Николай Дубов - Беглец
— Эй! — загремело над ним.
Юрка вскочил. Рядом стоял Роман Безногий. Юрка сгреб свои одежки и бросился бежать.
— Ты чего, ты чего сдрейфил? — закричал Роман.
Юрка оглянулся и остановился — Роман был один.
— Чего ты как припадочный? — сказал Роман. — Меня боишься?
— Не, — сказал Юрка, — я думал…
На берегу, кроме него и Романа, никого не было. Солнце уже спряталось за уступом берега, вот-вот начнет темнеть. Значит, он долго проспал.
— «Думал», — сказал Роман. — Видно, у тебя ноги быстрей действуют, чем голова, сначала бежишь, потом думаешь.
Роман был совсем или почти трезвый, папки нигде не видно. Юрка начал одеваться.
— Постой, — сказал Роман. — Плавать умеешь? А нырять? У меня закидушка зацепилась, нырни давай…
Шагах в двадцати лежало Романово имущество — пиджак, кошелка и мятый котелок. От воткнутой в мокрый песок короткой палки убегал в море шнур закидушки. Юрка поднял его и, пропуская между пальцами, пошел в воду. Берег здесь оказался приглубый, волна поднялась Юрке до горла, он поплыл, загребая одной рукой, потом набрал воздуху в легкие и нырнул. Если бы не держаться за шнур, он, может, и достал бы до дна, но отпустить шнур он боялся — в воде уже было темно, — а добраться, загребая одной рукой, не удалось. Юрка вынырнул, повернул к берегу.
— Не достал? Эх, так его, придется лезть самому…
Роман отстегнул деревянную ногу, разделся и на одной ноге запрыгал к воде. Плыл он красиво и быстро, лучше, чем ходил по земле. Возвращаясь, он на четвереньках вылез на песок, смотал закидушку, снова ее закинул и опять запрыгал на одной ноге к одежде.
Юрка испуганно смотрел на искромсанную багровую культю.
— Что, не нравится? — сказал Роман. — Вот так, браток: был моряк, красивый сам собою, а теперь вечная слава и полторы ноги… — Он оделся, но, видно, плавая, продрог и зябко передернул плечами. — Выпить хочешь?
Юрка покачал головой.
— Ну и ладно, не приучайся. Все одно я б не дал, самому мало.
Он достал из кошелки бутылку, заткнутую тряпичной пробкой, запрокинул голову и половину мутной беловатой жидкости вылил себе в рот, как в воронку, потом достал кусок хлеба, понюхал и положил обратно.
— Ты что, рубать хочешь? — спросил он, поймав внимательный Юркин взгляд. — На, действуй.
Роман отломил себе небольшую корочку, остальное протянул Юрке.
— А где тебе ногу?.. — спросил Юрка, набивая рот хлебом.
— В Евпатории, в десант…
Он достал бутылку, запрокинул голову и вылил в себя остаток беловатой жидкости.
— У нас курортник утонул, — сказал Юрка. — Помнишь, на «Волге» в подвал приезжал?
Роман посмотрел на него помутневшими глазами и ничего не ответил.
— А ты знаешь, где Сенька-Ангел живет? — спросил Юрка.
— Шоферюга? — Роман кивнул.
— У него тетеньки такой нет, Ю л и в а н н а называется?
Вместо ответа Роман сказал:
— Слышь, Жорка…
— Да какой я тебе Жорка, когда я Юрка!
— А какая разница? — мутно посмотрел на него Роман. — Ты, слышь, собери давай, чего найдешь, костер зажгем, а то трясет меня…
В наступающей темноте собирать топливо было трудно, да и не бывало здесь никогда ничего путного, так только — палочки, тростник, пересохший кушир. Юрка нагреб ворох такого мусора, Роман ловко и быстро разжег костер, протянул к огню руки. За их спинами сразу стало темным-темно.
— Понимаешь, — сказал Юрка, — он утонул, а она осталась. И где теперь — неизвестно. Семен ее увез.
Роман уже опьянел, лицо у него набрякло, он бессмысленно таращился на огонь и вдруг закричал свою песню:
— Ой, був та й нема…
Юрка поднялся.
— Ты, слышь, принеси еще, мало собрал, — сказал Роман.
Юрка хотел сначала уйти потихоньку — пора было идти в Гроховку, пока там не легли спать, — потом ему стало стыдно: Роман отдал ему весь свой хлеб, а он сбежит. Где ему, одноногому, ходить по песку, собирать топливо…
Всё, что было поблизости, Юрка уже подобрал, теперь пришлось идти дальше. Глаза быстро привыкли к темноте и уже легко различали светлый песок и более темные полосы сора, выброшенного морем. Юрка набрал полную охапку и повернул обратно. Красная звездочка костра, приближаясь, разгоралась все ярче. Юрка стал различать световой круг на песке, сидящего Романа, отблески огня на невысоком глинистом обрыве. И в это время раздался топот скачущей лошади. Юрка бросил топливо, метнулся к обрыву и спрятался за его уступом. Неужели дед дал папке Дочку и тот его выследил? А может, его уже милиция ищет? Нет, милиционер на мотоцикле, у него лошади нет…
Топот оборвался, в световой круг на песке въехал пограничник.
— Кто такой? Зачем костер?
Роман поднял голову.
— Погреться.
— Гаси огонь!
— Ну да, как же!
Пограничник соскочил с коня, сапогами загреб песок раз, другой, догорающий костер задымил и погас.
— Кто еще с тобой? — спросил пограничник.
— Никого, — буркнул Роман, но тут же вспомнил: — Пацан тут один…
— Какой пацан?
— Ну, наш пацан, Жорка Нечаев. На сороковом километре живет…
Пронзительный лучик света рассек темноту, заскользил по берегу сначала в одну сторону, потом в другую. Юрка прижался к глине и затаил дыхание. Он никогда не думал, что карманный фонарь может так сильно и далеко светить.
— Смылся, — сказал Роман, — тебя испугался.
— Ладно, — сказал пограничник и погасил фонарь, — никуда от нас не спрячется. Собирай манатки, пошли.
— А чего я пойду?
— Расскажешь, зачем огонь зажигал.
— Да куда я на одной ноге пойду…
— Не шуми! Ты на службе был, шумарей боялся? И я тебя не боюсь. Иди!
— Так я ж тут живу, я Роман Безногий, меня все знают… И ты меня знаешь!
— Я тебя знаю, — со скукой в голосе сказал пограничник. — А порядок есть порядок.
— Ха, герой, диверсанта поймал!.. Да я за эту землю кровь проливал, без ноги остался!
— То — раньше. А теперь нарушил — отвечай.
— Не пойду!
— Пойдешь… Ну, топай!
Роман, яростно ругаясь, напялил пиджак, поднял кошелку и, увязая деревянной ногой в песке, пошел. Пограничник сел на лошадь, поехал следом. Юрка подождал, пока совсем затихли топот копыт и ругань Романа, вскочил и, зачем-то пригибаясь, побежал от берега.
Теперь уже нечего думать о Гроховке, надо бежать. Подальше от берега, совсем отсюда. Здесь его найдут в два счета. Пограничники — не папка с мамкой, у них и лошади, и мотоциклы, есть, наверно, и ищейки… И как он мог забыть, он же знал, что ночью нельзя на берегу зажигать огни! И Роман знал. Ну, тот спьяну, а Юрка же не пьяный… Сделать ему, может, ничего и не сделают, когда поймают, но уж обязательно вызовут отца, вернут домой…
Юрка добежал до колхозного виноградника и уже шагом пошел между рядами черных в темноте лоз. В случае чего здесь легко спрятаться, а виноградник еще не охраняли — виноград только завязывался.
Виноградник оборвался у грунтовки. Юрка повернул по ней вправо. Слева за дорогой мерцали редкие огоньки Ломовки. По дороге шли к переправе машины. Юрка сторонился, но руки не поднимал — не надеялся, что возьмут, да и денег, чтобы заплатить, не было.
Впереди смутно забелели стены дома и ограда. Юрка напряженно прислушивался и всматривался. Ни звука не долетело со двора, за мертвенно поблескивающими стеклами окон было темно. Под ноги ему метнулся черный клубок. Он потрепал Жучку по голове, она извивалась и подпрыгивала, норовя лизнуть в лицо. Окна их комнаты тоже были темны. Юрка постоял, глядя на дом, на тамарисковый бугор за ним, где еще недавно ему было так хорошо. Горло сдавило, в глазах стало щекотно. Он отвернулся и пошел дальше. Сзади требовательно и недоуменно тявкнула Жучка.
— Иди домой, — негромко сказал Юрка. — Домой!
Жучка повертела хвостом, побежала к дому. Перед Юркой неясно проступала в темноте дорога, убегающая к синеватому зареву.
Пневматические копры уже не работали, возле них сиротливо горели электрические лампочки. Причальную стенку с покрышками вместо кранцев освещали небольшие прожекторы. И на той стороне не было слышно стука копров, рычания бульдозеров. Посреди промоины стояла залитая светом землечерпалка. От нее шел железный грохот и хруст — отекающие водой ковши, как ступеньки ползущей вверх лестницы, поднимались и опрокидывались. Рядом с землечерпалкой чернела осевшая в воду грязнуха[5].
Сзади одна за другой подходили машины. Шоферы глушили моторы, выключали фары и собирались к причалу — покурить, «потрепаться» в ожидании парома. Юрка скользнул в тень и, стараясь не попадать под свет подфарников, пошел с левой стороны к хвосту машинной очереди. В кабине последней бортовой никого не было. Юрка подпрыгнул, ухватился за борт и по колесу забрался в кузов. Он был пустой. Юрка шагнул вперед и лег вплотную к переднему борту, чтобы водитель не мог увидеть его через заднее зарешеченное окошко в кабине. Почти тотчас стенку кабины озарил дрожащий нарастающий свет — сзади подъехала еще одна машина. Свет стал пронзительно ярким и погас — машина подъехала и остановилась. Машины подходили еще и еще — Юрка слышал шум моторов, голоса проходивших шоферов. Юрка лежал и думал об одном: только бы добраться до Евпатории. Там его искать не станут, а если и станут, не так скоро найдут, он успеет… О том, что успеет, Юрка старался не думать, он попросту не знал. Не знал, куда деваться и что делать.
