Милий Езерский - Сила земли
— Ты сожалеешь об этом? — вспыхнул Тиберий. — Какое мне дело до бунтовщиков, злодеев, грабителей, разоряющих Сицилию? Разве не достойны были сурового наказания рабы, восставшие в Риме, в Аттике, на Делосе? Нет, щадить их нельзя! Пусть римский меч усмирит мятежников в Сицилии. Мы же, римляне, должны позаботиться о квиритах, о римских пахарях, а не о рабах. И, если пройдёт мой закон о распределении земель, Рим станет сильным… Выход у нас один — борьба. Да поможет нам Марс! Это будет война внутри отечества война римлян с римлянами. Избежать её нельзя. Скажи отец, — обратился он к Блоссию, — справедливо ли наше стремление?
— Что может быть справедливее и почётнее служения отечеству и народу! — сказал Блоссий. — Иди, сын мой, и делай то, что велят тебе сердце и разум.
Вошёл раб:
— Господин, тебя желают видеть два плебея.
— Пусть войдут.
На пороге появились Тит и Маний.
— Вот они, кузнец и портной, вожди плебеев! — воскликнул Тиберий, взяв их за руки и подводя к учителям. — Что у вас нового, друзья, по какому делу пришли?
— Плебеи хотят увидеться с тобой, — произнёс Тит. — Маний обещал им, что мы сегодня договоримся с тобой о месте встречи.
— Хорошо. Соберите их за Тибром в пустынном месте.
— Мы соберём их завтра до первой стражи,[119] — решил Тит, — и, если позволишь, я зайду за тобою.
Под вечер Тит зашёл за Тиберием.
— Пора отправляться за Тибр, — сказал он. — Народ собирается.
Тиберий вышел из дому с кинжалом под плащом. Тит шёл впереди с молотом на плече, точно возвращался с работы. Два плебея следовали за ним. Улицы пустели, торговцы запирали свои лавки. Солнце садилось за рощами и перелесками по ту сторону Тибра, и небо было залито предзакатным пламенем.
Спустившись к набережной, Тит повернул вправо и пошёл по пустынному берегу. Сумерки медленно опускались на землю. У лодки стоял человек с веслом в руке. Тит что-то шепнул ему, и перевозчик движением руки пригласил путников в лодку.
Высокие волны, гонимые ветром, с ропотом ударялись о борта, шипела, брызгая, пена. Тиберий молчал. Молчали и плебеи.
Лодка причалила к берегу. Плебей в чёрном плаще подошёл к ним:
— Кто такие?
— Не узнал, Маний?
— Ты, Тит? А Тиберий?
— Здесь.
Шли лесом, спотыкаясь в темноте о корни старых дубов. На поляне остановились. Вспыхнули факелы и осветили суровые лица плебеев.
— Не нужно приветствий, — сказал Тиберий, подняв руку. — Огни погасить, а то заметят нас с того берега — подстерегут, переловят поодиночке.
Одобрительный гул прокатился по поляне.
— Друзья, вы требуете земли и вы получите её. Мы отнимем хорошие участки у богачей, и вы вернётесь в родные места, чтобы воспитывать сыновей для дорогого отечества…
— Воспитывать — это одно, а посылать на войну — другое, — возразил чей-то голос. — Облегчи также положение воинов. Ты сам знаешь, как тяжело служить в легионах…
— Но сперва нужно получить землю. И если вы поможете мне…
— Поддержим! — дружно закричали плебеи.
— Мы знаем одно, — сказал Маний: — нобили нас ограбили — отняли земли.
— Сципион Назика выгнал меня с моей же земли, прибавил Тит. — Он взял всё, что у меня было, — даже свинью и кур… Он не произвёл оценки ни земли, ни хижины, ни земледельческих орудий. А ведь стоимость всего этого превышала мой долг…
— А ты обращался в суд? — спросил кто-то.
— Обращался. Но у меня не было денег, чтобы подкупить писцов, и дело выиграл Сципион Назика.
— Вся беда в том, — вздохнул Маний, — что богач всегда прав, а бедняк виноват. Нобилю всё прощается: грабёж, убийство, клятвопреступление и всякая подлость, потому что у него всюду друзья, а друзей делают деньги.
— Бедняк подобен рабу, — послышался чей-то голос, и тень приблизилась к Тиберию.
— Геспер! — вскрикнул Тит.
— Геспер-вольноотпущенник, — повторил Тиберий, вглядываясь в молодое мужественное лицо. — Ты нами, друг?
— С теми, кто угнетён, — молвил Геспер. Горько улыбнувшись, он прибавил: — Я вытерпел много в своей жизни и не знаю, как остался жив.
И Геспер рассказал страшную повесть своей жизни. Он был рабом сенатора, терпел унижения, издевательства, побои. За малейшую провинность на него надевал железный ошейник и сажали на цепь, как собаку, убегал — его ловили, избивали плетьми, надевали на шею колодку, морили голодом. Он хотел покончить самоубийством, но его зорко стерегли. Так продолжалось несколько лет. Он изверился в милости богов и человеческом милосердии. Однажды один нобиль, сторонник Тиберия, увидел избиваемого невольника и сжалился над ним. Он выкупил его у сенатора, отпустил на волю. С этого времени для Геспера началась новая жизнь.
Слушая рассказ Геспера, плебеи сжимали кулаки. Горе навалилось на людей, как высокая каменная стена, но плебеи знали: каменную стену нужно опрокинуть, и тогда хлынет свет на землю.
Когда Тиберий садился в лодку, чтобы плыть обратно, уже взошла луна. Яркий свет узкой тропинкой извивался на неспокойной воде, и набегавшая волна с плеском лизала золотым языком песчаный берег.
Глава XI
Слухи о борьбе за землю облетели всю Италию, перекинулись в Сицилию.
И Сервий сказал Нумерию:
— Тиберий Гракх стал народными трибуном, он хочет наделить плебеев землёй… Земля! Ты не забыл её запаха, Нумерий? Земля Италии пахнет не так, как земля Сицилии… Наша земля… Понимаешь? Она мать, кормилица… О Церера, добрая, благостная, единая!..
Сервий точно помешался: мысль о Цереатах, горах, тучных пастбищах опьяняла его больше, чем самое крепкое вино. Он видел своё поле, свой виноградник, свой маслинник, свою хижину, слышал рёв своего вола, мычание своей коровы, хрюканье своих свиней, блеяние своих овец, и душа его наполнялась счастьем, как чаша до краёв, а сердце билось всё трепетнее, всё порывистее.
— Пойдём, Нумерий, ко мне, — говорил Сервий. — Посоветуемся с Тукцией, что делать. О, какая радость на сердце! О добрый, благородный Гракх! Я помню, как мы с ним под Карфагеном…
И Сервий рассказывал о Тиберии с таким жаром, с таким блеском в глазах, что Нумерий думал: «Всё это удивительно. Не пойму только, зачем нобилю бороться за бедных земледельцев? И с кем бороться! И ради чего? Не могу понять… Поглупел я, что ли?.. Предположим, что боги послали Тиберия на землю, чтобы облегчить нужды плебеев… Всё это так… Но я… что же я должен делать? А может быть, и мне надо отправиться в Италию, получить там землю и жить с семьёй Аврелия, помогать ей… Бедная жена Аврелия! Как она перенесёт это горе!»
Тукция отнеслась ко всему более рассудительно; восторженность Сервия несколько пугала её. Она боялась, как бы муж не вздумал продать за бесценок хижину с садом, чтобы поскорее переселиться в Италию. И она сказала, выслушав Сервия:
— Всё это хорошо, но подумал ли ты, муж, что бороться бедняку с богачом нелегко? Я не знаю Гракха, не видела его никогда и хотя согласна с тобой, что он добр и благожелателен к нам, но боюсь, что боги будут на стороне богачей.
— Ты не веришь, что плебс победит? — вскричал Сервий.
— Не верю, — созналась Тукция. — У них сила, золото, власть, а что у нас?
— Ты говоришь глупости, — нахмурился Сервий. — Сила на нашей стороне, потому что нас больше. Мудрость на стороне Гракха…
— А золото? — прервала Тукция и прибавила, увидев замешательство мужа: — Золото не у нас, а у них, и они на это золото купят силу.
— А ты, женщина, умна, — в раздумье произнёс Нумерий.
— Я повторяю слова моего отца. Он всегда боялся нобилей… Он не раз говорил, что сила — это войско, а мудрость — учёные люди. Я много думала о его речах и решила, что всё это можно приобрести на деньги.
— Нет, Тукция, так говорят слабоумные или запуганные люди, не желающие жертвовать ничем для нашей победы.
Тукция замолчала, но, когда Сервий объявил, что решил всё продать и переселиться в Италию, она всплеснула руками.
— Давно ли были мы нищими? — причитала она. — Мой отец выбился из нужды и помог тебе… а ты готов всё продать за бесценок и переселиться в Италию, чтобы поддержать Гракха!.. Подумал ли ты о своих детях, о своей жене?
Но Сервий был непреклонен:
— Всё продадим не за бесценок, а за хорошую цену и отправимся сперва в Рим, чтобы помочь Гракху в борьбе. А когда начнётся распределение земель — получим хорошие участки.
Тукция и Нумерий молчали.
— Что вы молчите? — рассердился Сервий. — Хотите ждать, пока рабы захватят город, всё сожгут?
— Нет, — спокойно сказал Нумерий, — рабам не бывать в Тиндарисе. С тех пор как появился в Сицилии консул Пизон, всем известно, что дела Евна ухудшились. Я давно решил отправиться в Италию… Там, в Кампании, я получу землю и буду заботиться о семье Аврелия до самой смерти.
