Герман Матвеев - Новый директор
— Что ты говоришь, Вита! Какое же это нахальство?
— А что это такое?
— Уверенность и превосходство. Наш мальчик действительно знает больше, чем ты думаешь.
— Та-ак! В семнадцать лет, еще и жизни-то не понюхав, он уже всё узнал. Я вижу, что вы с матерью прекрасно понимаете друг друга… хотя и разных поколений, как ты изволил выразиться, — Виталий Павлович покачал головой и отхлебнул кофе. — Надеюсь, что меня ты относишь к разряду не престарелых, а пожилых?
— Ну конечно, — всё с той же улыбкой ответил Игорь.
— А пожилые… Как там говорится у этого писателя?
— Пожилые чувствуют всё.
— Чувствуют? Ну, что ж… Действительно, я начинаю чувствовать, как у тебя заворачиваются мозги куда-то в сторону. В школе у вас изучают таких писателей?
— Нет, па. Наша школа еще не доросла…
— Тоже не доросла! Так ты об этом и хотел поговорить?
— Нет, нет. У меня к тебе чисто деловой разговор, — серьезно заговорил Игорь, согнав с лица улыбку. — Меня просили… так сказать, по комсомольской линии. У нас есть два ученика… В общем, ребята они хорошие, но, знаешь, молодость!.. Денег нет, а кругом соблазны. Захотелось конфеток, ну они и забрались в ларек… Я думаю, что они хотели там воды с сиропом попить. А их поймали…
— Ну и прекрасно!
— Па… они же совсем мальчики. Если их посадят в тюрьму, вся жизнь будет искалечена.
— Ничего. В милиции разберутся.
— Ну да, разберутся! В милиции рады стараться. Надо же план выполнять.
Виталий Павлович не выдержал и расхохотался:
— Да что ты говоришь, сынок? Ты думаешь, что у нас и в тюрьму сажают по плану?
Смех отца почему-то обидел Игоря.
— Ты напрасно смеешься! — сердито сказал он. — У нас всё по плану. И похоронное бюро по плану работает, и пожарники по плану пожары тушат. А уж милиция тем более! Ты оторвался от жизни и не знаешь, что кругом делается. Даже отметки у нас и то по плану ставят. Да, да! Я тебе совершенно серьезно говорю. По плану процент успеваемости поднимают.
— Он правильно говорит, Вита! — раздался голос матери. — И магазины по плану работают.
— А что плохого в том, что магазины по плану работают? — громко спросил жену Виталий Павлович.
— То есть как — что? — выходя из комнаты и застегивая на ходу халат, возмутилась супруга. — Товаров-то не хватает! План спускают большой, а товаров не дают! Мне сколько раз жаловался Павел Иванович. Невозможно, говорит, работать!
— Сдаюсь! — поднимая кверху обе руки, сказал Виталий Павлович. — Двое на одного. — Он выпил кофе, помассировал себе бритые щеки и продолжал: — Частично я с вами согласен. Неполадки у нас есть, хотя и не такие, как вам кажется. Но ближе к делу, сынок. Мне пора ехать.
— Я же тебе всё сказал. Надо прекратить это дело. Ты человек влиятельный. Позвони куда надо… в угрозыск. Похлопочи… Фамилии ребят…
— Подожди, Игорь, — отодвигая стакан, холодно остановил сына отец. — Я надеюсь, что в школе вас чему-то всё-таки учат. Разъясняли вам, например, что такое закон в Советском государстве? И вообще — что такое закон?
— Не помню. Как будто нет. Ну, а если бы и разъясняли, — что из этого? Говорят одно, а на деле другое. Мы же не маленькие — видим.
— Так! Ну, а в комсомоле вы когда-нибудь беседовали на эту тему?
— Кажется, нет. Па, если ты хочешь меня просвещать — не стоит. Я-то знаю, что такое закон.
— Ну-ка, ну-ка, скажи.
— Закон — это нечто такое, что пишется на бумаге и изредка применяется в жизни. Применяется в том случае, когда это кому-то выгодно.
— Черт знает что! — возмутился Виталий Павлович, поднимаясь из-за стола.
— Ты можешь это проверить сегодня. Позвони в угрозыск, попроси и сразу убедишься, что такое закон.
Мать громко рассмеялась, но отец нахмурился и засопел носом, как в минуты сильного гнева.
— Прекрати дурацкий смех! — резко остановил он жену. — Неужели ты не понимаешь, что он говорит? Это же цинизм!
— Он говорит правду, и ты сам это отлично знаешь, — обиженно поджимая губы, огрызнулась жена.
— Па! Мы здесь одни, — мягко сказал Игорь. — Нас никто не слышит, и можно говорить откровенно.
— Вот как! Значит, ты считаешь, что, когда меня кто-нибудь слушает, я говорю иначе… иначе, чем думаю?
— Как и многие другие. Ты не одинок.
— И напрасно ты сердишься, Вита, — снова вмешалась мать. — Надо смотреть правде в глаза. Большевики же не боятся правды. Твои слова?
— Какой правде? Что ты болтаешь! Какой правде? Боже мой, сын в лицо нам говорит, что мы с тобой подлецы, лицемеры, а ты улыбаешься!
— А меня это нисколько не обижает.
Игорь с холодным любопытством наблюдал за отцом. Спокойный, уравновешенный, Виталий Павлович в семейных беседах обычно отделывался шутками, не придавая большого значения словам жены или сына. О политике разговаривать не приходилось. Затрагивались темы мелкие, бытовые, чаще всего о знакомых. В этих случаях бойкая речь, точные характеристики, даваемые Игорем, забавляли Виталия Павловича. Но сегодня он вдруг увидел сына под каким-то другим углом зрения.
Перейдя к окну, он поцарапал зачем-то ногтем по стеклу, и когда снова повернулся к сыну, — это был снова спокойный, невозмутимый человек.
— Любопытно! Неожиданно и любопытно… А кто у вас директор? — спросил он.
— Марина Федотовна. Такой, знаешь, толстый пень в юбке. Вросла корнями. Пока не сгниет, не выковырнешь.
— Игорек! — с упреком протянула мать. — Ну что это такое! Она же дама!
— Я говорю о директоре, а не о даме.
— По-моему, очень милая женщина, и дело свое знает, — защищала мать.
— С тобой она милая. Она знает, с кем и как надо себя держать.
— Я вижу, что и ты в этом отлично разбираешься, — иронически сказал Виталий Павлович.
— Еще бы… — не задумываясь ответил Игорь. — Примеров сколько угодно, а я не слепой.
— Да? А я в этом не уверен, — со вздохом сказал отец. — И мне очень жаль, что нам почти не приходится говорить… Во всяком случае, очень мало.
Игорь усмехнулся, подумал и не спеша ответил:
— Ты же очень занят, па. Ты строишь коммунизм, и тебе некогда заниматься со мной.
— Коммунизм строится для тебя, сынок, — мягко возразил Виталий Павлович. — Я не доживу, а ты будешь жить уже при коммунизме…
— Но ты меня не спросил, па… А может быть, я не хочу…
— Что такое? — опять изумился отец. — Ты говори, да не заговаривайся, Игорь. Такими словами жонглировать нельзя.
— Я ничего плохого не думал. Ты меня неправильно понял, па. Коммунизм — это когда-то, потом! Но ты забыл, что я уже живу. Я хочу жить для сегодня и думать о завтра. Не в переносном смысле, а буквально. Меня интересует, что будет в четверг, через неделю, ну… или через год.
— Чего ты сердишься, Вита, — вмешалась мать. — Наш мальчик говорит правильно. Он молод… он весь в каких-то желаниях, мечтах… И живет он больше сердцем.
— Помолчи, пожалуйста! — поморщившись, остановил жену Виталий Павлович.
— Но это не значит, па, что я совсем не думаю о будущем, — продолжал Игорь. — Вот я, например, дополнительно изучаю английский язык. Мне хочется поехать за границу. Да, да! И я поеду, будь покоен.
— Ну хорошо, — махнул рукою Виталий Павлович. — Вопрос этот серьезный, и более обстоятельно мы поговорим с тобой как-нибудь в другой раз, на днях. Сейчас мне надо ехать.
— А как моя просьба?
— Какая?
— Насчет наших ребят?
— Скажу тебе так… Если даже и тебя посадят за какие-нибудь художества… я пальцем о палец не ударю.
— Не верю! — со смехом сказал Игорь. — Конечно, меня не посадят, потому что я твой сын. Ну, а если и посадят, то тебе всё равно придется вмешаться.
— Почему?
— Потому что я твой сын!
Виталий Павлович побагровел и засопел носом.
— Ничего… Немного терпения, и доберемся до вас! И до школы доберемся и комсомолу дадим нагрузку… Бездельничаете много… — гневно выговорил он уже в прихожей.
16. Новый директор
Новый директор и завхоз школы обошли здание и остановились перед входом в подвал. Над дверьми висела стеклянная вывеска.
— А это что такое? — удивился Константин Семенович. — Жильцы?
Громадные подвалы, приспособленные и оборудованные во время войны под газоубежище, были заняты «Промартелью».
— Жильцы, — подтвердил Архипыч.
— Надо скорее выселять их отсюда, — вполголоса произнес Константин Семенович, спускаясь по широкой лестнице в подвал.
— Да уж как-нибудь, — не очень уверенно пробормотал Архипыч. — Они, надо полагать, не самовольно тут обжились.
— Сейчас выясним.
Артель, по-видимому, работала здесь давно и расположилась всерьез и надолго. Перегородки, электропроводка, оборудование, водопровод — всё было сделано основательно и продуманно. В проходной, возле рабочих шкафчиков, дежурила уборщица.
