Гюнтер Гёрлих - Пропавший компас
Малыш покатил на самокате к отцу, старательно изображая рев мотора, и остановился: отец руками подал знак «стоп». Потом отец, как настоящий регулировщик, показал руками в другую сторону, и Свен понесся через «перекресток».
— Свен, не трогайся с места раньше времени! Смотри, оштрафую.
— А все так делают, папа, — заявил Свен. — Я же видел, как ездят в городе.
— Значит, все поступают неправильно, — назидательно ответил ему отец. — А ты делай, как положено.
— Пап, ты меня за это накажешь? — спросил Свен.
— Да ты что! Это же игра! — ответил отец. — Просто я тебя учу.
Он опять взмахнул руками, повернулся вокруг своей оси и продолжал подавать знаки, как будто стоял на оживленном перекрестке в центре города. Свен, с пылающими щеками, носился на самокате вокруг отца: ему было очень весело.
Андре с изумлением наблюдал эту картину. В пылу игры у мужчины растрепались волосы, голос зазвучал совсем по-другому, куда мягче, хотя он и отдавал Свену приказания. Короче, это был совсем другой человек. Женщина долго смотрела на мужа и младшего сына: оба были так поглощены игрой, что ничего вокруг не замечали. Взяв корзину с бельем, женщина отнесла ее к каштану, поставила на землю, а сама села на скамью и молча глядела на обоих. Наверно, ей захотелось отдохнуть немного, хотелось насладиться этой мирной картиной.
Андре вверху боялся пошевельнуться. Вдруг, раньше всех, он заметил Улли, который вкатил во двор велосипед. Позади него шла белокурая девочка. Улли замер и с изумлением уставился на отца и брата.
В эту минуту женщина, увидев сына, вскочила, вскинула руки. Казалось, она хотела броситься к нему, увести его со двора. Улли не заметил этого: он удивленно следил за игрой, разгоревшейся во дворе. Так получилось, что и мать, и Улли, и белокурая девочка застыли на месте. И лишь в середине двора отец с сыном по-прежнему самозабвенно играли в регулировщика и водителя. Эта сцена длилась всего несколько секунд: стоило Свену завидеть брата, как, уже не обращая внимания на сигналы «регулировщика», он круто повернул в сторону Улли и зазвонил что было силы. Оцепенение прошло, все зашевелились, только мужчина по-прежнему стоял в позе регулировщика. Потом он обернулся, и лицо его исказилось. Он медленно направился к двери, у которой вместе с другими стоял Улли. Все сразу притихли. Мать взяла Свена за руку, а другой, свободной, рукой ухватилась за руль велосипеда. Белокурая девочка отпрянула назад. Мужчина подходил к Улли все ближе, и лицо его не предвещало ничего хорошего.
— Так, милейший сынок, — тихо, но внятно произнес он. — Нам с тобой, выходит, снова придется потолковать.
— Только не здесь, — умоляюще заговорила женщина. — Ганс, одумайся!
Испуганный голос женщины возымел на мужа обратное действие.
— Нет, здесь, и сию минуту! — отрезал мужчина и прибавил еще громче: — А посторонние пусть убираются отсюда, да поскорей!
И он выразительно посмотрел на девочку.
— Мы все уйдем отсюда! — решительно сказала женщина и хотела увести Улли в дом.
Но мужчина схватился за руль:
— Улли останется здесь.
— Да, — сказал Улли. — Я останусь. Ты, мама, ступай. Я ведь не ребенок.
Притянув к себе велосипед, он прислонил его к стене. Мужчина отошел в сторону и снова сцепил руки за спиной. Маленький Свен заплакал:
— Хочу к Улли!
— Он сейчас придет, — сказала мать.
— Он обещал покатать меня на велосипеде! — не уступал Свен.
Мужчина направился к мопеду, и Улли пошел за ним. Женщина с опаской смотрела им вслед, но по-прежнему не выпускала руки Свена. Мужчина сердито обернулся к ней:
— Я же сказал: остальным здесь нечего делать!
Свен заплакал. Мать втащила его в подъезд. Белокурая девочка тоже ушла со двора.
Мужчина резко взмахнул рукой и показал на мопед.
— Машину брал?
— Да.
— Зачем?
Улли молчал. Он не смотрел на отца. Тот подошел к сыну и закричал:
— Зачем брал? Скажи правду: зачем? И еще скажи, что ты плевал на мой запрет. Мой категорический запрет.
— Я взял его покататься. Я не подумал.
Мужчина вплотную придвинулся к Улли. Он по-прежнему держал руки за спиной.
— Вот как ты мне отвечаешь! — заговорил он хриплым от злости голосом. — Дерзко и нагло, как всегда. «Я не подумал»! А о чем ты вообще-то думаешь? Ты не умеешь беречь вещи, заработанные тяжелым трудом. Где уж тебе их беречь! У тебя психология паразита! Ты так сжился с ней, что уже не знаешь меры! Дармоед — вот ты кто! Ты не моргнув глазом разбил бы машину вдребезги. Плевать ты хотел на это! Тебе всегда было на все наплевать! А я-то с тобой нянчился. Зря только старался. Зря!
Мужчина сжал кулаки. Бледное его лицо было страшно.
Улли невольно вскинул руки, точно пытаясь защититься от удара. Но вдруг опустил их и посмотрел на отца. В глазах его был вызов.
— Твой мопед я починил. И бить я себя больше не дам. Никогда! — сказал он.
Мужчина занес кулак. Но не ударил. Улли не отпрянул назад, не сжался. Что бы сделал он, если бы мужчина нанес удар?
Мужчина в сердцах пнул ногой мопед. Мопед накренился в сторону, стукнулся о стенку сарая, со скрежетом сполз с нее и грохнулся о булыжник. Беззвучно завертелось переднее колесо. Отец и сын молча глядели на него. Потом отец медленно зашагал прочь. У двери он обернулся и крикнул:
— Смотри, лопнет мое терпение! Смотри, как бы я не свернул тебе шею!
Он постоял еще немного, глядя на сына. А Улли… кажется, он даже не вздрогнул, услышав эту угрозу…
Андре опять затаил дыхание. Он нащупал под рубашкой гладкую вощанку. Сейчас, наверно, самое время подойти к Улли.
Однако Андре не двинулся с места.
Мужчина скрылся в подъезде. Улли поднял мопед с земли и снова водрузил его на подставку. Он провел рукой по вмятинам и даже вынул носовой платок, чтобы обтереть машину. Потом он подошел к своему велосипеду и в нерешительности остановился около него понурив голову. И сейчас еще Андре мог бы спрыгнуть вниз. Улли медленно вывел велосипед со двора.
Андре слез на землю и потянулся что было силы: все тело у него затекло от долгого сидения на дереве. Он пересек двор, с опаской ожидая, что встретит кого-нибудь, либо отца Улли, либо мать. Выбираясь из полутемного подъезда, он еще не знал, что ему делать дальше. Все вышло совсем не так, как он задумал. Сцена, разыгравшаяся во дворе, сбила его с толку. Ему захотелось выбросить вощанку и пойти домой. Он даже больше не чувствовал голода…
Неподалеку от пятиэтажки Андре наткнулся на Улли. Он сидел на груде старых кирпичей. Рядом с ним лежал велосипед. Улли сидел опустив голову и теребил руками травинки. Андре заколебался: заговорить с ним или нет? Он видел, что Улли совсем подавлен. Все же он не ушел. Улли не сразу заметил его. А когда заметил, на лице его поначалу выразилось изумление и растерянность. Потом на этом лице проступил холод, мрачное высокомерие, точно таким Улли запомнился Андре во время их недавней встречи у ворот мыловаренной фабрики.
— Опять ты здесь? — сказал Улли.
— Да, опять.
— Скоро ты от меня отвяжешься?
Андре вытащил из-за пазухи вощанку и протянул Улли. Тот взял бумагу в руки, внимательно осмотрел ее и разгладил ладонями. Потом поднял глаза и пробормотал:
— Ну и что, это вощанка, из мастерской Мюллера.
— Мне дала ее сама фрау Мюллер, — сказал Андре.
— Ты и там побывал? Что тебе от меня нужно?
— Сам знаешь что.
Улли снова разгладил бумагу: казалось, она нужна ему для какого-то очень важного дела. Его поведение удивило Андре. Он глядел на понуро опущенную, с черными прядями волос голову Улли, и ему вдруг стало его жаль. Он уже ни капельки на него не злился.
Улли встал — теперь он снова был на голову выше Андре — и вернул мальчику вощанку.
— Да, это я взял компас. Глупо, конечно, и подло. Я и сам не пойму, как это получилось. Я тогда был сам не свой. Компас-то уж давно висел в каморке у бабушки. Я и не знал, что это такая ценность. Я только тогда, в бассейне, узнал. А к тому времени я его уже продал. За пятнадцать марок. Нелегко было получить его назад. Знаешь, я так был рад, что мне это удалось. Ты не говори Бухгольцам, что я взял компас. Лучше я сам им скажу. Или напишу, если смелости не хватит сказать. Я ведь все равно уеду отсюда.
Признание Улли тронуло Андре. К тому же Улли говорил с ним как с равным, хотя и был старше на целых три года. Андре спросил:
— Ты потому хочешь уехать, что с отцом не ладишь?
— А ты откуда знаешь? — удивился Улли.
— Я ведь все видел, что у вас во дворе было. Я на дереве сидел: караулил тебя. Здорово я на тебя был зол!
— А, ты на каштане сидел! Наверно, залез на крышу сарая, а оттуда на дерево, да?
— Да.
— Точно, там хорошо сидеть, — задумчиво проговорил Улли. — Отличное место.
