Николай Егоров - Операция «Дозор»
Хорошо бы побывать на том месте, посмотреть, что там и как. Должны какие-то следы обнаружиться. Да как уйдешь? Олег Забрускин подначивает Бастика, а сам не сводит глаз с Мити и Пантелея — все думает, что они замышляют.
Ленка Чемодан пригорюнилась под навесом — даже жалко ее. А между тем она сейчас зла, как сто тигров: двинься за пределы отрядного участка, такой крик поднимет, что не обрадуешься.
Капа Довгаль читает книгу, порой отрывается и задумчиво останавливает свои мохнатые глаза то на одном, то на другом. Чаще всего и дольше всего почему-то на нем, на Пантелее. Она не выдаст, но неловко на виду у нее давать стрекоча. Она не знает, что у тебя на уме, и покажется ей что-то нехорошее. А этого почему-то не хочется.
Чем больше препятствий, тем сильнее желание. В этом Пантелей убеждался не раз. Но случается, что исключительно сильные желания исполняются самым неожиданным образом. Так вышло и теперь.
На пляже появился Полторасыч, и все взоры обратились на него. Никогда прежде его здесь не видели. Может, он не любил купаться, а может, из-за множества хозяйственных дел у него времени на море не хватало. Полторасыч поговорил с начальником лагеря, потом с Орионовной и Валерием Васильевичем. Все ждали и гадали, что стряслось, что предстоит?
Валерий Васильевич созвал ребят пятого отряда:
— Все мы поступаем в распоряжение Павла Тарасовича. К празднику Нептуна нужны водоросли…
— Ура!.. Урррра!
Восторг и гордость звучали в дружном хоре. Восторг потому, что просто купаться в море — это одно, а лезть в воду за водорослями — это другое, совсем другое! Гордость потому, что важное дело доверили не первому или второму, а именно пятому отряду! И пусть они, старшие, позавидуют! А о «ромашках» и «чебурашках» и говорить нечего!
Пантелей кричал «ура!» громче всех и даже подпрыгивал. Для него это задание как раз наруку: подводные луга начинались за оранжевыми глыбами. С засады над обрывом то место в море казалось особенно темным, воду рябило там больше, чем на глубине. На многие сотни метров тянулись эти луга, и можно было подумать, что именно они, обильные водоросли, привлекли сюда каменных «моржей»…
Ближе к берегу, среди торчащих из воды камней, — желто-зеленые водоросли. Всюду серебрились воздушные пузырьки. Они и держали водоросли на плаву, у самой поверхности. А подальше колыхались у дна бурые кусты с мелкой грубой листвой. За ними и полез Валерий Васильевич, взял с собой Саньку и Пантелея.
Под водой лежали нагромождения пористого камня. Станешь — по пояс. Водоросли сплетались у камней, в песчаных низинах, куда надо было нырять.
Пантелей нырнул с открытыми глазами и подумал вдруг, что тот нарушитель границы мог пробираться вот тут, вдоль камней; по-над узкой полоской песка. Свети не свети — не разглядишь его. Он же наверняка в легководолазном костюме, юлит себе, забившись в тень, как бычок. Пантелей уставился на бычка, который чуть ли не оглаживал брюшком камень. Но воздух в легких иссяк, и Пантелей выскочил на поверхность.
— Случилось что? — забеспокоился Валерий Васильевич.
Пантелей не ответил, вздохнул поглубже, бросился ко дну, ухватился за огромный куст, вытянул его и поплыл к берегу.
Навстречу — ребята из новой смены.
Ребята, что ждали своей очереди нырять, приняли водоросли, вместе с Полторасычем стали раскладывать их на гальке.
Санька и Пантелей отдыхали. Полторасычу было жарко, он расстегнул и вытащил из-за пояса рубашку. Ветерок отбрасывал ее, открывал грудь и бока. Никогда Пантелей не видал столько шрамов на одном человеке. Да такие рубцы, что жутко становится…
Поделиться бы с ним, посоветоваться. И если б знать, что он не потребует поскорее доложить пограничникам.
Пантелей залез на оранжевую глыбу, посидел на ней, перебрался на другую.
Олег нырял. Митя брезгливо собирал тонкие водоросли у берега.
Пантелей настолько продвинулся к обрыву, что мог осмотреть то место, где шпион встречался с радисткой.
Следов стало больше. Появились две новые шоколадные бумажки. Одна из них была свернута трубочкой и блестела — ее долго выглаживали пальцами. Специально так сделано или радистка волновалась и, сама того не замечая, свертывала бумажку?
Знак, выложенный из камней, не изменился. Не зря все это. Надо понимать, что сигнализируют: все в порядке, явка не завалена, встреча состоится. А то, что некоторые камни и сейчас отброшены, не положены в ряд, это маскировка: посторонний должен принять все это за пляжное баловство.
Где же рация стояла? Рация — металлический ящичек. Небольшой, непременно на транзисторах. Все равно должен след оставить — четкий след от углов. Нету их. Или что-нибудь подстилали? Или радистка держала рацию на коленях? Или даже из рюкзака не доставала? Ведь в чем-то ее принесли?
А каким все-таки путем радистка пришла сюда? Скорее всего между лагерем и погранзаставой. Все тропки, проходящие по этому направлению, надо изучить. И следы поискать. Если удастся установить, где и когда радистка проходит, то можно будет сначала взять ее. С нею и в одиночку можно справиться. Вторым шпиона брать. Кого-либо на подмогу позвать. Или лагерь по тревоге на ноги поставить. Или к пограничникам обратиться.
План прост и доступен. Надо действовать…
Водорослей «накосили» — на два праздника хватит. Принесли их и оставили досыхать под навесом, возле синего домика плаврука.
В тот день и второе море было — после тихого часа и полдника снова ходили на пляж. Накупались вволю. Когда вернулись в лагерь, Валерий Васильевич назначил тренировку футбольной команды. Митя сказал, что притомился, и попросил освободить его от тренировки.
— Перекупался ты, — сказал Валерий Васильевич. — Иди на отрядное место, отдохни там, в тенечке.
Митя ушел со спортплощадки и, немного погодя, вернулся, кивнув Пантелею, будто хотел что-то сказать ему.
— Чего ты?
— Ничего, я так, — тихо ответил Митя и махнул рукой, точно попрощался.
Пантелей не придал всему этому значения: перекупался, вот и киснет, сильнее по маме тоскует. Нечего волноваться — отсидит часок в тени, очухается. А вот самому как бы рвануть в разведку? На усталость не сошлешься: вожатый не поверит. Да и по какой-нибудь другой причине не отпросишься: Олег решит, что Пантелей с Митей затевают тайное, и кинется по следу.
В разгар тренировки Валерия Васильевна привела пацанов из шестого отряда и попросила Валерия Васильевича заняться с ними. В порядке шефства над младшими. Валерий Васильевич сиял. Тоже нашел радостное дело — тренировать команду, с которой придется играть на первенство лагеря! Вожатый услал своих ребят на снаряды — мышцы подкачать, а мяч отдал футболистам шестого. Они играли, а Валерий Васильевич объяснял Валерии Васильевне, как строить командную игру.
«Вот бы сейчас и уйти!» — подумал Пантелей.
К счастью, Санька в этот момент отвлек Олега Забрускина. Увел его в сторону, стал уговаривать. Олег сначала усмехался, отнекивался, а потом сплюнул и удрал с Санькой.
12
Эта тропа откуда-то издалека прибегала и куда-то далеко убегала. И все вдоль моря. Она пересекала и тот лесной мысок, что скатывался к обрыву и нависал над стадом каменных «моржей». Тропа была хорошо протоптана: по ней много ходили и не давали зарастать травой. Кто-то позаботился о том, чтобы прохожему не мешали кусты и нижние ветки деревьев. И ветки и кусты были срублены. На деревьях остались короткие аккуратные сучки, на тропе — едва заметные пеньки.
Тому, кто идет к морю, этой тропы не миновать. Значит, и радистка, выходя на явку, должна пересекать тропу.
Останавливаясь чуть ли не после каждого шага, Пантелей пошел по тропе. Он наклонялся, всматриваясь в бугорки и выбоины, обшаривая глазами кустики сухой травы, ветки и листву на них.
Справа и слева была плотная зелень. И ничего подозрительного, ничего такого, что наводило бы на след чужака.
Иногда листва расступалась, образуя застекленные синим окошки. Чудилось, что море за лесом поднялось стеной почти до неба. А вот если спуститься на пляж и взглянуть на море оттуда, оно опрокинется и из синего станет зеленым, особенно вблизи.
Окошки окошками, но не в них же пролезает радистка. Не по воздуху же проносится она? Смотришь так, что глазам больно, — ни одной стежки, которая соскользала бы к обрыву. Ни одной! И в сторону гор — ни одной прогалинки. Неужели радистка не оставила даже самого слабого следика на пути к засаде? Должна была оставить! И его надо обнаружить!
Следопыт-охотник или пограничник обязательно что-нибудь обнаружил бы, отыскал бы что-нибудь стоящее, заметил бы, что тут не так, что изменилось за последнее время.
Хорошо еще, что учителя — ботаник и географ — не видят, в какое положение ты попал. Небось, заупрекали бы: «Не учился, Кондрашин, не слушал наших объяснений, не вникал в дополнительные материалы! Все проходил от сих до сих, чтобы не переучиться. А теперь пожинаешь плоды собственного нерадения. А ведь мы говорили, предупреждали!»
