Николай Егоров - Операция «Дозор»
Пантелей шел вдоль следов, и фантазия, о которой он только что подумал так пренебрежительно, овладела им.
Она перенесла его в ночь. С крепкой веревкой и оружием (потом будет видно, с каким) Пантелей Кондрашин выходит на задание. Он занимает заранее подобранное и подготовленное место. Такое, чтоб никто его не увидел, никто его не услышал, оказавшись даже в сантиметре от него.
При свете луны и звезд радистка выбирается из леса на тропу. Самую тоненькую веточку задевает она, и самый слабый звук родится. И Пантелей улавливает его. Ночью-то это легче, чем днем. По звуку же он определяет тот момент, когда радистка выходит на тропу. И непременно задерживается, выбирая, какие ветви раздвинуть, куда двигаться дальше. Ну и ношу поправляет. Секунда-другая набежит — этого достаточно.
Он неслышно встает, приближается к ней вплотную, тихо приказывает:
— Ни с места! Ни звука! Руки вверх! Малейшее движение — смерть!
В его шепоте — уверенность и угроза.
Ночью в лесу женщине и без того страшно. А холодный приказ на пустынной тропе приводит ее в ужас. Она немеет и коченеет. А он времени не теряет: связывает руки, заталкивает в рот носовой платок. Велит ей сесть и опутывает ноги веревкой. Оттаскивает ее в тень и привязывает к дереву. Прячет рацию. Берет оружие и требует сообщить условный сигнал. Особенно долго допрашивать некогда. Так что, если она смолчит, придется нарушителя брать в трудных и опасных условиях. Что ж, Пантелей знает, на что идет…
Нарушитель будет ждать радистку. Или будет стремиться к обрыву, уверенный, что она там. Как только он окажется под обрывом, Пантелей свалится ему на голову. Тут любой хоть на миг растеряется. В этот миг и скрутить шпиона. Возможно, надо будет предварительно оглушить его. Только оглушить на время, чтоб потом все необходимые сведения взять: с кем связан, кто и где на него работает, расписание радиопередач и шифры.
Дальше — проще! Позвать людей из лагеря. Группу носильщиков из ребят старших отрядов создать. Доставить шпиона и его радистку на погранзаставу…
Ну, а если в смертельной схватке с врагом придется сложить голову, то тут ничего уж не поделаешь — борьбы без жертв не бывает.
Дорога покатилась вниз. Чтоб сэкономить время, Пантелей побежал.
Дорогу обступили кусты орешника и огромные старые дубы. Листву замело пылью. Тесный коридор петлял. Трудно приходится здесь водителям! Только успевай крутить баранку! А непривычному пассажиру и укачаться недолго!
Треск впереди, за поворотом, заставил Пантелея остановиться.
В живой тишине леса прозвучал какой-то посторонний шорох.
Пантелей бросился вперед.
На дороге было пусто. В кустах кто-то возился.
Кто?
Охотник? Чего бы он прятался…
Зверь? Он убегал бы, продираясь сквозь заросли. Если это, конечно, не тигр, приготовившийся к прыжку. Откуда тут тигры? Может, они бродили в этих местах… в доисторические времена.
Радистка? Среди бела дня?
Было жутко. И Пантелей смешил себя для смелости рассуждениями о доисторических временах и крался к зарослям. Возня там уже прекратилась. Лишь одна ветка, теряя пыль, раскачивалась в сухом и теплом воздухе.
Кто-то прятался в кустах орешника. Он мог видеть Пантелей и даже мог целиться в него…
— Эй, кто там? Вылезай! — Пантелей хлопнул себя по заднему карману шортов, будто в нем был пистолет. — Считаю до трех!
Никто не отозвался.
Хитрить так хитрить:
— Считаю до трех, а потом стреляю! Раз!.. Два!..
Он не спешил произнести «три» — надо будет стрелять, а из чего?
Неожиданный и оттого показавшийся громким, как выстрел, донесся всхлип.
Пантелей оторопел. Неужели и вправду наскочил на радистку? Неужели перепугал ее до слез? Вот будет дело, коли он сейчас ее задержит? Вот удача будет!
— Я сохраню вам жизнь, если вы немедленно сдадитесь, — раздельно сказал Пантелей. — Выходите, я не стану стрелять. Обещаю вам это!
Всхлип повторился.
— Будьте благоразумны! Еще раз требую: выходите! Еще раз обещаю: жизнь вам сохраню!
— Звали тебя! — вдруг обиженно пожаловался тонкий, не женский и очень знакомый голос. — Стреляй!
Пантелей растерянно молчал.
Треща кустами, на дорогу вышел Митя Янцевич.
На волосах, на пиджачке и шортах — пыль и паутина. Босоножки в руках. На ногах — носки.
— Я не тебя искал, — признался Пантелей и поправился. — Я не искал тебя. Я гулял и случайно напал на тебя…
— Гулял ты, — с недоверчивой усмешкой произнес Митя, стряхивая с себя пыль.
Пантелей постучал кулаком по груди:
— Точно!
Поклялся и замер, озадаченный мысленным вопросом, а Митя тут что делает?
— А ты почему тут? — подступил Пантелей к Мите. — Куда ты направляешься?
Пантелей уже понял, что следы на дороге оставил Митя. Но что ему нужно на пустынной дороге, что завело его сюда? Кого он ищет. Тоже за радисткой гоняется? Пограничник нашелся — только со следу сбил и времени уйму забрал.
— Домой иду! — вскричал Митя, показывая, что терять ему нечего. — К маме еду! Что мне лагерь! Что мне все вы! Уеду от вас, уеду!
— Ну и уезжай, а орешь чего!
Митя смутился, опустил голову:
— Никому не говори, что встретил меня, ладно?
— Ладно. А куда ты идешь?
— На хутор. Оттуда — на автобусе до пристани. А там — на катере. Из города — поездом домой.
— Пожалуй, правильно рассчитал. Только на хутор есть путь покороче. Этим до вечера будешь идти.
— Переночую где-нибудь. На сеновале.
— Начитался про сеновалы и ерунду говоришь, — сердито сказал Пантелей. — В горах и в сене ночью окоченеешь. Лучше уж без ночлега обойтись. Пошли, покажу короткую дорогу.
— Правда, покажешь?
— Что с тобой делать? Обещал — покажу…
— Вот спасибо! Только не сердись.
— А как не сердиться? Хорошо, что я знаю, где ты. А не знал бы? Чего бы только не передумал, обнаружив, что тебя в лагере нет. Представляешь, каково всем в отряде придется? Что будет с Ириной Родионовной и Валерием Васильевичем? Между прочим, за тебя — с них спросят…
— Я из дому телеграмму дам, что виноват во всем.
— А пока ты до дому доберешься, что с матерью будет? Ей ведь сразу сообщат: «Ваш сын пропал».
— А может, я быстрей доберусь, чем телеграмма из лагеря. Ты немного выжди и доложи.
— Балда ты! Докладчика нашел! Идем, пока не поздно…
— У меня карта есть, — Митя достал из кармана знакомый Пантелею листок. — Как мы пойдем…
— У тебя тут не все обозначено, — Пантелей наугад ткнул пальцем. — Вот так двинемся и угол срежем. А дальше — дело покажет.
Митя заметно устал, брел, отставая от Пантелея и полностью доверяясь ему.
Пантелей мысленно рисовал свою карту-схему. Он припомнил путь, который преодолел, и попытался представить, в какой стороне по отношению к лагерю они теперь находятся. Если считать, что лагерь повернут к морю фронтом, то они зашли с тылу. Где-то поблизости пролегают тропы, которые начинаются возле отрядного места. Хорошо, что дорога петляет: Митю это собьет с толку.
Ходьба разгорячила тело. По лицу и шее тек едучий пот. И оттого хорошо чувствовалось, как в природе спадала жара. Небо было еще горячим, тепло пахла дорожная пыль, а из-под деревьев тянуло свежестью. Тени густели — предвещали приближение вечера.
Повара в столовой, наверное, ужин приготовили. Скоро дежурные пойдут накрывать столы. А потом аппетитно заиграет горн…
— Карту ты составил, — с укором произнес Пантелей. — А едой не запасся. Ты что, надеялся найти сеновал с кладовкой, где колбаса и хлеб?
— На пристани буфет…
— Буфет на пристани? Что там в буфете? Пиво!
— Жареная рыба! Жареное мясо. Жареные пирожки, — причмокивая, перечислил Митя.
Пантелей втянул воздух ноздрями, точно вдыхал аромат жареного:
— И куры жареные бывают…
— А если в кулинарию попасть, можно и картошку жареную купить. Она недорогая — семьдесят копеек килограмм.
— Картошку лучше всего в костре испечь…
— Надвое разломить и со сливочным маслом…
— Это необязательно. Присолить и — ммм!
Дорога выгнулась дугой и заскользила наискосок по склону, на дно впадины. Там к ней выбежала тропа. Пантелей уверенно повел Митю по этой тропе. Вслед за нею пришлось лезть на осыпающийся откос, а потом перепрыгивать через поваленные деревья. Когда тропа выпрямилась, ребята заговорили снова о еде, в животах раскатисто заурчало.
— Сколько всякого на столах оставляем! Теперь хоть что-нибудь бы сюда.
— Я и от манной каши не отказался бы, — сказал Митя.
— А что, манная каша — вещь!
— Да и пшенная!
— Пшенная с луком — ууу!
— А с кусочками жареного сала, чтоб хрумтело, — ооо!
— Знаешь, ходили мы с папой на рыбалку…
— И уху варили, — нетерпеливо подсказывает Митя. — В ведре!
