похлопал рукавицей по колену. — Иди, пес, не бойся.
Гектор подался к старику, но взвизгнул от боли и осел на подтаявший снег животом.
— Так ты калекий? — И старик уже без опаски подошел к нему. Разгреб валенком снег, увидел петлю и присвистнул: — Вот оно что! Эх, человеки, человеки!
Гектор попытался сам идти. Но задние ноги не слушались его. Тогда старик поднял его и понес к саням.
Старик был лесным объездчиком и жил в сторожке.
— Смотри, старуха, кого я тебе привез, — сказал он жене.
— Чего смотреть-то? Собака, как собака. Опять, небось, деньги шальные запулил?
— Из петли вынул. Видать, благородных кровей... Пущай в хате поживет. А?
— Пущай, — старуха равнодушно согласилась, но старик видел, что собака ей понравилась.
Она осмотрела изодранные лапы Гектора. Достала из шкафчика пузатую бутылку с настойкой из трав, намочила холщовые тряпки и обмотала им раны. В глиняную плошку старуха налила густого теплого молока и покрошила в молоко ситного.
Гектор ел деликатно, опрятно. Часто открывался от плошки и благодарно смотрел на своих новых хозяев.
— Видать, и правда благородная, — сказала старуха.
— Знамо, — подтвердил старик.
— Как же кликать его будем?
— Давай Шариком.
— Можно и Шариком.
— Шарик, Шарик! — поманил старик собаку.
Гектор оторвался от еды и завилял хвостом.
— Понятливый.
— Говорят тебе, благородных кровей.
Жил Гектор у стариков в тепле и сытости. Лучше и жизни не придумаешь. А все же не спалось ему долгими ночами. Ворочался он на своей мягкой подстилке и все думал о Лукиной. И все стояла она у него перед глазами: белолицая, худая, в поношенном пальто.
И каждый день Гектор выходил на дорогу и подолгу глядел в ту сторону, где была Захарова деревня... В лесу уже пахло талостью и ручьями...
Разные люди заглядывали в сторожку к лесному объездчику. Кто по лесным делам, а кто просто так посидеть, покурить на просторном крыльце, напиться воды. Часто сюда наведывались лесорубы. И с ними Егор с лиловым шрамом через всю щеку.
Егор все молчал, и Гектор не знал голоса этого человека. Но однажды Егор заговорил с хозяином Гектора.
— Дед, — глухо сказал Егор.
— Чего тебе?
— Продай Шарика.
— Не продам.
— Заплачу хорошо.
— Не все продается, парень, не все покупается на свете. Запомни это.
— Может, и так. Тебе видней. А от хороших денег зря отказываешься. Не прогадай, старый.
После того раза Егор больше никогда не просил старика продать собаку. Он даже перестал вообще замечать Гектора.
Придет на крыльцо, покурит, молча с остальными лесорубами и отправится на делянку.
И вдруг Егор пришел в сторожку один. Старика не было дома. Жены его тоже. Гектор лежал на крыльце. Увидев Егора, он собрался встать и уйти, но не успел. Какое-то мгновение он раздумывал и за это мгновение на голову ему накинули мешок и будто тисками сжали челюсти. Боль парализовала. Потом Гектора везли на санях, везли, не снимая с головы мешка.
— Старый дурак, — говорил кому-то Егор про старика, — отказался от денег. Говорил мне, что не все, дескать, продается на свете...
Гектор по запаху дыма определил, что подъехали к деревне.
— Сколько же дашь за собаку? — спросил кого-то Егор.
— На бутылку, — ответил ему спутник.
— Шутить вздумал!
— Зачем шутить? За ворованную больше тебе никто не даст.
— На-ка! Выкуси!
Егор перехватил ножом веревку, которой к розвальням был привязан Гектор и, не сняв даже мешка с его головы, спихнул в снег, а сам погнал лошадь.
Гектор ничего не мог сообразить и все пытался снять лапами с головы мешок и никак не мог- освободиться от пыльной мешковины.
Его окружили ребятишки, поймали за веревку, сдернули мешок и повели с опаской по деревне.
Набегавшись, ребятишки заспорили, чьим должен стать Гектор.
— Мой Бобик, — сказал один.
— Мой, — потянул за веревку другой.
— Я первый заметил Бобика, — захныкал третий.
Неожиданно огромная немытая рука ухватилась за веревку и хриплый мужской голос приказал:
— Брысь отседова, ворюги!
Ребятишки разбежались, а потом снова собрались стайкой и смотрели, как губастый незнакомец уводил их Бобика.
— Эй, дядь! — крикнул вдогонку самый смелый из мальчишек. — А как кличут твою собаку?
— Злодеем! — прохрипел в ответ новый хозяин Гектора и дурковато засмеялся.
— Брешет он, — сказал приятелям самый смелый мальчишка. — Не его собака. Злодеями собак не называют.
...Злодей был прав: пастух пригнал стадо на Сельский выгон. Луг широкой неровной полосой тянулся вдоль леса и кончался там, где всегда рождалось утро. Злодей хорошо знал, что по всему лугу прогон разрешался после покосов, а в эту пору стаду можно дойти только до того дуба, который стоит на лугу.
Когда-то очень-очень давно этот дуб отбился от леса и остался одинокой вехой на Сельском выгоне. Люди не трогали его, когда он был молодым, сберегали от пилы и топора и теперь, когда дуб стал умирающим старцем.
Умирая, деревья засыхают. Только висляевские старики застали дуб зеленокудрым богатырем, но они забыли про то, и с давние пор стали в деревне говорить: «У сухого дуба». А дуб еще жил. Жил, несмотря на то, что давно уже его кора покрылась пепельным седым налетом, уродливыми трещинами, а когда-то твердую, как слоновая кость, сердцевину время, дожди и солнце превратили в трухлявое дупло.
Давно люди считают дуб засохшим. Но каждую весну несколько его ветвей покрывались зелеными листьями. И пусть они позже распускались, чем у молодых деревьев, пусть они раньше, чем у других, увядали и опадали, все-таки это была жизнь!
На Сельском выгоне пахло росою, травами, цветами. Злодей чутко прислушивался к запахам. Предрассветная сырость, туман перепутали их. Но Злодей уловил запах мяты и цветов зверобоя. Повернув голову к ветру, Злодей подался вперед, вытянул шею и стал внимательно ощупывать носом ветерок. Он дул откуда-то справа, где поля и безлесье, и донес до старого выгона запах цветущего льна. «Лен зацвел — лето под горку пошло». И Злодей знал это.
— Отрава мертвая! — хрипло заругался на корову пастух и пустил вперед себя длинный кнут. Черной молнией полетел распрямляться волосяной наконечник. Он летел, сбивая росу, срубая головы цветам. В то мгновение, когда конец кнута должен был распрямиться, Николай отпрянул назад и изо всех сил рванул короткое кнутовище в сторону: выстрел оглушил предрассвет. Вольное эхо полетело вдоль леса по лугу.
Там, где Сельский выгон сходил на нет, зажглось небо. Торопливо закуковала кукушка. Злодей не любил кукушек.
Николай от нечего делать спросил:
— Кукушка, кукушка, сколько лет мне жить осталось?
— Ку-ку... ку-ку... ку-ку... — кукушка откуковала семь раз.
— У! Отрава горластая! — обозлился пастух и еще раз хлопнул кнутом.
У края земли вспыхнуло солнце. Родилось новое утро...
К дубу стадо должно подойти не скоро и можно было еще сбегать в лес и напиться в ручье с голубоватой водой, послушать птиц, подышать лесными травами, поискать свежие звериные следы. Но Злодей раздумал идти в лес.
Пастух уселся недалеко от дуба, на бугорке, достал из холщовой сумки кусок сваренного в щах мяса, огурец, ломоть хлеба и стал громко жевать.
Злодей отошел в сторонку, отвернулся, чтобы хозяин не подумал, что он ждет подачки. Пастух, хмурый по утрам, часто забывал поделиться с ним едою. Сегодня такого не случилось: Николай позвал собаку, дал ей порядочный ломоть хлеба, остатки мяса и даже кусок сахару.
После еды пастух закурил и стал ныныкать песню, а Злодей задремал: ночью в сарае ему не дали спать мыши. Грело солнце.
Кузнечики, обсохнув, затрещали, зазвенели, предвещая полуденный зной.
...Во сне Злодей услышал ноющий гул. Собаке показалось, что где-то летят огромные шмели. Злодей так и не успел ничего понять. Он проснулся от пронзительного воя. Вскочил на ноги, Пастух неистово хлопал кнутом, пытаясь загнать в лес мятущихся коров.
