Евгения Яхнина - Чердак дядюшки Франсуа
— Издателем песенок указан Горан. Уж не родственник ли это Барбары Менье? Её сестра была замужем за Гораном, и их сын нотариус от случая к случаю занимается разными изданиями. Но вряд ли это он.
— Если на издании стоит подпись Горана, это значит, он уверен: печатать можно и стоит, — отозвался Жером.
— Но всё-таки кто автор? Может быть, Беранже внял наконец мольбам своих друзей и скрылся за псевдонимом Воклер? — спросил Клеран.
— Такое разумное поведение не похоже на Беранже. К тому же хоть песни и хороши, но я чувствую, что это рука не Беранже! — Ответ Жерома звучал убедительно.
— Всё равно, автор — кто бы он ни был — молодец! Жаль, что нет Люсиль, хорошо бы их спеть…
— А я? Я разве не гожусь вам для этого? — подбоченившись, спросила Катрин.
— Вот тебе на! Да разве ты умеешь, Стрекоза? — с удивлением спросил Франсуа.
— Почему бы и нет?! Я уже слышала, как поют на улице, и знаю мотив и слова обеих песен.
В голосе Катрин звучала гордость.
— Так за чем же дело стало! Спой, коли ты так уверена!
Девочка не заставила себя просить дважды. Закинув голову назад, она запела звонким, почти ещё детским голосом:
Над намиВесело смеются…
Лучшим поощрением для Катрин было то, что Франсуа, Ксавье и Жером единодушно подхватили припев, да вдобавок к их голосам неожиданно присоединилось сильное чистое сопрано:
Скажи тем:«До свидания!»
— Люсиль! — воскликнули все хором.
— Подумать только, не успела песня появиться, а ты уже её распеваешь. Впрочем, я так и знал, кому-кому, а нашей Люсиль она понравится. Может быть, ты случайно знаешь, кто её автор? — спросил Клеран.
Люсиль не сразу справилась с охватившим её смущением.
— Знаю, — стараясь говорить спокойно, ответила она. — На нотах ведь написано: Вальдек де Воклер, значит, он и автор.
— Так-то оно так! Но что это за человек, интересно узнать.
— Он племянник моего учителя пения, — повторила Люсиль то, что уже раньше говорила Ксавье.
Эти слова стоили ей больших усилий, и Ксавье вновь болезненно пережил свою обиду и ревность.
«Так вот оно что! Люсиль, наверное, встречается с этим повесой у г-на Пьера. И, может быть, она увлеклась им, потому что он поэт, да вдобавок ещё и сочиняет музыку. Одно это может вызвать восхищение Люсиль!»
А Люсиль думала со страхом:
«Сейчас Ксавье по моему лицу обо всём догадается!» Чтобы отвести разговор о Воклере, она начала расхваливать Катрин за свежесть голоса и верный слух.
— Я как раз купила для тебя ноты и думала научить тебя петь. Но вижу, что я опоздала. Ты сама превосходно во всём разобралась.
Люсиль заглянула в свой ридикюль и аккуратно вынула один листочек нот: четыре остальных экземпляра остались на дне ридикюля. Наскоро попрощавшись со всеми, Люсиль поспешила домой.
По дороге она мысленно вспоминала всё пережитое за день. Сегодня г-жа де Мурье отпустила её раньше обычного, и, возвращаясь домой, Люсиль предвкушала, что ей предстоит тихий вечер, проведённый в кругу семьи.
Как всегда, на площади Пале-Рояль толпились газетчики.
«Насиональ»! «Газета “Насиональ”!» — выкрикивали они на все голоса.
Люсиль не обращала на них внимания: и дома, и в кабинете у отца было достаточно газет, и Люсиль их не покупала.
И вдруг до неё донеслись слова: «Новые песни! Покупайте новые песни: “До свидания” и “Приветствуем тебя, жирафа, гостья дальних стран!” Слова и музыка Вальдека де Воклер».
Вальдек не предупредил её, что песни уже печатаются. Почему он отобрал именно эти, а не другие? Какова судьба остальных?
На мгновение Люсиль замерла, затем порывисто бросилась к продавцу нот и, не отдавая себе отчёта, крикнула:
— Мне пять экземпляров песен!
Только отсчитав деньги дрожащими пальцами, Люсиль сообразила: ведь дома удивятся, зачем ей понадобилось столько экземпляров! Ах, если бы она могла поделиться с кем-нибудь из близких своей радостью. Не только радостью, но и гордостью от того, что её песни принял Париж!
Она забежала на чердак, надеясь обрадовать Катрин новой песней. Но на чердаке уже её распевали, и это ещё больше взволновало Люсиль. Вот почему теперь, покидая дядюшку Франсуа, она отправилась домой самой длинной дорогой. Ей удалось справиться с собой, и Бабетта не заметила в дочери ничего необычного, только, пожалуй, глаза её сияли больше, чем всегда.
Люсиль захотелось поговорить с Мишелем, который действовал на неё успокаивающе. Она приоткрыла дверь к нему в комнату и замерла. Навстречу ей неслись слова:
Скажи тем:«До свидания!»
— Что ты поёшь? — сдерживая дыхание, спросила Люсиль.
— Да какую-то песенку, я слышал её на улице. А мотив такой прилипчивый, запоминающийся. Ты как будто тоже пела что-то похожее.
— Я?.. Нет! — растерянно ответила Люсиль.
— А ты знаешь, мой лазарет увеличился. Негодная кошка схватила воробышка и чуть не задушила его. Да я вовремя отнял и привёл его в чувство. И бедняге стало как будто легче. Как ты думаешь, это поправимо?
— Всё поправимо! — радостно отозвалась Люсиль и, обняв брата за плечи, пошла с ним смотреть пострадавшего от кошки воробья.
Однако лучезарное настроение Люсиль длилось недолго. Невесёлые мысли обступили её, когда она осталась одна у себя в комнате. Шаг за шагом она стала вспоминать историю своего содружества с Воклером. За темами теперь у Люсиль остановки не было: они приходили сами собой. Их рождала любая услышанная новость. И если что-нибудь из услышанного производило на неё впечатление, она тут же садилась за рояль и начинала придумывать слова, напев, аккомпанемент… Случалось, что она импровизировала так и у г-жи де Мурье, когда та бывала чем-нибудь занята сама и не требовала услуг компаньонки. Никому и в голову не приходило, что Люсиль занята сочинением песен. А как хотелось ей, при встречах с Ксавье, поведать ему об увлёкших её темах, прочитать строки, которые, казалось ей, особенно удались. Но её пугала мысль, а вдруг Ксавье скажет, как тогда говорил о театре: «Песенки хороши, но ты не должна их писать. Это не женское дело!»
Совсем недавно Люсиль предложила Воклеру:
— А почему бы нам не написать песенки о лесных пожарах?
— О лесных пожарах? Каких?
— Да разве вы не знаете, что ещё зимой в Нормандии начались лесные пожары. Только потушат один, тотчас возникает другой, ещё более сильный… Ну конечно, заподозрили, что крестьяне недовольны, что это заговор… Но местные власти, а затем и парижские, выехавшие в Нормандию, не нашли никаких нитей… Разве что только обнаружили в одном поместье, окружённом густым лесом, насмешливую записку: «Берегитесь! В среду на той неделе подожгут вашу ферму!» и подпись: «Князь Полиньяк!» Вам нравится такая тема?
— Отнюдь нет! Я категорически возражаю! Разве вы сами не понимаете? Простите мне мой каламбур, но с огнём шутки плохи! Я имею в виду, что с князем Полиньяком опасно иметь дело!
Люсиль не послушалась и всё-таки написала. Песню Вальдек ей не вернул, но не объяснил почему. Он вообще не считал нужным объяснять, почему та или иная песня печатается или отклоняется.
После этого разговора она не могла заснуть всю ночь. Её одолевали беспокойные мысли. Связав себя с Воклером обещанием не выдавать их «тайны», она потеряла доверие Ксавье. А тут ещё высокомерное отношение этого аристократа. «Хочу — одобряю песню, хочу — бракую её!» Нет, нет, надо отказаться от работы с Воклером!
Глава шестнадцатая
Мадригалы, куплеты, акростихи, сонеты…
Кто из светских молодых повес не знал лавки г-на Мильсана в Галерее Фонтанов в Пале-Рояле. Каждому из них приходилось хоть однажды прибегать к его услугам.
Ваш приятель женится — подарком его не удивишь. Цветы невесте? Конечно! Но что стоит букет, если к нему не приложено поздравительное четверостишие? А кому хочется ломать голову над сочинением нужных строк? Не проще ли забежать к Мильсану в Пале-Рояль?
Старая тётушка празднует своё семидесятилетие. От тётушки можно ждать наследства. Её племянник разлетится к ней с раннего утра, чтобы всех опередить и первым её поздравить. Коробка самых дорогих конфет пралине — что может быть лучше? Но если к конфетам прибавить четверостишие, скромное, почти благоговейное, как тётушке не умилиться, может быть, даже прослезиться? А кто же напишет лучше, чем г-н Мильсан?
А мадригалы? А куплеты, воспевающие красоту и достоинства той, за которой вы ухаживаете? Нет, нет, только г-н Мильсан!
Не думайте, что он когда-нибудь повторяется и что вы рискуете увидеть те же куплеты, что вы подарили ей, у кого-либо другого. Нет, у г-на Мильсана работает целая армия молодых поэтов. У каждого из них своя специальность: один пишет надгробные эпитафии, другой — свадебные поздравления, третий — тоже поздравления, но с получением награды или повышением в чине. Один кропает стишки чувствительные, со слезой, второй — насмешливые и остроумные, третьи — просто лирические, в которых не забыты соловьи и луна.
