Галина Гордиенко - Назови меня полным именем
Федор Федорович криво усмехнулся: сумасшедшая старуха мыслила нетривиально, поэтому и беседы с ней западали в душу, практически ничего не забылось.
Помнил он и ее слова: «Любовь — птица редкостная. Опустится на ладонь — беречь нужно, дрожать над ней, как над малым ребенком, иначе улетит и уже никогда не вернется…»
Тогда он был мальчишкой и на что‑то надеялся.
Сейчас Бекасов в любовь не верил.
Ему двадцать пять, ну и где она?!
А раз так, раз он не может влюбиться, придется смириться с суррогатом. В конце концов, он не монах! И не Мелкую же тащить в постель…
Бекасова передернуло, настолько дикой и даже кощунственной показалась последняя мысль. Мелкая, она…
Федор Федорович встряхнул головой, прогоняя непрошеное видение — безмятежную физиономию Мелкой. Если честно, его во сне достали ее глазищи — огромные, чистые, невинные, как в момент рождения.
Бекасова в эти минуты буквально подбрасывало в постели от внезапного страха. Он потом долго сидел, таращась в темноту и убеждая себя, что незачем сию секунду звонить Гончаровой и что конечно же ничего страшного не случилось. Все у нее хорошо, глупая девчонка крепко спит, как ночью и положено…
Да он любого придушил бы голыми руками, коснись кто Мелкой с грязными намерениями! Он за нее отвечает, и точка.
Федор Федорович попытался сравнить двух девушек и посмеялся над собой — невозможно. Эльвира — настоящая красавица, причем бесспорная, никто в этом не усомнится. А Мелкая… это просто Мелкая, по паспорту — Таисия Гончарова, и плевать ему, если честно, как она выглядит.
Федор Федорович неожиданно мягко улыбнулся: наверное, Мелкая некрасива. Уж во всяком случае не фигуриста. Его родная сестрица обладала подобными… формами классе в восьмом.
И яркости в Мелкой нет. Все как‑то приглушенно, все в пастельных тонах, все тонко, прозрачно. Будто девчонка не из живой плоти, а акварелью выписана, вот попадет под дождь, и…
Бекасов невольно стиснул кулаки: это слишком походило на правду. Мелкая легко простывала, а потом болела долго и трудно.
Баба Поля говорила — так всегда было. С самого рождения. И вечно родители жили в страхе ее потерять.
Сама старуха в это не верила. А она никогда не ошибалась. Так что Бекасов не собирался об этом думать.
Девчонка только похожа на тень, а уж характер у нее… стальной! И это при внешней покладистости и хрупкости.
Федор Федорович угрюмо усмехнулся: когда‑то Мелкая определила его в названые братья, и он честно соответствовал — видел в ней только сестру. И даже не раз пытался как‑то пристроить Гончарову. Перезнакомил ее со всеми приятелями из наиболее приличных — не его вина, что девчонке никто не нравился.
Впрочем, как и ему.
Не везет им с Мелкой!
Бекасов бросил окурок, теперь в урну, и встал. На окна он больше не смотрел, почему‑то не сомневался — Эльвира сейчас у Гончаровой, и хорошо. Почему бы ему действительно не попробовать влюбиться?
Внешне она ему нравится. Говорит грамотно, пальцем в носу не ковыряет, вилкой и ножом пользоваться умеет, и, в конце концов, Мелкая же что‑то в ней нашла?
Решено, он влюблен и начинает период ухаживания. Прямо с этой секунды.
Не будем уподобляться животным, как говорила баба Поля! Простой честный секс не для нас. Нам непременно подавай любовь, чистую и возвышенную, пусть она и существует только на бумаге…
* * *Таисия терпеливо сидела на стуле и кротко выполняла все команды гостьи: закрывала глаза, открывала глаза, делала губы колечком, улыбалась, расслаблялась и… думала о своем.
Ей были приятны прикосновения Эльки. Они оказались легкими, даже мимолетными, Таисия едва их ощущала. Изредка она бросала короткий взгляд на увлеченно работающую Эльку и удивлялась обилию различных кисточек, расчесок, щеток и щеточек в ее косметичке.
И коллекция теней впечатляла. По прикидкам Таисии, никак не меньше сотни оттенков. Огромная плоская коробка, обшитая черным бархатом, а в ней радужная россыпь красок, взгляда не отвести, так красиво.
Элька что‑то пробовала, стирала, снова наносила, снова стирала, Таисию начинало клонить в сон. Пару раз она едва не уронила голову на грудь, хорошо, Элька не заметила, еще обиделась бы.
Наконец Элька закончила. Зачем‑то обмахнула лицо и шею «клиентки» мягкой пуховкой и торжественно велела встать.
Таисия послушно поднялась и равнодушно спросила:
— Ну и как? Красавица, конечно?
Элька промолчала. Несколько раз обошла вокруг Таисии, рассматривая ее с какой‑то непонятной печалью, глаза у нее стали… тоскливыми.
Таисия пожала плечами, переспрашивать не хотелось. И без того было понятно, что Элька шокирована результатами — столько работы, столько времени потрачено, и…
Странно, Таисия никогда не считала себя красавицей, даже симпатичной себя не считала. Но и на звание уродины вроде бы не претендовала. Или ей настолько не идет косметика?
— Ты к зеркалу не хочешь подойти? — Элькин голос прозвучал хрипло, она судорожно сглотнула.
— Обойдусь. — Таисия поставила чайник на огонь.
— Неужели тебе совсем неинтересно?!
— Считаешь, я себя никогда не видела?
— ТАКОЙ — нет.
— Элька, но ведь это и не я!
— А кто? Дед Мазай?
— Ну у тебя и ассоциации!
— Нет, серьезно, кто, если не ты?
Элька смотрела неотрывно, и Таисия непроизвольно поежилась: она не любила привлекать внимание. Пусть даже подруги.
Подумав, ответила:
— Я сейчас то, что ты нарисовала. Всего лишь. Настоящая я — без краски.
— Глупости, — неожиданно рассердилась Элька, не сводя с нее взгляда. — Если хочешь знать, я использовала самые… нежные краски, они на тебе практически незаметны. Даже тушь для ресниц взяла не черную, а серебряную! А бровей вообще едва коснулась, только на изгибах по точке поставила, чтоб выразительнее смотрелись…
— Спасибо.
— За что?
— Ну, я, по крайней мере, не похожа на индейца на тропе войны!
— Таська, ты каменная!
— Вовсе нет.
— Неужели тебе правда неинтересно?
— Мы пошли по второму кругу, — рассмеялась Таисия.
— Да хоть по пятому! — рассердилась Элька.
— Чего ты злишься?
— Хорош вопросик! Я старалась, а она…
— Ну хорошо, — вздохнула Таисия, — я красавица, признаю.
Элька зло фыркнула. Вырвала у нее из рук банку с кофе и довольно грубо потащила к большому зеркалу в родительской спальне. Включила свет и трагическим тоном оповестила:
— Ты не красавица, Таська!
— Да‑а? — прошептала Таисия, недоверчиво рассматривая собственное отражение.
— Да. Ты гораздо больше, чем красавица!
— Ты сама‑то понимаешь, что несешь? — Таисия невидяще смотрела в зеркало.
— Я — да, — сухо ответила Элька. Почему‑то вспомнился давний разговор с бабой Полей, и Таисия сдавленно произнесла:
— Надо же — девочка‑раскраска, баба Поля права. Как всегда. — Она горько усмехнулась. — Только раскрасила меня не любовь, как она обещала, а ты, Элька!
— Ну и что?
— Смешно ведь — обычными красками. Как картинку в детском альбоме. А сама я, выходит, нарисована простым карандашом на белой бумаге. Во мне два цвета — все оттенки серого и белый. Всего‑то.
— Сумасшедшая!
Но Таисия ее не слышала. Задумчиво рассматривая странно легкого, какого‑то невесомого двойника, она пробормотала:
— Знаешь, мне кажется, если ты возьмешь стирашку…
— То что?
— Я просто исчезну.
— Точно — чокнутая.
— Меня не будет. Забавно?
— Очень!
— А может, меня и сейчас нет?
— Да? А это тогда кто? — Элька больно ущипнула Таисию за локоть.
— Я просто тебе снюсь. Или… я себе снюсь? Элька развернула Таисию спиной к зеркалу и помахала перед ее отрешенным лицом ладонью.
— Эй, кончай сходить с ума! Признаю, я зря тебя накрасила!
— Правда? — мгновенно оживилась Таисия. — Ты действительно так считаешь?
Элька вобрала в себя взглядом совершенно неземное сияющее личико, такое тонкое, такое нежное, такое прозрачное, нездешнее, и твердо сказала:
— Да.
И грустно подумала, что в первый раз на ее памяти краски не сделали чье‑то лицо ярче. Таська и без того похожа на маленькое привидение, нет, на рисунок на стекле, — вот на что она похожа.
А мягкие пастельные краски подчеркнули в ней это. Сделали кожу внешне еще более тонкой, глаза еще более крупными и выразительными, хотя куда уж крупнее, они и без того пол‑лица занимают…
Таська выглядела до того хрупкой, что казалось — любой сквозняк…
Такие не живут, по крайней мере здесь, на грешной земле, Элька в этом не сомневалась.
Правда, когда Таська была без косметики, на нее можно было смотреть без дрожи. Если не всматриваться! Без косметики на первый взгляд она вообще казалась простенькой, настоящей серой мышкой.
