Бранко Чопич - Ноги в поле, голова на воле
И вот уселся дед Ниджо под вечер на своей кровати, а мы к нему жмемся с обеих сторон и упрашиваем:
— Расскажи да расскажи!
— О-ох-ох, — тянет дед, — я бы и рассказал, да не до того мне сейчас, сперва надо башмаки почистить. Смотрите, какие они грязные!
Мы с Иканычем опрометью кидаемся к его башмакам, принимаемся их чистить каждый по одному башмаку, а потом еще и жиром смазывать, чтобы они не промокали. Правый башмак Иканыч смазывает козьим жиром, левый я натираю свиным. От правого башмака несет козлом, левый отдает свинарником.
— Ну, теперь чистые, рассказывай!
— Правильно, детишки, ботинки у меня чистые, но как с ногами быть? Ноги-то у меня грязные, а это одно к другому не подходит. Эх, кабы кто-нибудь нагрел сейчас водички да вымыл мои ноженьки!
Мы с Илькой бросаемся наперебой наливать воду в котелок, греем котелок на огне и тщательно обмываем Ниджины ноги. После этого дед Ниджо, полностью удовлетворенный, снисходит наконец к нашим мольбам и приступает к рассказу.
— Так что же рассказать вам, об Усаче и Медведовиче?
— Об Усаче и Медведовиче.
Дед Ниджо пускается в увлекательное повествование, и все вокруг перестает для нас существовать. Мы переносимся в густые и дремучие леса, где хозяйничает исполин Усач, и в усах у него гнездятся бессчетные птицы. Затаив дыхание слушаем мы эту историю с начала до конца и еще долго потом пребываем в сказочном мире, очарованные и завороженные необыкновенными происшествиями.
Ночью, когда все живое в доме объято глубоким сном, Илька, взметнувшись на своей постели, кричит:
— Беги, Медведович идет!
— Стой, Усач на подходе! — без промедления отзываюсь я.
Взрослые спросонья усмиряют нас чем ни попадя: кто затрещиной, кто опанком, а кто и щипцами для углей, отлично обходясь без помощи лесных великанов. И снова все погружаются в сладкий сон, как будто бы ничего и не бывало. И лишь наутро мы с Иканом показываем друг другу шишки, полученные ночью в столкновении со злыми духами из Ниджиной сказки.
25
Илькина мама все полнела и раздавалась в ширину. Плавно двигалась она по дому и больше не драла Икету за его проделки, отчего этот негодник совершенно распустился.
Однажды возвращаемся мы с Илькой из школы, встречает нас у села одна старая женщина, наша соседка, и кричит нам издалека:
— Поздравляю тебя, Икета, у тебя брат родился!
Икан окаменел от неожиданности, только глазами хлопает. И я ничего в толк не возьму:
— Как это брат?
— А так, сегодня разродилась Икетина мать и принесла сына. Эгей, и тебя, Бранко, тоже надо поздравить с прибавлением младшего дядюшки.
— Ой-ля-ля-ля! — Я стал скакать на одной ножке от радости и напевать всем известную песенку: — Дядька, дяденька, милок, дай мне сладкий пирожок!
Увлеченный пением и танцем, я совершенно позабыл про своего Икана, а когда на него посмотрел, увидел, что он набычился, точно на медведя идет, и переминается с ноги на ногу.
— Ты что, Икан, не рад, что у тебя брат родился?
Илька злобно сверкнул на меня глазами, подхватил камень с дороги и, — бумп! — запустил им в меня:
— Замолчи сейчас же со своим братом!
Я не знал, что и подумать, видя Ильку в таком расстройстве, и мы молча дошли до дома. Подходим к нашему двору, а оттуда доносится какое-то кошачье мяуканье:
— Уа-уа-уа-уа!
Я остановился, прислушиваюсь. За мной и дядя Икан остановился и прислушивается.
— Это что еще такое? — недоумеваю я.
— «Что такое, что такое»! Это он самый! — выкрикивает Илька в сердцах.
— Кто это он?
— Гм, кто это он? Твой младший дядюшка.
И пока я пялюсь на него, все еще пребывая в растерянности, Илька, бешено вращая глазами, будто объевшись белены, решительно объявляет:
— Отныне этот дом мне чужой!
— Это почему же?
— А потому. В этом доме или он, или я! — гаркает Илька, отдуваясь, лягает подвернувшегося под ноги пятнистого поросенка и шмыгает в кукурузник.
Я зову его, жду его, Икана нет и нет. Что делать, поплелся я один домой.
— Эй, а что же твой дядя Икан не идет брата посмотреть? — встречает меня моя мама.
— Он в кукурузник забился.
— Ага! Стесняется! — заметил мой дед. — Я это сам на себе испытал. Когда у меня брат родился, я аж в другое село удрал, к тамошней родне, обратно меня на аркане привели.
Моя тетка Драга (как называл я Илькину мать, хотя на самом деле она приходилась мне двоюродной бабушкой, как жена дедушкиного брата) лежала в кровати и улыбалась мне оттуда. Потом поманила меня рукой и тихо спросила:
— Хочешь посмотреть на своего нового дядюшку? Заинтригованный и напуганный, я на цыпочках приблизился к люльке, стоящей подле теткиной кровати. На кого похож этот мой дядюшка, может быть, на кошку, раз он так мяукает?
— Подойди поближе, не бойся.
Я подошел и заглянул в люльку. Там внутри лежало что-то со сморщенным и красным личиком, с носиком пуговкой и закрытыми глазами.
Но он совсем не красивый, этот мой дядюшка!
Вот и ночь наступила, а Икан не появляется. В доме все забеспокоились:
— Куда пропал ребенок?
— Ты за него не бойся! — утешает тетку Драгу мой дед. — Этот не пропадет.
Утром приходит к нам соседка и приносит новости: ночь, мол, Иканыч спал у нее, а спозаранку ноги в руки — и в путь. Пойду, говорит, наймусь к кому-нибудь скотину пасти, а тот самозванец пусть в моем доме командует.
— Какой самозванец? — не понял дед.
— Да этот самый, брат его меньшой.
— Ох, люди, люди, чего только этому малому на ум не взбредет! — хмыкнул дед. — Я так и знал, что он заварит какую-нибудь кашу.
Утром Иканыча и в школе нет. Признаться, я уже соскучился по нему. То и дело на его парту оглядываюсь. Дороже мне его рожицу увидеть, чем полшапки орехов в подарок получить.
— Как ты своего нового дядьку назовешь? — спрашивает меня в переменку Славко Араб. — Предлагаю назвать его Тодор. У нас на выселках живет один Тодор, так он в прошлом году живого барсука поймал.
— Да здравствует Тодор, самый славный матадор! — продекламировала Вея.
Я рассказал ребятам, что мой новый дядюшка не умеет ни ходить, ни говорить, а девчонки мне не верят.
— Как это может быть, чтобы дядюшка не умел ни говорить, ни ходить. Врешь ты все.
Иканыча нет ни на второй, ни на третий день. Встревожился дед Рада и двинулся на поиски пропавшего. И вот в одном дальнем селе узнает он от старого крестьянина, что один мальчишка нанялся к нему ягнят сторожить.
— Нанялся, говоришь? — не верит дед своим ушам. — Да какое он об этом имеет понятие, бедовая головушка.
— Ого, еще какое! — воскликнул старый крестьянин, хозяин Икана. — Слышал бы ты, как он ловко себе жалованье выторговывал.
— О! Это я могу себе представить! — согласился дед. — Илька парень не промах.
— Но его не Илькой зовут, — возразил старый крестьянин. — Он мне по-другому назвался.
— Как же по-другому он назвался?
— Говорит, Бранко он, Бранко Гнедой.
— О господи! Значит, это другой какой-нибудь мальчишка. Дай-кось подожду я, пока он ягнят домой пригонит, посмотрю, какой он из себя.
Выглянул дед в окно, смотрит, ягнята ко двору идут, а за ними шагает не кто иной, как наш Икан.
— Да это он самый и есть! — довольно закрякал дед.
Не успел Иканыч во двор войти, как навстречу ему выходит на крыльцо старый крестьянин, а за ним и мой дед. Илька так и остолбенел.
— Знаком тебе этот человек? — обращается к Ильке старик. Иканыч качает головой и твердо заявляет:
— Нет, не знаком!
— Так уж и не знаком? — напирает хозяин.
— Отродясь я не видел этого кривоногого старикашку! — брезгливо бросает этаким солидным басом Икан.
— Это я-то, выходит, старикашка, да еще и кривоногий вдобавок! — возопил дед. — Первый раз такое слышу! Да у меня ноги прямые и ровные, как у цапли, вот посмотрите!
И, обернувшись за поддержкой к хозяину, дед задрал широкие штанины своих брюк, а тот с полной серьезностью подтвердил:
— Прекрасные ноги, ровные, как две палки. Что это ты, Бранко, над ним надсмехаешься!
— Да какой он Бранко?! — взбунтовался дед. — Это же Илья, Илька, Икета, Ильяшка, Илькастик, Ильюшка-цыплюшка, Иканыч-тараканыч и всякое такое. Разве не так?
— Не так, старикан. Бранко Гнедой, и больше никаких!
— Ну хорошо, раз ты Бранко, я все твое имущество передам твоему младшему брату, — невозмутимо заметил дед. — И тот твой надел, и луг, и коня, и фруктовый сад…
— Ну уж нет, я не допущу, чтобы все мое досталось этому пискле и плаксе! — взвизгнул Илька. — Я ему покажу! Чтобы я в поденщиках надрывался, а он чтобы в моей вотчине распоряжался? Пока я жив, не будет этого!
— Ну хорошо. Тогда пошли, уладим дело, — согласно кивнул дед. — Поди попрощайся с хозяином.