Николай Кузьмин - Кто сильней себя
— Не бу… Бу-бу… Не я… Я не…
Ну, расписывать эту сцену нет надобности. Многим знакомо, как бывает, когда воспитатели допытываются, а виновник не в силах объяснить. Под конец Галя сказала, что сама разберётся дома, получила Колю в свои руки и быстро увела в отряд. Когда он пришёл в себя и перестал плакать, вожатая попробовала выведать тайну хорошим методом. Она спросила мягко и ласково, даже без упрёка в голосе:
— Коля, зачем ты это сделал?
Он не ответил.
— На спор, может быть? Или нечаянно попал в кабину и механически прихватил эти проклятые папиросы?
Коля молчал.
— Понимаю, ты не хочешь выдавать товарищей. Я и не требую этого, ябед не терплю. Но ты должен согласиться хотя бы, что был там не один.
Тут Коля посмотрел так, что Галя чуть не опешила. Никогда раньше она не видела у мальчика затравленных глаз. А вдобавок он спросил очень странное:
— Галя, для хорошего можно сделать плохое?
— Ты о чём? — изумилась она.
— Вообще…
— Нет, постой! Здесь что-то скрывается. Давай-ка поговорим конкретней. Ты приведи пример.
— Значит, и ты не знаешь, — сказал Коля и сник, будто тряпочный.
Так ничего у них и не вышло в смысле разговора. Спустя какое-то время Галя даже рассердилась, что всё впустую.
— Иди, — сказала Коле. — Не ожидала от тебя. Мне стыдно за тебя. Иди!
У него опять навернулись слёзы, но он прикусил губу зубами, сгорбился, как старый, и пошёл прочь без единого словечка. Не мог, ну не мог он признаться вожатой, что захвачена его октябрятская звёздочка и что из-за этого всё.
Потом был обед, где Галя неотступно следила за Колей. Потом был тихий час, и Коля умудрился с него убежать. Он снова встретил смертельного врага возле дачи первого отряда. Больших ребят спать среди дня почти не заставляли, и поэтому Головин сидел там под окном и как ни в чём не бывало играл в шахматы.
— Отдай! — по-прежнему начал Коля.
И Головин ответил с прежним нахальством:
— Отскочи! Не видишь, я занят.
— Отдай!
— Вот докончу, тогда поговорим.
Который сидел напротив за шахматами, вдруг поднял глаза и поинтересовался:
— Что ему надо, Башка?
— Ага! — закричал он в ответ. — Как проигрывать, так тянешь! Ходи, ходи, а с этим я сам разберусь.
Но Коля не стал дожидаться больше. Себя не помня от гнева и безвыходности, он совершил последний шаг. И вот он шагнул — и как поддаст ногой всю шахматную доску! Фигуры, конечно, вдребезги разлетелись. Противник Башки, конечно, обрадовался и объявил ничью. Потом он быстро ушёл, чтоб не возобновлять партию. И тогда Головин поднялся во весь верзилий рост.
— Ну, бей, бей! — крикнул Коля, умирая от страха. — Бей сколько влезет, всё равно не отстану и не уйду!
Он ринулся навстречу кромешным ударам. Он почему-то промахнулся и полез под удары вновь. Однако что могло случиться — не случилось. Головин завертел на все стороны головой и попятился, попятился…
— Ты что? Да ты что, сумасшедший? — бормотал при этом. — Никто не собирается тебя трогать, такого щенка. Тихо, тихо же! Чего взбесился?
Но Коля уже не владел своим покладистым характером.
— Отдай звёздочку!
— Отдам. Неужели не отдам? Отдам, конечно!..
— Сейчас отдавай!
— Сейчас, сейчас. Вот только отойдём от окон. У нас ведь был уговор.
Они отошли. А пока шли шагов тридцать, Коля отчасти успокоился и на новом месте не сумел столь же яростно атаковать. Тут-то его и спросил хитрющий Башка:
— Курево принёс?
— Не принёс, — ответил Коля.
— Мы же договорились…
— А я… Меня там поймали…
— Как поймали? Кто, где? — не на шутку всполошился Головин.
Тогда Коля рассказал всё по порядку. Головин ещё больше струсил и, конечно, задал вопрос:
— А меня? А меня ты выдал начальнику, проболтался?
— Зачем? Я не такой.
— Честное октябрятское?
— Сказано же! — вдруг смело прикрикнул Коля, снова закипая. И вдобавок прикрикнул: — Ну! Звёздочка где?
Кто бы мог подумать, что всё так обернётся! А впрочем, победа была не случайная, большой ценой. Головин без возражений стал вынимать различные предметы: спички, зеркальце, огрызок расчёски, судейский свисток. Пока перекладывал ещё многое с места на место по карманам, всё приговаривал в удивительном тоне:
— Ты молодчина! Ты свой парень, я убедился. Бывают всякие козявки и нытики, а ты — молоток!..
— Я октябрёнок, — сказал Коля с достоинством.
— Ну да, конечно, и я о том же. Теперь я знаю. Ты доказал.
Вечером на линейке Галя сделала честное сообщение всей октябрятской группе. Она рассказала про Колю Смирнова, что нарушил тихий час странным побегом. Она не утаила даже историю с папиросами и велела Коле выйти из строя и стать, чтобы стыдно, у людей на виду. Люди, конечно, ахали, возмущались. А он стоял со звёздочкой на груди и думал, как всем заметно и как здорово, что она есть. И хотя никто не понимал, в чём дело, но Коля Смирнов знал своё и потому вовсю улыбался.
— Смотрите, ещё смеётся! — вылетел из рядов девчоночий голос.
А другие закричали:
— На совет командиров его! Пускай ответит! Пускай его крепко обсудят и решат!..
— Ну и отвечу, — не тая улыбки, откликнулся Коля. — Я теперь за всё могу ответить. Пожалуйста, хоть килограмм!
Бал-карнавал и все окончательное
И вот пришла прощальная пора. Первая смена людей благополучно завершила культурный отдых на природе в лагере. Собралась последняя линейка, и председатель дружины Саша Вельский в последний раз спустил флаг. Многие получили подарки и грамоты за успехи в поведении, спорте и в кружках. Многие ничего не получили, но тоже радовались. За своих товарищей, понятно. А самое интересное, что октябрятскую группу «Ручеёк» абсолютно не забыли и не замяли в прощальном приказе по лагерю. Хотя они ещё малыши, но каждому досталась благодарность. Кому прямо по фамилии, как Ромке Давыдову, например. Кому на словах «и другие ребята» — чтоб никто не уехал в обиде.
А вечером все сошлись на костёр. Он был пионерский, но октябрят всё равно приняли, потому что на их поляне и вообще. Один распределитель праздника показал место «Ручейка» в огромном кругу сидячего народа. Потом он убежал, прибежал, ещё раз убежал и прибежал, и тогда вспыхнуло огромное пламя. Все закричали «ура!», а затем огромным хором спели общелагерную песню. После этого сделалось жарко, полетели искры, люди раздвинулись, встали, и пошло, пошло незабываемое веселье!
Сперва был большой праздничный концерт из трёх частей. Вернее, три концерта с разных сторон костра. Желающих выступить набралось столько, что до утра не поместились бы в одной программе. Поэтому желающие смотреть и слушать всё время порхали туда-сюда, где поинтересней. Многие октябрята прямо с ног сбились, чтобы не пропустить чего-нибудь главное. Вася Груднев, например, бегал, бегал и вдруг слышит:
Единица! Кому она нужна?Голос единицы тоньше писка…
«Ого, — подумал он, — ничего себе стихи! Это мне надо». И завернул в толпу, откуда они летели. Там посерёдке один из третьего отряда с выражением читал:
Плохо человеку, когда он один.Горе одному, один не воин, —Каждый дюжий ему господинИ даже слабые, если двое…
— Правильно говорит, — пихнул Вася локтем девочку сбоку.
— Тихо! — шикнула она. — Это Маяковский…
— Всё равно правильно, — сказал Вася и прослушал до конца.
Потом тут выскочила танцевать одна под видом цыганки. Вася такое не любил и ушёл. Невзирая на праздник и мощный костёр, он сделался задумчивый минуты на четыре. В этот период жизни ему встретился Максим. Вася спросил его:
— Макс, что ты чувствуешь у себя внутри?
На такой вопрос можно было ответить как угодно. Мол, сердце внутри, желудок, а в желудке ужин чувствуется. Однако Максим не захотел ехидничать сегодня. Он просто сказал:
— Настроение…
— И я настроение, — сказал Вася. — А какое?
— Превосходное!
— И я превосходное. Смотри, совпало сразу у двух!
Тут мальчиков растолкали и разделили перебежчики на лучший номер концерта. А когда они промчались своим путём, Вася всё-таки вздохнул и обмолвился с печалью:
— Да… Завтра многие уезжают…
— Уезжают, — подтвердил Максим.
— Ты тоже…
— Да. На Чёрное море с папой.
— Жалко, — сказал Вася, — только подружились…
— И мне, — сказал Максим. — Но зато там водятся медузы.
В костре сильно затрещало, он пульнул наподобие салюта.
Мальчики проследили, как взвиваются искры, гурьбой летят в небо, пропадают где-то на высоте. Потом Вася сказал:
— Почему в жизни так устроено? Я бы тоже поехал с тобой…
