Карл Векен - Аннемари и капитан
Вообще-то кошки не злые. И птиц они не со зла едят, просто это у них инстинкт такой. Так говорит наша учительница фрейлейн Никлас. Но человек ведь может многое изменить, если как следует вникнет и правильно возьмётся за дело. Теперь такого добиваются, что и поверить трудно. Вот я и думаю: почему же тогда нельзя отучить небольшого кота охотиться на птиц? А если очень постараться? Только отучать надо, конечно, с детства.
Я знаете как зверей люблю! Наша учительница даже говорит, что я наверняка стану ветеринаром или директором зоопарка. Конечно, если буду внимательно слушать на уроках и подтянусь по математике. А как я могу внимательно слушать, если всё время думаю про моего пса Гоппи, про козлёнка Рогатку, про кота Мурлыку и про сорок восемь рыбок в аквариуме. А ещё у меня есть кенар, его зовут Яшка. Моя мать тоже очень любит животных. Двор у нас перед домом маленький, но у неё там разгуливают шесть кур и петух. Все они меня знают. А недавно она ещё привела из деревни от тёти Лены белого козлёнка. Ну я и обрадовался! И вся наша улица радуется, когда я вывожу его гулять на красном поводке.
С моим Мурлыкой я познакомился весной, когда наш класс пошёл на экскурсию. Гроза только прошла. Мы с Фрицем, конечно, тащились позади всех. Я собирал насекомых, а Фриц — растения. За нами шёл ещё только Гансик Габерман — «Замыкающий». Мы его так зовем, потому что он всегда в хвосте плетётся. Он у нас вечно уж что-нибудь да жуёт — то бутерброд, то грушу, то яблоко, то кусок пирога. Иногда даже на уроке лезет за чем-нибудь таким в парту. Он у нас самый толстый. Ну так вот. Только я поймал бабочку лимонницу, вдруг вижу: впереди все остановились. Фрейлейн Никлас приложила палец к губам, и все прислушиваются. Мы с Фрицем давай догонять. Даже Гансик прибавил ходу. Слышим — две птички жалобно так пищат. Дрозды!
— Плачут, — говорю я шёпотом.
— Сбрендил, — замечает Гансик, швырнув огрызок яблока. — Птицы не плачут!
— Нет, плачут, — шёпотом говорит Аннемари, сердито взглянув на Гансика.
— А теперь ругаются, — говорю я, — да ещё как!
— Ты что, маленько того? — спрашивает Гансик, постучав себя пальцем по лбу, и впивается зубами в сочную грушу.
Мы, стараясь не рассмеяться, подкрадываемся к тому месту, откуда доносится птичий щебет. Глядим — два дрозда скачут по нижней ветке дерева. Голосят вовсю! А под ними, на земле, гнездо с птенцами. Его во время грозы ветром сдуло. И тут мы увидели самое страшное. Чёрный кот, красавец, подросткового возраста, подкрадывается к испуганно попискивающим птенцам. Они просто отданы ему на растерзание.
— Сейчас сожрёт их, — шепчет Гансик.
— А ты бы сам небось не прочь их сожрать, — отвечает Аннемари, ткнув его кулаком в бок.
Чёрный мурлыка уже нас заметил. Застыл на месте и поглядывает то на птенцов, то на их кричащих родителей, то на нас. Кое-кто из наших ребят вооружился палками и камнями, но учительница говорит:
— Погодите минутку! Не двигайтесь. Посмотрим, как поведёт себя кошка.
А я все думаю: «Ох и красив же ты, Мурлыка! Вот бы заполучить тебя домой. Уж я б тебя отучил есть птиц!»
— Можно, я с ним поговорю? — спросил я.
Гансик прыснул со смеху и опять впился в грушу.
— А ты что думаешь, звери не понимают? — шёпотом говорит Аннемари. — Этот кот поспособнее тебя. Сколько раз тебе говорили, чтобы ты не жевал на уроках, а ты никак не усвоишь!
Гансик слегка смутился, но всё жует свою грушу. Я поскорее снял кусок колбасы с моего бутерброда:
— Проголодался, Мурлыка! — Я показал ему колбасу.
Кот поглядел на птенцов, на колбасу и отступил назад. Потом сделал лёгкий прыжок в сторону и, застыв на месте, уставился на колбасу. Я поманил его и придвинулся чуть поближе. Он подпустил меня к себе и быстро подхватил кусочек колбасы, который я ему бросил.
Ай да Мурлыка! На чёрной груди белая звёздочка. Не то чтобы котёнок, но и котом тоже не назовёшь. Тут он осторожно подошёл ко мне и мяукнул. Я дал ему ещё кусочек колбасы, погладил. Он поднял хвост, выгнул спину и потёрся о мою ногу. Остаток колбасы он съел у меня с ладони. Тогда я взял его на руки. На лапах — белые тапочки. Милейший котяга!
— Пойдёшь со мной, Мурлыка? — спросил я и тут же решил взять его домой. Может, он ничей!
Я подошёл с ним к фрейлейн Никлас. Весь класс ликовал. А когда я поставил его на землю, он сел рядом со мной и никуда больше не пошёл.
— Теперь давайте позаботимся о птенцах, — сказала Аннемари. — Только их нельзя трогать, а то к ним родители не прилетят. У кого есть чистый платок?
Она пожертвовала свою круглую корзиночку для завтрака. Мы положили в неё гнездо, а Фриц влез на дерево и крепко привязал её к ветке.
Родители птенцов боязливо наблюдали за нами. И Мурлыка тоже наблюдал. Глаза у него так и сверкали. Я на всякий случай взял его на руки. Мы стояли и ждали, когда прилетят дрозды кормить птенцов. И они прилетели. Они громко щебетали от радости. И мы все тоже очень радовались. Так, радостные, и пошли дальше.
Недалеко от этого дерева стоял какой-то дом. Я показал там Мурлыку и спросил, чей он.
— Это наш котенок, — сказала женщина.
— А-а-а, — сказал я и поставил Мурлыку на землю. Он мяукнул и остался сидеть рядом со мной.
— Ты ему понравился, — рассмеялась женщина.
— Он мне тоже, — грустно сказал я.
— Может, хочешь взять его себе?
— Если разрешаете, конечно, возьму, — обрадовался я.
— Ладно, бери, у нас ещё три кошки.
Мы с Мурлыкой двинулись в путь.
Я посадил его в мою спортивную сумку. Аннемари тоже хотелось понести её хоть немного, и я ей позволил.
Теперь Мурлыка мой, только вот что дальше будет? Отец наверняка не придёт в восторг, если я заявлюсь домой с котом.
Тогда я его просто спрячу! А потом уж как-нибудь всё уладится.
По дороге домой сердце у меня так и колотилось. Только бы Мурлыка не вылез из сумки, пока я найду ему убежище!
Отец встретил меня словами:
— Вот видишь, мышеловка тоже прекрасно ловит мышей! А на птиц она не охотится!
«Бедный Мурлыка, — подумал я, — вот как нас тут приветствуют! Хорошо ещё, отец ничего про тебя не знает!» Я отогнал Гоппи — тот с любопытством обнюхивал сумку и весело лаял.
Отец дал мне мышь, чтобы я выбросил её на помойку. Но я спустился в подвал, выпустил Мурлыку из сумки и дал ему мышь.
— Так-то, Мурлыка, — сказал я. — Вот если бы мы пообещали отцу ловить одних только мышей, всё бы было в порядке. Но сперва ещё надо тебя приучить не есть птиц. (Мурлыка умыл лапой нос.) Ладно, привыкнешь мышей ловить! Будем тебя воспитывать. Если детей не воспитывать, они тоже невесть что вытворяют.
Гоппи, конечно, давно уже лаял под дверью. Он сразу смекнул, в чём дело. Он вообще-то очень любит кошек, но не раз получал от них по носу — кошки его не понимают.
Я открыл дверь и позвал Гоппи. Он тут же бросился к Мурлыке — хотел поздороваться, но тот выгнул спину и сердито зафыркал. Я взял его на руки и стал гладить. Он боязливо поглядывал на Гоппи, а тот обнюхивал его и был вне себя от радости. Ему так хотелось поиграть с котом! Потом мы оставили Мурлыку одного — надо было сперва всё объяснить Гоппи. А ещё я хотел зайти к Фрицу — попросить его помочь мне прятать Мурлыку. По дороге я рассказал Гоппи всё. Он наверняка меня понял.
Фриц тут же загорелся:
— Ясное дело, не дадим его выгнать! Где ещё найдёшь такую классную кошку? Только, чур, он и у меня гостить будет. Хоть иногда!
Я пообещал ему прямо послезавтра принести к ним Мурлыку на весь день и на всю ночь. Пока мы в школе, пусть с ним играет его сестрёнка Грета. Ей всего пять лет, но зверей она очень любит. Мы обо всём договорились, потом ещё немного погоняли вместе с Гоппи, а потом я пошёл домой.
За ужином я всё думал — сказать или не говорить? Был подходящий момент — мать рассказывала про мышей. Они, мол, уже добрались до куриного корма.
— А если бы я принёс кота? — начал я. — Роскошного, чёрного, с белой звездой на груди и в белых тапочках?
Затаив дыхание я ждал ответа.
— А если бы ты принёс четвёрку по математике? — сказал отец.
Опять он за своё. Словно тройка вообще не отметка. И почему это родителям непременно нужны примерные детки?
— Четвёрку? — сказал я. — А ты думаешь, дроби — это легко? Вон у Гансика Габермана вообще двойка!
— Так-так. Значит, у Гансика Габермана двойка. А у твоего друга Фрица? У него, если не ошибаюсь, пятёрка.
Я ничего больше не сказал. Иногда с моим отцом вообще трудно найти общий язык. Но он-то сказал ещё вот что:
— Чёрная там или зеленая, в жёлтых тапочках или босиком, а мы обойдёмся и без кошек. Наших мышей мы уж как-нибудь сами поймаем — мышеловкой.
И как нарочно, в это мгновение в передней щёлкнула мышеловка. Хлоп!
