Тэцуко Куроянаги - Тотто-тян, маленькая девочка у окна
Сыграли в «камень, бумагу, ножницы», чтобы разбиться на группы. Времени много не потребовалось – получилось шесть групп. Вырыли ямки и обложили их кирпичами. Сверху положили железные прутья, чтобы ставить кастрюли. Пока одни устраивали очаги, другие таскали из леса валежник или промывали рис. Затем распределили остальные обязанности. Тотто-тян вызвалась резать овощи и взяла на себя приготовление супа. В помощь ей выделили мальчика постарше, но он только мешался: куски у него получались либо слишком крупными, либо совсем крохотными. Правда, старался он изо всех сил – на кончике носа повисла капелька пота. Зато Тотто-тян ловко резала баклажаны, картофель, лук, корни лопуха и другие овощи, которые принесли с собой ребята. Причем делала это красиво, аккуратно, как мама, чтобы есть было приятно. Вдобавок она решила угостить ребят чем-нибудь солененьким: нарезала огурцы и баклажаны тонкими ломтиками и натерла их солью. Время от времени она бросала взгляд на помощника, у которого не все ладилось, и давала ему советы. В такие минуты она чувствовала себя на мамином месте. А ее соленья вызвали у всех восторг.
– Ну что вы, я просто решила попробовать… – скромно потупилась Тотто-тян в ответ на восторги.
Вопрос о том, чем заправить суп, был вынесен на всеобщее обсуждение. Поднялся гам, каждый спешил высказать мнение. В лесу на разные голоса щебетали птицы, казалось, и они судачат о супе. И вот из котелков потянуло аппетитным духом.
До сих пор мало кто видел, как готовится обед дома. Теперь же открытие шло за открытием: как нелегко и в то же время приятно заниматься стряпней, как на глазах меняются продукты и многое другое.
Наконец все было готово. Директор рассадил детей на траве вокруг очагов. Каждой группе досталось по кастрюле с супом и котелку с рисом. Но перед едой Тотто-тян осуществила свой замысел: приподняв крышку с кастрюли, она вскрикнула: «Ой-ой-ой!», будто сильно обожглась, схватилась за мочки ушей и лишь после этого сказала: «Ну, можно нести!» Не понимая, к чему все это, все терпеливо ждали. Манипуляции Тотто-тян с крышкой и ушами не произвели ожидаемого впечатления, но по крайней мере сама она была довольна. Ребята не сводили глаз со стоящих перед ними пиал с рисом и чашек с дымящимся супом. Еще бы, проголодались, но, конечно, самое главное заключалось в том, что они сами приготовили все это!
После того как спели песенку «Хорошо прожевывай…» и сказали обычное «С удовольствием отведаю», в лесу воцарилась тишина. Не умолкал лишь водопад.
«Ты хорошая девочка!»
Стоило директору завидеть Тотто-тян, как он говорил: «Ты на самом деле хорошая девочка!» Каждый раз при этом Тотто-тян улыбалась, подпрыгивала от удовольствия и отвечала: «Да, я хорошая девочка!» Ведь она действительно так считала.
Тотто-тян и правда была почти всегда хорошей девочкой. Доброжелательная, особенно внимательная к друзьям с физическими недостатками, она всегда была готова защитить слабого. Случалось, ученики из других школ дразнили ее приятелей, тогда Тотто-тян яростно набрасывалась на обидчиков, хотя ей самой крепко доставалось. Не менее самоотверженно она ухаживала за больными животными.
В то же время учителей поражало ее странное поведение, особенно когда она обнаруживала что-нибудь интересное, удивительное. И это бывало уже не раз.
На утренней линейке, к примеру, Тотто-тян маршировала, зажав косички под мышками, так что они торчали сзади маленькими хвостиками. Во время уборки класса, в день дежурства, Тотто-тян обнаружила на полу люк, через который проверяли мотор, когда вагон еще бегал по рельсам. Подняв крышку, Тотто-тян смела в люк весь мусор, но закрыть его уже не смогла. Поднялась суматоха… Однажды, услыхав, что в мясных лавках туши подвешивают на крючьях, Тотто-тян еще с утра забралась на самый высокий турник и повисла на перекладине. Так и болталась на одной руке, пока проходившая мимо учительница не спросила ее, в чем дело. Тотто-тян закричала: «Сегодня я туша!» – рука разжалась, и она грохнулась на пол, да так, что потом целый день словечка вымолвить не могла. Ну и, конечно, печальный случай с выгребной ямой…
Тотто-тян частенько вытворяла подобное, но директор никогда не вызывал в школу ее родителей. Точно так же он относился и к другим детям. Все вопросы решались в школе. И когда выяснялось, что ребенок виноват и искренне раскаивается, директор советовал: «А теперь пойди извинись» – или что-нибудь в этом роде.
Что же касается Тотто-тян, то можно себе представить, как часто жаловались на нее учителя и родители других учеников. Но все-таки директор при каждом удобном случае говорил: «Ты на самом деле хорошая девочка!»
Если бы взрослые услышали его, то наверняка обратили бы внимание на ударение, которое директор делал, произнося: «на самом деле».
Тем самым он пытался внушить Тотто-тян: «Может быть, кто-то и считает тебя плохой девчонкой, но на самом деле в твоем характере есть немало достоинств, которые мне прекрасно известны».
К сожалению, прошло много-много лет, прежде чем Тотто-тян осознала истинный смысл его слов. Но и тогда это не прошло даром: Тотто-тян обрела уверенность в том, что она, несмотря ни на что, все-таки «хорошая девочка». Часто, собираясь напроказничать, она передумывала, вспомнив похвалу. Но, к сожалению, порой вспоминала она о ней с запозданием, когда дело было сделано.
Как бы то ни было, директор Кобаяси не уставал повторять: «Тотто-тян, ты на самом деле хорошая девочка!»
Его невеста
Тотто-тян была опечалена.
Она уже училась в третьем классе, и ей очень нравился ее одноклассник Тай-тян. Он был такой умный и так хорошо разбирался в химии! К тому же Тай-тян изучал английский, и именно от него она узнала, как англичане называют лисицу.
– Тотто-тян! – сказал он. – Ты знаешь, как будет по-английски «лисица»? Фокс.
«Фокс». Это слово целый день звучало в ее ушах. С тех пор каждое утро, войдя в класс, Тотто-тян доставала свой перочинный ножик и остро-остро затачивала им карандаши, лежащие в пенале Тай-тяна. Свои она так никогда не точила, просто обгрызала, и все.
Но сегодня Тай-тян был груб с ней. В обеденную переменку Тотто-тян прогуливалась в своем излюбленном месте позади актового зала.
– Тотто-тян! – окликнул ее Тай-тян. Его голос прозвучал необычайно сердито, и она с удивлением остановилась. Переведя дыхание, Тай-тян выпалил: – Вырасту, ни за что не возьму тебя замуж, сколько ни проси!
И пошел прочь, низко опустив голову. Тотто-тян изумленно проводила его взглядом. В эту минуту она почему-то думала о том, какой он умный, Тай-тян. Череп у него, наверно, до отказа набит мозгами, недаром в школе его прозвали «неправильной дробью» – за то, что голова была крупной, несоразмерной туловищу.
Тотто-тян засунула руки в карманы и задумалась: чем она могла его обидеть? Вроде бы ничем. Тогда она решила посоветоваться с подружкой, Миё-тян. Выслушав Тотто-тян, Миё-тян рассудительно проговорила:
– Ничего удивительного! Вспомни, Что произошло сегодня на сумо. Ты так бросила Тай-тяна, что он вылетел с ринга! Голова-то у него тяжелая… Как тут не рассердиться!
Тотто-тян искренне пожалела о том, что случилось. И как ее угораздило обидеть такую умницу! Ведь он так нравился ей, что она каждое утро затачивала ему карандаши… Увлеклась, забылась… Что делать, слишком поздно, теперь она уже никогда не станет его невестой…
«Все равно я по-прежнему буду затачивать ему карандаши! – решила она. – Ведь я люблю его…»
Захудалая школа
В те годы, как и теперь, школьники любили веселые частушки и дразнилки. Даже в той школе, откуда исключили Тотто-тян. После уроков, едва выйдя за ворота, ребята оборачивались к школе и скандировали:
Школа Акамацу старая, захудалая!А зато какая – удалая!
Но если мимо проходили ребята из другой школы, то они обязательно показывали пальцем на школу Акамацу и во всю глотку принимались поносить ее:
Школа Акамацу какая удалая!А внутри совсем захудалая! Ой-ой-ой!
Крепкое здание или ветхое – определить нетрудно, но учиться в старой школе не считалось зазорным. Смысл дразнилки заключался в ее второй строчке: главное не само здание школы, а чему в ней учат. И это ребята прекрасно понимали. Следует добавить, что песенки эти нельзя было распевать в одиночку, надо было, чтобы собралось по меньшей мере человек пять-шесть.
И вот что произошло однажды. Дети отдыхали после уроков. В школе они могли оставаться до «выгоняя», как говорили дети, то есть до последнего звонка, а поскольку директор справедливо полагал, что детям необходимо иметь свободное время, которое они могли бы посвятить любимому делу или игре, то в «Томоэ» «свободное время» после уроков было продолжительней, чем в обычных начальных школах. В тот день, как обычно, играли в мяч, подтягивались на перекладине, копались в песочнице, вылезая оттуда совсем чумазыми, лазали на деревья, поливали цветы. Несколько старшеклассниц, усевшись на крылечке, оживленно болтали друг с другом. Лишь немногие – и среди них, конечно, Тай-тян – задержались в классе. Они занимались химическими опытами: что-то кипятили в колбах, возились с пробирками. Несколько ребят сидели в библиотеке, а большой любитель животных Амадэра изучал бродячего кота, подобранного только что на улице, – перевернув на спину, заглядывал ему в ухо. Короче говоря, каждый выбрал себе занятие по вкусу. Вдруг с улицы донеслась громкая дразнилка:
