Елена Усачева - Механизм чуда
— Здесь все просто, — говорил Ра. — Две реплики. Я прочитал «Песочного человека», первую фразу взял оттуда. На любой вопрос она отвечает «Ах-ах». Смотри. Тебя как зовут?
Кукла с механическим щелчком моргнула и глухо произнесла «Ах-ах».
— Ее таланты я разнообразил словом «Привет!» А то как-то уж совсем механически. Она работает на датчиках движения.
Ра провел рукой перед куклой, она моргнула, выдав: «Привет!»
— Кукла появится, когда все начнут тебя искать, станут обследовать шкаф, а тут — она. Как отвлекающий маневр.
Ева кивала. Было грустно. А может, и не надо никуда отправляться, чтобы все исправить? Может, все хорошо и так? Пускай Антон уходит, если ему так хочется. Он сам так решил. А раз решил, что мешать? Станет ли он по-другому к ней относиться после полета во времени? Вот рядом сидит Ра, вертит в руках куклу, заставляет ее открывать и закрывать глаза, меняет батарейки, зачищает соединения в контактах. Он божественен. Он даже лучше Антона.
Раздался звонок в дверь.
Первым вошел Левшин. Затащил тяжеленные пакеты. Следом вплыла Катрин и тут же начала командовать.
— Лешик, давай неси все в кухню. Сейчас сделаем спагетти с соусом и пиццу. Тарелки у тебя где?
Еве пришлось хромать на кухню, чтобы показывать, где и что там лежит. Надо было двигать стол, доставать стулья, посуду, выгружать из коробок бокалы. Загорелся красный огонек нагрева духовки. А у Евы перед глазами все танцевал и танцевал зеленый луч. Как это было красиво.
Гор появился с сумкой громыхающего железа. Окинул взглядом прихожую, оклеенную радостными розовыми обоями.
— Ладно, исправим.
Стив принес свою драгоценность — гитару. Обитая железом, по корпусу расползлись оптические окуляры. К нижней части гитары была приварена панель с кучей переключателей. От обыкновенной поворотной ручки до пенечка с рисочками регулировок. На голове Стива красовался цилиндр с очками на высокой тулье. Очки были в широкой железной раме с разноуровневыми окулярами — один был длиннее, другой короче.
— Ое! — вскинул он руку в приветствии.
Кожаная куртка с погонами из плат, к джинсам пришиты кожаные наколенники, слева болтается круглая фильтрующая коробка от противогаза. На левом рукаве железный нарукавник, над кармашком рамка с цифрами на бобинках — было похоже, что он разобрал не одну печать, чтобы все это добыть. Через плечо перекинут армейский планшет. Коричневый. Лямочка застежки вставлена в железную дугу держателя.
— Ну, как я тебе?
— Круто! Самое время в полет!
— Полетаем, полетаем. — Стив копался в своих необъятных карманах. — Как там «Коппелиус»? Послушала? Я еще надыбал. Куда здесь что ставят?
Он выудил из карманов пару коробочек с дисками, покрутился в коридоре и, как собака, взяв след, безошибочно прошел в комнату Евы. Оттуда грохнули басы колонок. Пискнув, включился ноутбук.
На кухне все варилось и резалось. Лохматый Левшин был вечно посылаем — то за солью, то за тарелками, то за ножом, а то и просто вон, чтобы не мешаться. Лешка сверкал растерянной улыбой, пил из бутылки газировку. Двухлитровый жбан был наполовину пуст.
— Ое! — вопил из коридора Стив.
Ева шагнула из-за угла кухни и испуганно затаила дыхание. Свет в прихожей померк, по стенам поползла паутина. Гор копался в разложенных тканях, звенел непонятными железками.
— Я тут немного абгрейдил, — сообщил он. — А то как-то светловато. Ра попросил побольше антуража. Где будешь перемещаться?
Ева молча показала на спальню.
— Не мешаем мне! — вопила Катрин, проносясь по коридору с тарелками.
В гостиной горели свечи. Шкафы были затянуты серой блестящей тканью. От испуганного крика Катрин, чуть не опрокинувшей тарелку с подливкой, по полу с нервным жужжанием поползли механические пауки и тараканы.
— Что это? — осторожно взяла зеленого монстра Маша.
— Это прогресс, — отозвался Саша.
Прогресс был сделан из прозрачной пластмассы. Восемь ножек, тельце с железными внутренностями. От хлопка монстр шевелил лапками и возмущенно гудел. Когда его опускали на пол, он дергался и подпрыгивал, а встав правильно, целеустремленно бежал под стол.
Таракан в Машиных руках задрожал, заставляя поставить себя на лапки. Маша возмущенно топнула. В ответ к ней из-под стула выбежал фиолетовый паук.
— Это я их нашел, — с гордостью сообщил Саша. — Правда, круто?
Голова шла кругом.
— А у вас тут живенько, — сквозь губу процедил Пушкин.
За ним стоял Антон. И как нарочно тут же грохнула музыка. Стив нашел что-то подходящее. Ева медленно, очень медленно натянула на себя летные очки, поправила на голове фетровую шляпу с большими полями. После долгих примерок она поняла, что к очкам идет только она. Жук на цепочке и неработающие часы на руке. Красная шотландка, красная футболка. Нога перебинтована. Уже не пульсирует, а просто болит. Болит постоянно. Потому что она человек. И не нужен ей никто больше. Только Антон. Она так решила.
— В покойничков играем? — прошел по гостиной Пушкин, поддел ногой зазевавшегося синего краба.
Антон привалился к косяку двери, ухмыльнулся. Ни «здрасте», ни «до свидания». Ни «как я рад тебя видеть». Ладно, посмотрим, что ты потом скажешь.
— У нас тоже одни родители были большие оригиналы, — завел свою вечную песню Пушкин. — Устроили своей дочурке готичненькую вечеринку на день рождения. Сняли ресторан, развесили фото вампиров и вурдалаков. Сама дочурка в полный рост в траурной рамке — все дела. Писателя крутого пригласили, он как раз страшилки пишет. Актеров. Аниматоров. Трупы там всякие по стенам понатыкали, скелетов, отрубленные руки с головами. Детишки прыгали, веселились, в конкурсах участвовали. Один конкурс там был — полежи в гробу. Вот они и стали ложиться. Один, другой. Короче, пацан залез и не выходит. Всех уже чай позвали пить, а его нет. Мать кинулась искать, смотрит, он в гробу лежит…
— Умер? — предположила Ева.
— Нет, зачем? — лениво качнул головой Пушкин. — Живой. Притомился, а там мягко, тепло. Мать увидела сына в гробу, ее кондратий и схватил. Сердце слабое, померла.
Он пнул медлительного краба, не успевшего далеко убежать.
— Очень хорошо, — пробормотала Ева, чтобы перебить неприятный осадок после рассказа. — Захочешь помереть — предупреди.
Она отправилась на кухню. Проходя мимо Антона, чуть задержалась. Не шевельнулся, головы не повернул. Ну и ладно. Стой пока.
— А чего помирать? Я не собираюсь, — крикнул ей вслед Пушкин.
Ева оглянулась. В дверном проеме спиной к ней застыл Антон. «Зачем ты все это делаешь? Зачем просил моих друзей менять мне рингтоны? Почему издеваешься? Зачем вынудил общаться со своим отцом? Неужели твой отец прав и ты всего-навсего боишься?..»
Не сказала. Все то, что так просто выкрикивалось в подушку или в далекий темный потолок, сейчас казалось нелепым. И слова уже не такие красивые, и страшно… Он же усмехнется, больше ничего. Или ответит что-нибудь обидное, и снова она будет виновата.
А на кухне Левшин старательно выкладывал колбасу на тесто, красными кляксами растекалась томатная паста. Саша резал выскакивающую из-под пальцев петрушку.
— Евочка, смотри, как у меня красиво, — похвастался Левшин, любовно глядя на будущую пиццу.
— Дурак ты, Левшин, — зло процедила Ева. — Катька тебя использует, а ты радуешься. Ты без нее хоть шаг сделать можешь?
Лешка быстро глянул на нее. Красивый, глазастый, лохматый.
— Я без нее в туалет хожу, — тихо произнес он и подмигнул.
— Чего ты на него? — удивился Саша, когда Лешка ушел.
— Ничего.
Ева снова пошла в коридор, но там стоял Антон. Спина, кудрявый затылок. Рука опущена вдоль бедра. Белые пухлые пальцы. Длинные, выпиленные треугольничком ногти. Не доходя до гостиной, свернула в свою комнату. Стив сидел, далеко отъехав на кресле от стола, только кончики пальцев касались клавиатуры. Из динамиков неслись крики, хохот, топот и тяжелое дыхание.
— Выигрываешь?
Стив ответил не сразу. Поерзал в кресле, пригибаясь от выстрелов, чертыхнулся и, только когда его герой совсем уж тяжело задышал, отъехал от стола окончательно.
— Клавиши у клавиатуры жестковаты. А так все ничего. Как там дела?
— Через двадцать минут будет пицца.
— Пицца не горит, так загорицца! — радостно сообщил Стив, придвигаясь обратно к столу. — Сейчас музончик дадим. А я тут пока программку погоняю.
— Тебе нравится «Коппелиус»?
— Не, «Коппелиус» — это Тоха, а я — вот что!
Сильный удар по клавише. На экране дернулся уровень басов. И был это никакой не стимпанк. Вернее, панк, но не стим.
— Это «Thirty Seconds to Mars» — с гордостью сообщил Стив, с восторгом глядя на Еву. — Слышишь, как тему вводит? Сейчас-сейчас будет место хорошее.
Наверное, оно было хорошее. Ева не поняла. А Стиву уже было неинтересно что-то объяснять. Название переводилось как «Тридцать секунд до Марса». Разве до Марса так быстро долетишь?
