У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно
Той ночью Лалага вдруг проснулась и пару секунд не могла понять, где находится. Было темно, и ей показалось, что она снова в «Благоговении», в огромной спальне на тридцать кроватей, занавешенных белыми пологами.
«Кто-то болтает, – подумала она, услышав приглушенный голос. – Так они, пожалуй, воспитательницу разбудят».
Но тут же вспомнила, что уже вернулась домой, узнала свою огромную кровать – и голос Тильды.
Погодите, она же спит! А Лалага и не подозревала, что сестра разговаривает во сне.
– Да, – сказала Тильда. – Да, я тоже. Очень. Ну да! Ты прекрасно знаешь, как, – она вздохнула, потом хихикнула.
Что же такое ей снится?
Лалага уже затаила дыхание, чтобы не разбудить сестру, как вдруг осознала, что матрас слишком уж прогнулся в её сторону, а значит, в постели она одна. Да и голос сестры раздавался не сбоку, а дальше, от окна. Там, где сквозь прикрытые ставни протянулась бледная полоска света, виднелась тёмная тень.
Лалага была настолько поражена, что инстинктивно приподнялась на локтях, пытаясь хоть что-то разглядеть, и кровать заскрипела.
– Уходи! – испуганно прошептала Тильда.
На улице послышались быстрые осторожные шаги.
– Кто там? – вполголоса спросила Лалага.
Сестра не двигалась, даже не повернула головы.
– Никого. Спи.
– Я слышала, как ты с кем-то говорила.
– Да отстанешь ты от меня или нет, паршивка? – раздражённо зашипела Тильда. – И днём, и ночью преследуешь! Кто тебя приставил шпионить за мной? Твоя мать? Или моя?
– Я вовсе не шпионю. Ты меня разбудила. Как же мне не услышать?
Тильда с грохотом опустила ставни, которые подняла, чтобы поговорить с таинственным незнакомцем, и, фыркнув, вернулась в кровать, заскрипевшую в темноте под её весом.
– Если я скажу тебе кое-что, поклянись, что никому не расскажешь! – начала она заговорщическим тоном.
– Нет. Хватит с меня твоих секретов. Знаешь, что? Меня это ни капельки не волнует, – ответила Лалага, натягивая на голову подушку. – Дай поспать.
– Пожалуйста. Это очень важно, – голос Тильды стал умоляющим.
– Для тебя – может быть. Но не для меня. Спокойной ночи.
– Слушай, я уверена, что если ты все узнаешь, ты меня поймёшь.
– Нет.
– Лалага, что за ребячество! Ты уже большая девочка. Если мы не можем друг другу доверять...
– Так это ты мне не доверяешь! Иначе зачем столько клясться? Мне можно рассказать всё, что только захочется.
– И ты никому не проболтаешься?
– Конечно, нет.
– Даже Ирен?
– Ирен – не то, что другие. Она моя лучшая подруга. Мы всё друг другу рассказываем.
– Но она же не моя лучшая подруга, а секрет МОЙ, и он должен остаться только между нами. Обещай, что не расскажешь о нём даже Ирен.
– Нет.
– Тогда ты шпионка, сплетница, трещотка проклятая!
И, к удивлению Лалаги, кузина расплакалась.
– Не могу больше! Не могу! – рыдала она.
Лалага протянула руку и погладила её по плечу.
– Ну, хватит, не надо, – почувствовав, что жалеет сестру, она смягчилась. – Ладно, я не скажу даже Ирен. Доверься мне.
– Обещаешь?
– Обещаю. Давай, рассказывай.
Глава двенадцатая
Поминутно всхлипывая и вытирая слезы уголком простыни, Тильда наконец раскрыла тайну своей ссылки: это было, как уже поняла Лалага, наказание и одновременно предосторожность, чтобы не дать ей встречаться с парнем, в которого она влюбилась на рождественских каникулах.
– Но «они» узнали только в мае и пришли в ярость.
– Почему это?
– Говорят, я ещё слишком маленькая.
– Тебе уже почти четырнадцать лет!
– Именно. Но для моей матери, отца, для всех дядюшек и тётушек, дедушки и бабушки, я по-прежнему сопливая малолетка. И он, по их мнению, не лучше.
– А сколько ему?
– Четырнадцать, как и мне. Исполнится перед Рождеством.
– Как его зовут?
