Мне ли бояться!.. - Александр Анатольевич Трапезников
— Оставь. Не заводи волынку, — с укором произнесла она. — Будь проще.
Ксения замахала нам рукой, и мы пошли в зал. Погас свет, на экране замелькали кадры из фильма «Преступление и наказание», тот фрагмент, где Тараторкин, то есть Раскольников, засовывает топор в петлю под сюртуком и идет мочить старуху-процентщицу. Вокруг нас раздавались смешки и шуточки.
— Понятно, что сейчас актуальнее газовый пистолет — и можно обойтись без жертв, — сказала Ксения, когда зажгли свет. — Но поговорим мы о другом. Если вы читали Достоевского, в чем я не совсем уверена, то вспомните о том вопросе, который мучил главного героя: «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Я понимаю, что вам трудно, да и некогда поднапрячь мозги, но призадумайтесь над этим вопросом. — Ксения вела программу так же, как и держала себя в жизни, — иронично и небрежно. — Если я опрошу вас, кто хочет иметь право, а кто быть дрожащей — как ее? — тварью, то тут все ясно. Все скопятся в одном секторе. А я сделаю иначе. Я спрошу вас: чувствуете ли вы достаточно силы и смелости, чтобы переступить черту, разумеется, без всяких убийств, за которой успех и благополучие, или желаете жить спокойно, мило, тихо, по принципу: не высовывайся? — Ксения оглядела зал.
Ловко она все переворачивает, подумал я. Я с самого начала понял, в каком балагане оказался. И почти все жуют.
— Смотря какая черта! — пискнула одна девушка, и Ксения устремилась к ней.
— Нравственная, крошка, нравственная. Малюсенькая такая черта, за которой совесть начинает бить копытцами. До кого не дошло, приведу пример. Чаши весов. На одной — миллион долларов, на другой — слеза ребенка, о которой так любил рассуждать наш великий писатель. Итак, ваш выбор?
Раздались разные голоса, Ксения только успевала подбегать с микрофоном:
— Ребенок мой или чужой?
— Мне бы и полмиллиона хватило.
— Что значит «слеза ребенка»? Дети все время плачут.
— Возьму миллион, а часть — в детский дом. И все счастливы.
— Сначала дайте, потом скажу!
— Стоп! — остановила Ксения. — Сформулируем иначе: перед вами два пути заработать миллион долларов. Первый путь — долгий, целенаправленный, кропотливый, а второй — быстрый. Надо только пожертвовать кое-чем. Отказаться от своего идеала. Выбирайте, кто за первый — садятся в правый сектор, за второй — в левый. А пока мы попросим спеть нашу горячо любимую Анжелику!
Я усмехнулся. Только утром Ксения крыла ее на чем свет стоит, когда я включил приемник. Пока Анжелика открывала рот под фонограмму и вертелась перед камерой, я шепнул Полине:
— Может, пойдем отсюда?
— А мне интересно, — ответила она. Ну, конечно: бородатый оператор так и наезжал на нее со своей техникой.
В трех секторах оказалось примерно поровну. Ксения стала приставать к каждому: почему он поступает так, а не этак? Лишь наш нейтральный сектор не трогала. Только бросила мимоходом:
— А вам, ребята, что, миллион долларов не нужен?
Дался ей этот миллион. Я бы взял: хоть сразу, хоть в рассрочку, потому что идеал — понятие отвлеченное, дым над головой. Да и у кого он есть в наше время? Я вообще-то хотел бы быть богатым. Но наполовину. Вот так. Чтобы одна половина богатая, а другая — бедная. Для равновесия. А по правде говоря, я уже начинал злиться, что пришел сюда. Ксения сверкала на меня глазами, ей хотелось, чтобы я сказал что-нибудь из того, чем она пичкала меня утром, а я нарочно молчал.
Они все продолжали пилить это бревно, пересаживаясь с места на место, Анжелика в перерывах открывала рот, как рыба в аквариуме, а Ксения подбрасывала все новые задания. Миллион или спасение незнакомого человека? Миллион или лучший друг? Миллион или десять лет в тундре со своим любимым? Язык у нее был хорошо подвешен, и в конце концов она так всех запутала и заговорила, что никто уже ничего не соображал. У всех перед глазами лишь зеленые бумажки плыли. Напоследок она приготовила еще одно испытание.
— Предлагаю вам такую забавную ситуацию. Два варианта. Один: в вашей жизни ничего не меняется, вы живете, как жили, плохо ли, хорошо — не важно, возможно, вы добьетесь успеха, возможно — нет. Другой: вам снова дают этот злосчастный миллион долларов, но вы начинаете новую жизнь, вы как бы рождаетесь заново, может быть, в иной семье, стране, времени. Подумайте хорошенько. Итак, в левый сектор пересядут «новые люди», в правый — «старые».
Пока шло великое переселение народов справа налево, Ксения продолжала говорить:
— Наша страна наконец-то вступает в цивилизованный мир, сбрасывает варварские одежки, и именно от вас, молодого поколения, зависит ее будущее, ее процветание и слава. Именно вы — молодые, красивые, умные, талантливые, способны впитать все то новое, что принесла нам демократия. Я даже завидую вам, друзья. Вам открыты все дороги, вам неведом страх. Что может быть лучше этого? Я вижу, что левый сектор значительно наполняется. Я понимаю вас: каждый хочет начать новую жизнь, да еще с таким стартовым капиталом! Нейтралы, а вы что медлите?
Я посмотрел направо: там сидело всего несколько человек, но и из них вскоре остались лишь три девушки, одна из которых чем-то напоминала мою сестру.
— Ну что, пошли? — спросила Полина. — А то мы тут как два волоска на лысине.
— Пойдем, — согласился я.
Только я почему-то не подумал, что мы можем пойти в разные стороны. Полина села в левый сектор, рядом со Светой, а я — с теми, кого было меньше. Не потому, что я всегда на стороне меньшинства. Просто пусть у меня даже плохая жизнь, странная, неудачная, но я сам в состоянии ее изменить, оставшись собой, со своими близкими и родными. А начать новую — это отрезать от себя даже память о них. Отречься от всего. Ловко придумано. Ай да Ксения, ай да волкодав!..
Левый сектор уже переполнился, и Ксения взмахнула рукой в его сторону:
— Вот оно — новое поколение России! У них будет все новое: мысли, любовь, счастье, сама жизнь. Я приветствую вас, сделавших свой выбор. А для вас исполнит также новую песню наша общая любимица — Анжелика!
Когда эстрадная прелестница закончила свой номер, Ксения приблизилась к нам.
— Ну а вы что нам скажете, друзья? Не скучно вам на одинокой дороге? — Микрофон торчал перед моим носом, и я забрал его. Меня прямо распирало желание врезать по всей этой буффонаде. Но больше всего было обидно за Полину.
— Здорово вы всех дурачите — вот
