Избранное в двух томах. Том 1. Повести и рассказы [1987, худ. Б. Н. Чупрыгин] - Анатолий Иванович Мошковский
— Ты зачем взял их? По воде решил кататься?
— А что, здесь совсем не бывает снега?
— Бывает, да быстро тает… Ой, я не могу! — Аня засмеялась, закинув голову. — Чудной ты какой-то… Лыжи привез! Ну давай отнесу — не выбрасывать же добро… И еще что-нибудь дай. Я сильная…
— Ого! — произнес Ваня. — А не скажешь… Ящик этот дотащишь?
— А он тяжелый?
— Легонький, в нем елочные игрушки.
— Тогда не дотащу…
И в это время отозвались молчавшие до того балконы:
— Слушай ее, она умеет заливать!
— Мясникова дочка!
Ваня внезапно побледнел и обернулся к балконам.
— На кого это они так? — тихо спросил он.
— На меня, — вроде бы даже гордясь, сказала Аня.
Ваня, видно, все еще не мог опомниться.
— А за что? Почему они так?
— Потому что больные, — громко, чтобы слышали балконы, сказала Аня. — Лечиться им надо… В больницу! И со «скорой помощью»! А то поздно будет, психопатками станут…
Ваня с удивлением посмотрел на Аню и сказал:
— Ну и жизнь… Ничего себе…
— А что? Зато не скучно…
От стола отошел Витька и другие. Феликс не возвращал их. Остался один Захарка. Мяч заскакал более вяло, интерес к игре стал падать, а спортивный азарт пригасать.
— Игра, — сказал Феликс, не ощущая никакой радости, и поймал мяч. — В следующий раз проси форы, а то со второго места никогда не выползешь.
— Ребята, внимание! — ломким басом оповестил двор Артем. — Наш доблестный Феликс сохранил за собой звание короля пинг-понга!
«Остроумно, как и „мисс Скалистая“», — подумал Феликс.
Вдруг он увидел Аню. Сильно согнувшись, она несла на плече большую картонную коробку. Кофточка выбилась из шорт, загорелая спина напряженно скривилась. Он бросился к ней и тут же остановился…
— Ну что ж ты? Иди, — с трудом дыша, сказала Аня и, скособоченная, потащилась наверх. И снова вышла из дверей, заправляя кофточку в шорты, опять взяла на плечо коробку.
Феликс не знал, что делать.
Он походил возле стола с брошенными ракетками. Артем, кинув ногу на ногу, развалился на скамейке, поглядывал на разгрузку и курил сигарету. Курить ему разрешал отец, работавший слесарем в доме отдыха, и нередко «стрелял» у него сигареты, и они вдвоем покуривали во дворе. Не боялся он и отца Феликса, потому что еще год назад за курение и вечную неуспеваемость был изгнан из их школы и учился в другой…
Наконец Феликс подошел к машине. Каждый из мальчишек, как муравей, что-то тащил в распахнутые двери.
Вот шофер стал ногой пододвигать к Ане из кузова громаднейшую — из-под телевизора, что ли, — коробку.
— Отойди, — шепнул ей Феликс, вцепился правой рукой в веревку, рванул — ух и тяжела! — левой подхватил другую коробку и, посвистывая, пошел к дверям. А веревка все глубже и глубже врезалась в пальцы.
Потом Феликс сбежал вниз и крикнул Артему:
— Эй, вице-король пинг-понга, можно вас на минутку?
Артем выплюнул сигарету и подошел к нему.
— Помоги навьючить этот шкаф.
И втроем — он, Валерий Михайлович и Артем — с кряхтеньем и криками спустили из кузова старый громоздкий шкаф и потащили по узкой лестнице на второй этаж. Комнатка была тесненькая, с пыльным окном и клочьями обоев у плинтуса.
— У вас нет бутылок с этикетками? — спросил Артем, оглядываясь, — он уже год собирал винные этикетки, и у него была отменная коллекция их. Ему никто не ответил, и Артем ушел вниз, и, конечно же, опять развалился на той же скамейке.
Вдруг Феликса кто-то тронул за штаны. Он обернулся. Перед ним стоял Ваня и рассматривал фирменную марку, пришитую к заднему карману его джинсов, — ковбой в широкополой шляпе объезжает упрямящегося мустанга.
— Где ты достал эти штаны? — спросил Ваня, щупая надежную, грубую ткань, и радостно крикнул: — Мам, посмотри, какие у него брюки!
— В Стамбуле, завуч отцовской школы привез из турпоездки… А где это ты купил такой картузик? Можно примерить?
— Пожалуйста. — Ваня наклонил к нему голову. — Дядя купил в Химках, на перроне речного вокзала… Он механик на теплоходе.
— Спасибо за информацию, — Феликс стянул с Вани картузик — голова его неожиданно оказалась стриженной под ноль, большеухой и абсолютно круглой, точно арбуз, — и натянул на себя, надвинув козырьком на глаза. И глянул на Аню, проходившую мимо в обнимку с небольшой коробкой.
— Ох и зеленющая! Подводная царевна! А где твой хвост?
Аня хохотнула и повела плечом.
Ему вдруг стало весело, так весело, что захотелось орать и дурачиться.
Только сейчас он хорошенько разглядел мальчишку. Толстогубый, мягкий. Подбородок тупой — значит, с ленцой и несамостоятельный. То и дело к маме обращается, и при всех. Нос картошкой. А вот глаза красивые. Даже очень. Большущие, серые, в синих крапинках. Ясные. И они резко выделялись на его лице. Взять хотя бы Диму — весь красивый, с ног до головы: и нос, и губы, и глаза, и брови. И поэтому ничего по отдельности не бросается, не поражает. А у этого — глаза!
Даже тревожно стало Феликсу от этих глаз.
А почему? Смешно!
Между тем машину уже разгрузили. Тетя Маша охала и ахала, благодарила за помощь. Валерий Михайлович трогал ребят за плечи и обещал через недельку, как только окончательно устроятся и настанет день его рождения, закатить пир горой. Шофер, видя такое нашествие грузчиков, получил в углу от «хозяина» несколько бумажек и, довольный, поторопился уйти, закрыл на замки борта машины и укатил со двора.
«Пожалуй, и с нас хватит», — решил Феликс и, когда ребята высыпали из подъезда, сказал:
— Все. — И негромко добавил: — Чтоб завтра не опаздывать. Ждать не будем.
И персонально кивнул Захарке: дескать, отпускаю тебя, сегодня больше не понадобишься. И когда Захарка скрылся в дальнем из трех домов, составлявших их двор, Феликс подождал немножко, огляделся и только тогда тихо сказал Витьке:
— А ты подожди меня. Дело есть.
Почти все ребята разошлись, кроме Витьки и Ани — она сидела на скамейке у столика и поправляла на ноге бинт. И Аркаши не было — застрял у новичка. И Димкин голос раздавался через открытое Ванино окно. При разгрузке Дима сторонился Феликса и Ани, но зато, как ириска к зубам, все время липнул к Ване. «Наконец-то нашел себе дружка и не будет путаться у нас под ногами», — подумал Феликс и уже не чувствовал ни малейшего угрызения совести за все то, что у них недавно случилось.
